В его карьере были взлеты и падения, но по прошествии более полувека он все еще продолжает творить. Журнал Classic Rock поговорил с вокалистом Judas Priest Робом Халфордом о работе в одной из величайших металлических групп и жизни за ее пределами.
Во дворе дома Роба Халфорда в Фениксе, штат Аризона, растет кактус, ствол которого раздвоился и принял форму «рокерской козы». Растение часто появляется на снимках в инстаграмме фронтмена Judas Priest, и одним своим видом поднимает настроение посетителей страницы. Несмотря на 69-летний возраст Халфорд активно присутствует в соцсетях, чего не скажешь про многих других заслуженных рок-ветеранов. Свежие фотографии, на которых он позирует в сапогах на высоком каблуке с шипами, инкрустированными бриллиантами, появляются вперемешку с фотографиями молодого Халфорда в винтажном спортивном костюме конца 70-х годов, прислонившегося к потрепанному 12-скоростному велосипеду рядом со своим старым домом в Уолсолле. Ну и, конечно, там есть снимки с кошечками. Множество снимков кошечек.
Однако, вернемся к кактусу. Он растет во дворе Халфорда с тех самых пор, как он в 1986 году переехал в Феникс из Уэст-Мидлендса. В то время это был дикий куст в пустыне, гордый и прямой, пусть и совсем не осведомленный в тонких вопросах хэви-метал. Но за минувшие десятилетия у него постепенно отросла пара отдельных, указывающих прямо в небо побегов-пальцев, расположившихся в полуметре друг от друга.
«Это мой металлический ответ вечно зеленым пальцам Перси Троуэра», — говорит Халфорд, несомненно, единственный исполнитель в стиле хэви-метал, который не стесняясь упоминает давно усопшего британского телеведущего программы про домашнее садоводство. — «Этот кактус приобрел такую форму постепенно. Думаю, это я оказываю такой эффект — я все превращаю в метал».
Халфорд и его товарищи по группе уже 50 лет превращают в метал все, к чему прикасаются. Ведь Led Zeppelin и Black Sabbath только заложили основы жанра, а уже «присты» придали ему узнаваемый образ и окончательную форму. В результате внутри каждого из наследников — от Metallica до Mötley Crüe — есть их музыкальная ДНК, а любой, кто появлялся перед камерой или выходил на сцену облаченным в кожу и заклепки, незамедлительно подвергался сравнению с оригиналом в лице Judas Priest.
Группа отмечает свой золотой юбилей серией концертов во второй половине этого года, в том числе выступлением в качестве хедлайнера на фестивале Bloodstock в Великобритании. Перед музыкантами стоит еще одна важная задача — записать следующий альбом, который окажется не хуже великолепного Firepower 2018 года. При этом Халфорду строго-настрого запрещено делиться любой информацией относительно будущего релиза.
Но нам есть, о чем поговорить и без этого, в первую очередь, об эпической 50-летней карьере Judas Priest. «Мы как будто состояли из сплошных приключений», — говорит Халфорд, общаясь со мной через Zoom из дома, в котором он живет со своим 30-летним партнером Томасом Пенсом. — «Но вы никогда не вырастете как группа, если собрались вместе, чтобы просто от души посмеяться. При это надо все-таки уметь от души посмеяться, потому что любому музыканту неизбежно предстоит пройти через трудный жизненный опыт и перемены, как хорошие, так и плохие».
До Judas Priest был Judas Priest. Этот священник околачивался в Бирмингеме в конце 60-х годов, и был совершенно не похож на того, который сменил его позже. Когда басист Иэн Хилл и гитарист К.К. Даунинг пригласили певца Эла Аткинса из первоначальной группы Judas Priest, чтобы присоединиться к их новой команде, скучно прозванной Freight, новый вокалист принес церковное имя с собой. Но все стало на свои места, только когда Хилл начал встречаться с сестрой Халфорда и услышал, как он поет. «Иэн говорит, что это была песня Эллы Фитцджеральд, Кен [К.К.] уверен, что Дорис Дэй», — рассказывает Халфорд. — «Я не могу вспомнить точно, что пел тогда, но определенно это не могла быть Дорис Дэй».
Твой папа вкалывал на местном металлургическом заводе. Рассматривался ли когда-нибудь вариант, что ты пойдешь по его стопам и тоже будешь работать там?
Думаю, вероятность этого была очень высокой. Так поступали все парни в Уэст-Мидлендсе — они шли работать туда, где работали их отцы. Будучи молодым пацаном, я несколько раз ходил на работу к папаше, и увидел достаточно, чтобы подумать: «Вот здесь я буду вынужден провести всю жизнь, пока не выйду на пенсию, и мне вручат золотые часы». Такая мотивация есть у многих музыкантов — они не хотят оказаться там, где работают их отцы.
В детстве ты любил играть на публику?
Да, я думаю, что все мы, певцы, такие. Готовы на все ради чужого внимания. Помню, как однажды в воскресный день, когда мне было пять или шесть лет, я залез в сумочку бабушки, нашел там ее косметику и заделался трансвеститом. Помню, бабушка вошла со словами: «Ой, какая милашка!» Я засиял от счастья, весь накрашенный румяной и подводкой для глаз, и выглядел как обдолбанная Дасти Спрингфилд. Это был отпад.
В подростковом возрасте ты пару лет играл в театре. Что тебя там привлекало?
Я был просто очарован всем, что связано с эскапизмом, побегом от реальности жизни. Я вырос в семье, где всегда работали телик или радио, всегда что-то происходило на заднем плане, шел фильм или играла музыка. Мне просто от природы была любопытна такая жизнь. И все еще остается интересна. Я хотел так жить.
Еще в течение нескольких недель ты проработал продавцом в книжном магазине для взрослых, который принадлежал твоему другу. В чем плюсы от работы в магазине, торгующем порно?
[Смеется] Можно незаметно подрочить, пока клиенты не видят… На самом деле там учишься легко читать людей — через несколько дней ты уже можешь сказать, за чем пришел посетитель, едва он появился в дверях: «этому надо что-нибудь со связыванием»; «этот любит посмотреть на большие сиськи».
Как это ни странно, история повторилась в моей жизни спустя несколько десятилетий. Я снимался в фильме «Высший пилотаж» [Халфорд играет там продавца магазина для взрослых]. Мы с [партнером по фильму] Микки Рурком снимаемся в этом секс-шопе в Санта-Монике, и он такой говорит: «Здесь ничего не поменялось». Я переспрашиваю: «Что ты имеешь в виду?» А он: «Я работал здесь, пока пытался найти работу в Голливуде». Я такой: «Похоже, у меня тоже есть, чего тебе рассказать».
Ты присоединился к Judas Priest в 1973 году. Удалось до этого увидеть их концерты с Элом Аткинсом?
У меня очень смутные воспоминания о моем первом визите на выступление группы в Бирмингемском кулинарном колледже. Думаю, к тому моменту они были вместе около трех недель, но молва про них уже гудела вовсю. На сцене они не представляли из себя ничего особенного, но обычно инстинктивно тянешься к чему-то, где чувствуешь большой потенциал. Так началась моя история с «пристами».
Дебютный альбом Rocka Rolla, вышел в 1974 году. Была в тот момент мысль: «Ну, вот оно, мы отправляемся в большой путь?»
О, да! Я жил вместе с родителями и помню, как почтальон постучал в дверь и вручил мне копию записи. Я такой: «Дзинь!» Если бы я тогда только знал.
Было ли тяжело в начале карьеры?
Мы ни гроша не получали от лейбла [Gull Records, выпустившего первые два альбома «пристов»]. Нам приходилось безостановочно колесить с концертами по всей стране, появилась довольно внушительная армия наших поклонников, и мы обращались к ним: «Почему бы вам слегка не поддержать нас? Нам достаточно по пятерке в неделю на брата. Это все, что нам нужно, чтобы бросить повседневную работу».
А мысли оставить музыку у тебя когда-нибудь возникали?
Ни разу. Даже когда мы с Иэном застряли на автобане в Германии в салоне сломавшегося гастрольного минивэна, а на улице было минус 30 по Цельсию. Парни ушли за помощью и растворились в снежной мгле, потому что они зашли поссать в какой-то местный клуб и зависли там, а мы с Иэном тем временем чуть не умерли от переохлаждения. Ребята вернулись в девять или десять утра, когда мы уже полностью покрылись инеем. Иэн выглядел как помесь Чубакки со снежным человеком и выдергивал из бороды сосульки. Но воспоминания о тяжелых моментах жизни обычно дороже всех остальных.
Между Sad Wings Of Destiny 1975 года и British Steel 1980 года Judas Priest выпустили несколько альбомов, которые могут поспорить с первыми шестью дисками Black Sabbath за звание лучшей серии релизов в истории музыки. С каждой новой пластинкой их звук становился все более отточенным — одновременно сложным и сокрушительным, мелодичным и драматичным. Еще более радикальной переработке подвергся имидж музыкантов. К моменту выхода Stained Class 1978 года исчезли длиннополые кафтаны, шляпы трилби и женские блузки, которые носили «присты» в начале карьеры. Их сменила кожа с заклепками, которая в равной степени олицетворяла неистовство банды мотоциклистов и шик закрытых садомазо-вечеринок.
Считается, что идея переодеться в кожу пришла в голову К.К. Даунингу. Ты же напротив всегда отрицал любые связи с гей-сценой или садомазо-эстетикой. Так и есть?
Клянусь. [Указывает на себя] Взгляни на это наивное личико парня из Уолсолла. Я никогда не видел связи между этими вещами. Я представления не имел обо всей этой грязи, распущенности и разврате. Мне бы хотелось тебе рассказать, как я однажды листал журнал «Плохие парни в бандаже» и внезапно воскликнул: «О, мне нравится, как выглядит этот чувак», но такого не было. Это был в чистом виде отчаянный эксперимент, просто желание посмотреть, как это сработает. Когда я надеваю свое концертную амуницию, что-то происходит. Это совершенно чудесное чувство. Ты полностью меняешься.
Raw Deal с альбома Sin After Sin стала первой в длинной череде твоих песен на тему секса: Evil Fantasies, Eat Me Alive, Jawbreaker, Pain And Pleasure… Люди порой забывают, насколько похотливой группой умеет быть Judas Priest.
Я думаю, ты излишне сконцентрировался на всего лишь нескольких из сотен песен, которые мы написали, но я понимаю, к чему ты клонишь. Raw Deal для меня как для автора стала очень примечательной песней. Люди иногда называют ее моим каминг-аутом, потому что в ней упоминается Файер Айленд [нью-йоркская гей-мекка]. Но ничего подобного не предполагалось. Это просто замечательно подобранный набор слов о месте, где ни тогда, ни даже сейчас я не побывал. Но да, в некоторых из этих песен есть сексуальный подтекст. Потому что мы все созданы для секса. Вы не можете вычеркнуть эти четыре буквы из своей жизни.
С другой стороны у тебя есть такие треки, как Last Rose Of Summer из Sin After Sin или Before The Dawn из Killing Machine, которые являются стопроцентными песнями о любви.
Before The Dawn имеет некоторое отношение к парню, которого я повстречал здесь, в Америке. Юношеская любовь, первые серьезные отношения, и все такое… Но лишь немногие из написанных мною песен связаны с реальными людьми. Out In The Cold [из альбома Turbo 1986 года] была одной из них. Там речь шла о Брэде [бывшем парне Халфорда, который покончил жизнь самоубийством в 1986 году]. А Turbo Lover, вероятно, имеет отношение к баням, в которые я частенько ходил в свое время.
Многие группы на этом этапе карьеры перебрались бы в Лондон, чтобы дать себе шанс, но вы оставались в Уэст-Мидлендсе.
Мы думали, что лондонская сцена не примет ни нашу группу, ни ее музыку. Они смотрели на нас сверху вниз. В некоторых из ранних рецензий на наши альбомы звучало классическое «ребята, на всякий случай не увольняйтесь со своей повседневной работы». Но для нас это было своего рода стимулом.
С какими группами вы тогда тусовались? Кто из рок-звезд был твоим приятелем?
[Смеется] У меня ничего этого не было. Может быть, потому, что я был настолько не в себе, что просто не помню, с кем разговаривал. Я каждый вечер проводил в пабе. Но учтите, это все-таки был Уэст-Мидлендс, там действительно происходит не так уж много интересного.
Пластинка British Steel в 1980 году стала большим шагом вперед для группы. Каково это было в то время играть в Judas Priest?
Это было особенное время. На создание всего этого альбома ушло ровно тридцать дней, если считать с того дня, как мы впервые вошли в студию, и до окончания мастеринга. И, конечно же, именно тогда имя Judas Priest стало в Великобритании нарицательным. Но с нашей стороны никогда не было намерения писать именно такие песни, которые принесут нам этот статус. Мы просто развлекались. Каждый день был прекрасен.
Пару лет спустя Screaming For Vengeance позволил Priest перейти на новый уровень, особенно в США. Тебе нравилась растущая популярность?
Мы очень, очень много работали в Америке, и благодаря этой тяжелой работе достигли той точки, в которой на нас обрушился успех. Но как только попадаешь туда, избавиться от происходящего вокруг уже невозможно. Нельзя просто взять и убрать ногу с педали газа. Мы давали по пять, шесть, семь концертов в неделю, преодолевая сотни километров за ночь, задавая повсюду жару.
Некоторые говорят, что «пристов» никогда не волновали их британские поклонники, что Америка значила для нас больше. Это не правда. Мы много сделали для продвижения британского хэви-метала в Америке. Но мы не могли уехать оттуда даже на полгода. Нам приходилось возвращаться туда снова и снова, чтобы не растерять импульс.
Ты знаешь выражение «денег на отъе….сь»? Оно означает, что ты заработал достаточно денег, чтобы послать подальше любого, кто просит тебя сделать что-то, чего тебе не хочется. Когда «присты» начали зарабатывать «деньги на отъе….сь»?
[Смеется] Положа руку на сердце, должен выразить сомнение, что мы вообще когда-либо могли сказать, что у нас есть «деньги на отъе….сь». Одним из самых лучших моментов в жизни для меня был день, когда я получил свой первый крупный гонорар и купил себе домик в Уолсолле, которым владею до сих пор. Я разом отдал за этот дом тридцать штук наличными. Тогда, наверное, я был ближе всего к тому, чтобы заявлять «отъе….сь, вот деньги». Это продолжалось недолго — до тех пор, пока не начали приходить счета из налоговой, и мне пришлось отдать половину всех заработанных денег.
Кстати, о твоем доме в Уолсолле. В Instagram есть фотография, на которой ты стоишь возле него, а рядом видна теплица. Похоже, у тебя там росла дурь.
Это все мой приятель Ник, с которым я жил до того, как купил этот дом. Он был агроманьяком. Однажды я был у него, и кое-чего учуял: «У-у-у, знакомый запах!» Думаю, он ходил туда по ночам и взращивал свои чудо-травы.
В 80-е годы для тебя начались тяжелые времена с наркотиками и алкоголем...
Для меня это была эпоха сложных комбинаций из выпивки, наркотиков, тяжелых отношений и необходимости скрывать свои сексуальные предпочтения. Это была не жизнь, а сплошной кусок дерьма. Просто я очень сильно увлекся кокаином. Это, как если бы ты всю жизнь пил пиво, а потом кто-то сказал: «Попробуй-ка Джонни Уокера». Так случилось и со мной: от выпивки через косяк к кокаину.
Ты когда-нибудь употреблял героин?
Не употреблял. Для меня это была запретная зона. Сама мысль о том, чтобы вставить иглу в руку — это табу.
Со стороны казалось, что эти проблемы никак не повлияли на группу. Ты нес свои проблемы на работу или оставлял их в домашних стенах?
Иногда приходиться скрывать такие вещи, как проблемы с выпивкой, проблемы с наркотиками или семейные проблемы. Но именно в такие моменты внутренние механизмы группы перестают работать. Поэтому так важно быть честными, открытыми и откровенными друг с другом, как бы порой это не было сложно. Ты не обязан тянуть всю эту ношу на своей спине, есть возможность поделиться грузом того, через что приходиться пройти. Это делает человека сильнее.
Ты вернулся к трезвому образу жизни в начале 1986 года. Но спустя всего несколько лет иск против группы подали семьи двух парней, которые якобы покончили с собой после прослушивания песни Stained Class.
Для нас это было что-то из ряда вон выходящее. Они попытались свалить вину на нас, и это было ужасно.
Были ли вы уверены в своей победе?
Нет. Поскольку мы знали про особенности американской судебной системы, мы знали, что в любой момент все могло пойти не по плану. Для нас это была неизведанная территория, все эти так называемые послания на подсознательном уровне и тому подобное.
Есть известная фотография, на которой вы четверо в костюмах сидите в суде. Кого ты видишь, когда смотришь на этот снимок сейчас?
Я вижу группу парней, которые абсолютно сбиты с толку, крайне рассержены, но очень решительны. Мы знали: чтобы добиться правды, от нас потребуется сделать все возможное и невозможное, поэтому мы внесли все необходимые коррективы в свой имидж и поведение — надели деловые костюмы, относились со всем уважением к суду и судье. Сторона обвинения попыталась нарисовать ужасный рок-н-ролльный образ жизни, который мы якобы вели, но перед судом предстали четыре умных британских джентльмена, которые знали, как вести себя в подобной ситуации, и как правильно себя преподнести.
В конце концов судья оправдал вас. Вы дружно вышли на улицу и принялись отмечать это событие?
Нет. Я сразу свалил подальше — в мексиканский Пуэрто-Валларта, потому что за нами охотилась пресса. Потом кто-то позвонил мне и сказал: «Судья полностью оправдал вас, дело закрыто и ушло в архив, все кончено». Но нет, мы не праздновали, просто вздохнули с облегчением. Но во всей этой круговерти окончательно потерялась трагическая смерть двух прекрасных парней. Вот самая большая печаль во всей этой истории.
Judas Priest вошли в 90-е полностью обновленной группой. Их первый альбом нового десятилетия Painkiller вернул почву, выбитую из-под ног успешным, но вызвавшим раскол в лагере поклонников диском Turbo 1986 года и недостаточно мощной пластинкой Ram It Down 1988 года. Но это были еще не все новости. Тур Painkiller закончился внезапно и травматично в тот день, когда Халфорд выехал на сцену на мотоцикле и врезался прямиком в стальную балку, которая выбила его из седла и отправила в нокаут. Авария ознаменовала конец очередной главы в истории Judas Priest. Вскоре после этого Халфорд начал сольную карьеру, а потом и вовсе решил уйти из группы.
Каково это – въехать на мотоцикле в стальную балку?
Я могу заново восстановить в памяти весь этот эпизод — от выхода из гримерки до неудачной попытки успеть на сцену до того, как закончилась запись нашего интро. Я кричу кому-то, чтобы кассету с записью поставили заново, впереди несколько ступенек вниз, я немного добавляю газу... и следующее, что я помню: кто-то тормошит меня, и это Гленн. Мне кстати до сих пор не восстановили хрящик в носу. Томасу тоже не мешало бы немного поработать над своим носом [смеется], чтобы он смог в нем ковыряться. Я ему как-то сказал: «Когда ты соберешься, мы пойдем вдвоем и сделаем это вместе».
Ты не играл в группе одиннадцать лет. Были ли тогда в голове мысли типа «Эти ребята мне не нужны, я справлюсь один», или ты скучал по ним?
Я начал тосковать по ним с самого начала. У меня никогда не было настроя «вот увидите! я вам всем покажу!» Помню, как разговаривал с парнями во время выхода альбома Turbo, и сказал им: «У меня возникла идея поработать на стороне». Они такие: «Да, мы и сами об этом подумываем. Только надо убедиться, что это не будет конфликтовать с графиком группы». В тот момент мы как бы дали друг другу «зеленый свет». Так что, как только я записал со своей группой Fight альбом War Of Words, сразу почувствовал: «Я готов возвращаться, давайте». Но на меня в тот момент работали люди, которые не сделали нужных вещей в плане общения, в итоге возвращения не произошло.
Слушал ли ты два альбома Judas Priest, которые группа записала с заменившим тебя Тимом «Риппер» Оуэнсом?
Нет, до сих пор не послушал. Это может прозвучать эгоистично, но поскольку там пою не я, то меня этот материал не привлекает. Наверное, я говорю как придурок, но мне это просто неинтересно. И это не из-за неуважения к Рипперу, ведь он мой друг.
Где вы с ним познакомились?
Когда группа приехала в Огайо, он пришел на концерт.
Было неловко?
Нисколько. Мы даже обнялись. Он большой поклонник «пристов», и когда мне представилась возможность вернуться, он сразу сказал: «Я только «за», это здорово. Я счастлив за группу и счастлив за Роба». Я с уважением отношусь к его таланту, он отличный певец.
Ты официально вернулся в Priest в 2003 году. Как прошла первая встреча с группой?
Я постоянно встречался с Иэном и несколько раз перекинулся парой фраз с Кеном и Гленном. Но в первый раз мы все вместе собрались в отеле Holiday Inn в кэмденском районе Суисс Коттедж, просто чтобы обсудить бизнес-план воссоединения, будущую запись и все такое. Все происходило в очень неформальной обстановке, но я зачем-то надел костюм. Билл [Кербишли, менеджер] такой спрашивает: «Чего это ты в костюме?» А я просто говорю: «Без понятия».
Пришлось ли какой-то из сторон приносить какие-либо извинения?
Ну, перед тем, как присоединиться к группе, я написал ребятам душевное письмо. Пошел, посидел в кафе в Сан-Диего и излил свою душу. В основном я описывал свои чувства, то, что я скучаю по «пристам» сильнее, чем могу выразить словами, и что, если бы у нас был хоть какой-то шанс снова работать вместе, я не раздумывая его использовал. Это было письмо на шести или семи страницах, и я знаю, что его прочитали все ребята, и этого оказалось достаточно. Но я не думаю, что когда-либо говорил что-то вроде: «О, я был непослушным мальчиком, простите меня». Я бы с удовольствием прочитал его еще раз. Думаю, оно до сих пор хранится где-то в офисе.
После воссоединения Халфорд и Judas Priest оказались в том месте карьеры, в котором они остановились 11 годами ранее. Четыре альбома, которые они выпустили с тех пор, варьируются от крепких (Angel Of Retribution 2005 года и Redeemer Of Souls 2014 года) до амбициозного (смелый, пусть и зашедший слишком далеко Nostradamus 2008 года) и впечатляющего своей гениальностью (Firepower, лучший альбом группы с момент их расцвета в 80-х).
Дорога не была идеально гладкой. Гитарист-основатель К.К. Даунинг покинул группу в 2011 году и его заменил Ричи Фолкнер (при этом отношения между «пристами» и Даунингом в лучшем случае можно назвать ровными). В 2018 году другой гитарист Гленн Типтон объявил, что отказывается от выступлений после того, как у него диагностировали болезнь Паркинсона, хотя он по-прежнему остается участником группы.
Сам Роб Халфорд держится молодцом, занимая уникальное положение одновременно Бога метала и пожилой иконы ЛГБТ-движения, при этом он остается главным амбассадором не только Judas Priest, но и всего хэви-метала.
Считаешь ли ты, что Priest получили то признание и уважение, которое заслуживали?
Да. И это прекрасно. Твоя музыка громко разносится по всему миру, и находит слушателей повсюду. И чувства, которые она у них вызывает, возвращаются к тебе в двойном размере. Это только укрепляет намерение продолжать летать по миру под флагом британского хэви-метала. В этой связи меня всегда забавляло, что «присты» получили название в честь песни Боба Дилана The Ballad Of Frankie Lee And Judas Priest.
Ты когда-нибудь встречался с ним?
Я как-то пересекся с ним буквально на три минуты, когда моя группа Fight давала концерт в Sony Studios. Один из сотрудников лейбла сказал: «Боб Дилан в соседней комнате. Хочешь с ним познакомиться?» Я говорю: [с энтузиазмом] «Да кто ж не хочет познакомиться с Диланом?!» И вот этот парень ведет меня в ту комнату. Там сидит Боб, а с ним тусуются пять или шесть цыпочек. И этот студийщик говорит: «Боб, вот тот, с кем я хотел тебя познакомить. Это Роб Халфорд, он из британской хэви-метал группы Judas Priest». И Боб такой: [копируя интонацию Дилана] «Хе-е-ей, что случилось? В чем дело?» А я говорю: «Привет, Боб, очень приятно познакомиться». И он в ответ: «Откуда ты?» Я отвечаю: «Из Бирмингема». А он такой: «Бирмингем?» [Пауза]. «Как там Оззи?..» И тут меня просто вывели из комнаты.
Тебя расстраивает, что Judas Priest до сих нет в Зале Славы Рок-н-ролла?
Меня это совсем не беспокоит.
Как обстоят дела с новым альбомом Priest?
Мы провели одну большую и реально плодотворную сессию, песни получились великолепными, они вышли прям по-настоящему естественными... Тут я должен перестать болтать, иначе наш менеджмент мне ноги потом переломает.
Похоже, ты по-прежнему получаешь море удовольствия от того, что играешь в Judas Priest.
В музыкальном плане меня группа полностью устраивает. Все, чего я хочу получать от музыки, исходит от нее. У меня нет потребности искать для себя чего-нибудь еще в другом месте. Этого мне сильно не хватало, когда я был вдали от группы.
Ты когда-нибудь оглядывался на карьеру «пристов» с мыслью: «Как, черт возьми, это все нам удалось?»
О, да. Метал был для нас совершенно новым опытом. Мы буквально все это придумывали по ходу дела. [Смеется] Мы понятия не имели, куда это все приведет.
Бокс-сет Judas Priest 50 Heavy Metal Years Of Music Ltd Edition на 42 CD выйдет 15 октября на лейбле Sony.
Текст: Дэйв Эверли. Перевод: Алексей Демин
Оригинал: Classic Rock 291 (август 2021)
