Со своим будущим мужем Николаем Гумилевым Ахматова была знакома еще с гимназических лет. Ей было 14, ему 17 лет. Знакомство переросло в сильное чувство у Ромео, а Джульетта Царского села осталась к нему холодна. Гумилев казался ей некрасивым, долговязым подростком. Его ухаживания она называла "притязаниями", и игнороровала их семь лет.
25 апреля 1910 года в Никольской слободке под Киевом, в Никольской церкви они обвенчались. В свадебное путешествие новобрачные отправились в Париж.
В синеватом Париж тумане,
И наверно, опять Модильяни
Незаметно бродит за мной.
У него печальное свойство
Даже в сон мой вносить расстройство
И быть многих бедствий виной.
Анна Ахматова. Весна 1911 г., Париж
В ту пору Модильяни был не известен, как и она сама. Позже Ахматова вспоминала, что в их первую встречу Модильяни был одет очень ярко и аляповато, в желтые вельветовые брюки и яркую, такого же цвета, куртку. Вид у него был довольно нелепый, но художник смог так изящно преподать себя, что показался ей элегантным красавцем, одетым по последней парижской моде. В своих воспоминаниях, Анна Андреевна назвала свое тогдашнее мироощущение "предрассветным часом". Так она назвала свою потическую юность - любовь, первые стихи, предощущение славы.
Вероятно, мы оба не понимали одну существенную вещь: все, что происходило, было для нас обоих предысторией нашей жизни: его - очень короткой, моей - очень длинной. Дыхание искусства еще не обуглило, не преобразило эти два существования, это должен был быть светлый, легкий предрассветный час. Но будущее, которое, как известно, бросает свою тень задолго перед тем, как войти, стучало в окно, пряталось за фонарями, пересекало сны и пугало страшным бодлеровским Парижем, который притаился где-то рядом. И все божественное в Модильяни только искрилось сквозь какой-то мрак. Он был совсем не похож ни на кого на свете. Голос его как-то навсегда остался в памяти. Я знала его нищим, и было непонятно, чем он живет. Как художник он не имел и тени признания.
Юная поэтесса покорила молодого художника, который попросил написать её портрет. Так началась история их короткой любви.
Ахматова открывала мир полный жизни, и так же легко вплетала его в свои стихи:
Жарко веет ветер душный,
Солнце руки обожгло,
Надо мною свод воздушный,
Словно синее стекло;
Сухо пахнут иммортели
В разметавшейся косе.
На стволе корявой ели
Муравьиное шоссе.
Пруд лениво серебрится,
Жизнь по новому легка…
Кто сегодня мне приснится
В пёстрой сетке гамака?
Анна Ахматова писала о нем: "Он казался мне окруженным плотным кольцом одиночества. Не помню, чтобы он с кем-нибудь раскланивался в Люксембургском саду или в Латинском квартале, где все более или менее знали друг друга. Я не слышала от него ни одного имени знакомого, друга или художника, и я не слышала от него ни одной шутки. Я ни разу не видела его пьяным, и от него не пахло вином. Очевидно, он стал пить позже, но гашиш уже как-то фигурировал в его рассказах. Очевидной подруги жизни у него тогда не было. Он никогда не рассказывал новелл о предыдущей влюбленности (что, увы, делают все). Со мной он не говорил ни о чем земном. Он был учтив, но это было не следствием домашнего воспитания, а высоты его духа."
Свадебное путешествие подошло к концу. Молодожены вернулись в Петербург, и вскоре Гумилёв отправился на полгода в в Африку. Соломенную вдову Ахматову (так ее называли из-за поездки мужа) закидывал письмами Модильяни, признаваясь в любви и умоляя хотя бы о встрече.
Крупная ссора Анны сГумилевым после его возвращения приблизила встречу влюбленных: она сбежала в Париж. Амадео был худ, бледен, он пристрастился к вину, и не только. Ее Амадео будто постарел сразу на много лет. Однако это не помешало Ахматовой провести вместе три месяца. Модильяни был члишком беден, и не мог сводить Анну куда-либо, поэтому они просто гуляли по парижским улицам.
В 1911 году Модильяни подарил Ахматовой шестнадцать рисунков.
Рисовал он меня не с натуры, а у себя дома, - эти рисунки дарил мне. Их было шестнадцать. Он просил, чтобы я их окантовала и повесила в моей комнате. Они погибли в царскосельском доме в первые годы Революции. Уцелел тот, в котором меньше, чем в остальных, предчувствуются его будущие "ню"...
Некоторые исследователи насчитывают до 150 работ художника, в которых видится портретное сходство с Ахматовой. В России сохранился только один рисунок из подаренных ей Модильяни.
Она называла его своим портретом и очень им дорожила: «О каком наследстве можно говорить? Взять под мышку рисунок Моди и уйти», — говорила она А. Найману по поводу своего завещания.
Через три месяца Ахматовой пришлось вернуться к мужу в Россию. Влюблённые расстались навсегда. Модильяни вскоре увлёкся французской художницей Жанной Эбютерн, родившей ему дочь.
Вскоре Эбютерн поняла, что снова беременна. Модильяни тяжело болел, но не но словно не верил в болезнь, не мог ее принять. Слабость, удушающий кашель и обмороки оставались за пределами духовного мира Модильяни, где-то там, с телесной оболочкой. Несмотря ни на что, он продолжал творить, посещать бары и ввязываться в стычки. И совсем не удивительно, что туберкулез прогрессировал с поразительной скоростью… 24 января 1920 года он умер.
Говорят, что перед самой смертью Модильяни предложил Жанне (с которой даже ненашел времени обручиться) присоединиться к нему в другом мире. Обезумевшая от горя Эбютерн покончила с собой, выбросившись из окна родительского дома. Она была на 9 месяце беременности.
