Трехметровый забор с колючей проволокой поверху казался Максу совершенно неприступным и тем сильнее было потрясение, когда он увидел, с какой лёгкостью старик взобрался по стальным прутьям, перекусил проволоку, накинул брезент поверх густо намазанного чем-то темным и вонючим края и махнул рукой юноше, приглашая последовать его примеру.
Макс покачал головой.
— Я не смогу, — прошептал он. — Вы с ума сошли? Слишком высоко!
— Ползи, — отрезал старик.
Тихий утробный рык из чащи по ту сторону периметра прозвучал настолько близко, что Макс похолодел.
— Кабан храпит во сне, — прошептал старик. — Если ты не поторопишься, он проснется и тогда нам будет куда сложнее.
— Ладно. — Макс взялся за два стальных прута и подтянулся, одновременно пытаясь помочь себе ногами.
Когда последний раз он лазил по заборам? Он живо представил себе, как неуклюже смотрелся бы на видео, если кто-то из знакомых ребят в эту секунду вдруг оказался рядом и вздумал записать его странный поступок. Впрочем, почему странный? — подумал Макс. Ради хайпа сейчас и не такое идут.
Через пару минут они бесшумно спустились на рыхлую землю — на заднем дворе темных, внушающих страх вольеров, затаившихся, но не спящих — в этом Макс был уверен абсолютно точно.
Человеческий город в этом месте словно утрачивал свою власть: и хотя буквально в нескольких метрах проходила дорога с припаркованными на обочинах автомобилями, изредка проскакивали тени прохожих, загорались и спустя некоторое время гасли окна окружающих домов, здесь же, освещаемый полной луной и мерцающими звездами мир невидимых животных, хоть и порабощенных человеком, рассаженных по клеткам и вольерам, все равно — жил своей особой и никому не ведомой жизнью.
Сердце Макса билось, будто он оказался в доисторическом лесу, полном опасностей и неизвестности.
— Что теперь? — сдавленно спросил он. — Вы никогда ничего не объясняете… и… и мне это не нравится. — Ему вдруг стало страшно и страх этот, иррациональный, какой-то отвратительно липкий завладел всем его существом. Даже когда он убегал от овчарки, бросившейся на него как-то по дороге в школу из приоткрытого подъезда, ему не было так страшно как сейчас.
— Увидишь, — коротко ответил старик, скатал брезент и вместе с ножницами сунул его в спортивную сумку. — Идем!
Макс попытался вспомнить, как выглядит зоопарк, но темные контуры вольеров, огромные, в два роста человека заросли и шумящие, исчезающие где-то в чернильной густоте неба кроны дубов и лип не складывались в сколь нибудь угадываемую картинку. Да и сколько лет прошло с тех пор как он был здесь последний раз — минимум шесть или семь, а то и больше.
Они миновали огороженную площадку для мусорных контейнеров, где Макс краем глаза успел заметить чей-то длинный хвост, мелькнувший в темноте. Старик шел не быстро, постоянно к чему-то прислушиваясь — и хотя он находился всего в полуметре от Макса, тот периодически будто бы терял его из виду, и тогда сердце парня начинало биться с удвоенной скоростью.
Он не хотел бы потеряться здесь в это время.
А потом раздался лай.
Сначала где-то вдалеке, но он быстро приближался. Собак было несколько и они определенно мчались к ним навстречу.
Макс почувствовал, как затряслись поджилки, дыхание перехватило от ужаса, а в глазах заплясали огоньки.
Он, конечно, сильно сглупил, когда полез за этим полоумным стариком. Конечно же, территория зоопарка охранялась собаками, он даже читал об этом на каком-то сайте, где шли споры, что будет, если какой-то шалопай перелезет забор, а бойцовые псы его загрызут. Кто понесет за это ответственность.
Инстинктивно Макс схватил старика за руку, но тот отдернул кисть, слегка присел, будто пытаясь таким образом спрятаться и застыл, всматриваясь в темноту.
Дрожа всем телом, Макс озирался по сторонам, пытаясь найти хоть какое-то укрытие, куда бы он мог быстро спрятаться. Но слева теперь находились вольеры с обезьянами, куда даже при желании он не смог бы проникнуть, хотя очень бы этого хотел. Макс рассмотрел картинку с изображением то ли шимпанзе, то ли гориллы и надпись с указателем, даже расслышал нечеловеческий смех, от которого побежал мороз по коже. Справа же, насколько он мог понять, располагались вольеры с носорогами, чуть поодаль, позади них — гигантский выгул для слонов и жирафов, примыкающий к такому же огромному вольеру.
Перед ними же теперь находилась полукруглая площадка с лучами расходившихся в стороны пешеходных дорожек, над которыми, словно застывшие часовые, поникли мерцающие фонари с вьющимися вокруг сонмами насекомых.
Лай собак приближался со зловещей необратимостью и все возрастающей злобой и теперь у Макса уже не осталось сомнений — в этот раз он попал серьезно. Хорошо, если отделается разодранной одеждой и укусами — возможно, к тому моменту, когда собаки будут рвать их на части, шум и лай привлекут внимание сторожа, если, конечно, он не спит мертвецки пьяным сном где-нибудь в теплой комнатке под мерное урчание Рен-Тв.
Бежать было поздно и ему не оставалось ничего как до боли в глазах вглядываться в дребезжащую черноту окружающего пространства.
Старик припал к земле — видимо от перепуга, — так решил Макс и тоже слегка присел, больше ничего не оставалось.
Однако, следующие несколько секунд навсегда остались в его памяти.
Свора огромных овчарок со вздыбленной шерстью вылетела на круглую площадку меж пустых скамеек. Сколько их было — Макс не успел посчитать. Может быть, пять или шесть.
Краем глаза он успел заметить, как у прутьев вольера с обезьянами застыла гигантская горилла с черным приплюснутым носом. Блестящие глаза следили за потасовкой с нескрываемым интересом. Рядом, буквально в метре от крупного самца, но уже в другой клетке — повиснув на длинных руках-конечностях, раскачиваясь из стороны в сторону и отчаянно горланя, скалили зубы две макаки, а дальше, дальше — он окинул взглядом просторные жилища обезьян и ужаснулся — все они толпились у прутьев, точно зрители какого-то жуткого театра, только в заточении были не животные, а двое мелких двуногих людей, жалких и бессильных против злой жестокой силы.
— У-ух-уа! У-ух-уа! — вокруг раздавались беспощадные гортанные голоса, дикие и страшные.
Макс почувствовал, как по щекам его льются слезы.
Он этого не заслужил! Да пропади оно все пропадом, он согласен на любую кашу, рисовую, манную, овсяную! — хоть до конца жизни, лишь бы избежать ужасающего финала, который точно финал жуткого сна, надвигался с неумолимой неотвратимостью.
Сон, это все сон! — шептал Макс, пятясь по асфальту от старика, вжавшегося в асфальт. — Этого не может быть, это какая-то дикость! Какой-то фильм!
Он ущипнул себя за ухо, что есть силы дернул за нос и взвыл от боли.
Его крик подхватили птицы с озера, располагавшегося за вольерами со слонами и теперь, кажется, весь зоопарк превратился в кипящий котел. Все они, все эти звери ждали развязки. Он жаждали мести. Они хотели крови.
ЕГО КРОВИ.
Макс понял это вдруг совершено отчетливо, будто бы небо вдруг прорезала ярчайшая вспышка молнии и осветила то, что до сих пор было ему непонятно.
Он привел тебя на заклание! — прошептал Макс и в этот миг он увидел, как собаки вдруг остановились, а старик, изогнувшись дугой, издал очень низкий, почти неслышный звук, от которого, тем не менее, у парня чуть не лопнули перепонки.
Псы, ощерившись, заскулили, попятились, будто натолкнувшись на какую-то неведомую преграду. Находясь в паре метров от старика, они могли бы сожрать того живьем, разорвать в клочья — но теперь их морды выглядели по меньшей мере удивленно. Если же присмотреться внимательнее, на дне их черных глянцевитых, слегка прищуренных глаз теперь можно было прочитать всю гамму ужаса.
Макс и сам почувствовал, как волосы на его затылке зашевелились. Он даже не понял сначала, что произошло — уши заложило, а к горлу подкатил невидимый комок тошноты, похожее ощущение он испытывал лишь однажды… очень давно… они отдыхали по путевку в Испании и решили заказать катер, чтобы поплавать в океане… там-то, под палящим солнцем, когда берег почти скрылся из виду и волна стала заметно крупнее, наглее, в темных-синей бездонной глубине Макс разглядел гигантский темный силуэт.
Он сидел на борту катера и бултыхал ногами в теплой воде, когда чудище медленно и неслышно проплыло прямо под ним, и Макс застыл, парализованный и завороженный.
Он не слышал последовавших несколько секунд спустя криков черного от загара капитана катера, шлепков босых ног родителей по борту, окрика брата — какого-то далекого и замедленного: «Ма-а-а-а-кс!!! Нооо-ооо-ги!»
И только когда сильные отцовские руки схватили его под мышки и опустили на твердую поверхность катера, время вернуло свой привычный ход. Его тут же вырвало обеденной пастой с креветками, потом еще раз — уже остатками апельсинового сока с пирожным. В голове все кружилось и мрачная тень, взгляд которой Макс перехватил в последнее мгновение перед тем как отец схватил его — эта тень взирала на него из бездонной глубины.
Тогда все решили, что его хватил солнечный удар и он не стал разубеждать родителей, но больше ни купаться, ни тем более сопровождать родителей и брата в морских экскурсиях он не желал.
Тень стала сопровождать его повсюду, являясь каждую ночь, сковывая дыхание и парализуя волю. Макс вскакивал с постели с криком, ощупывая себя с головы до ног и потом еще долго не мог уснуть, даже если мама сидела рядом и гладила его по голове. Давным давно была забыла поездка, никто и не думал связывать ее с причиной некоторых странностей в поведении ребенка. Детский психолог разводил руками и раз за разом говорил, мол, это очередной детский кризис, ничего страшного. Пройдет.
Но ОНО не проходило.
С обреченной безнадежностью Макс ждал того дня, когда давно забытая тень вновь проплывет мимо него и, наконец, вырвавшись из оков сна, в которые сама себя заточила и погребла, явит себя во всей ужасающей реальности.
И вот, кажется, это время пришло.
Макс поднялся с колен и встал во весь рост. Старик тоже выпрямился и повернулся к нему. На его губах играла странная полуулыбка — в глазах застыл тот самый холодный голубоватый блеск…
— Не может быть… — прошептал Макс. — Это же… сон!
— Сон? — покачал головой старик. — Это для тебя сон… для меня же… для меня это были годы мучений!
Собаки куда-то исчезли, беснующиеся обезьяны в клетках притихли и лишь огромная горилла, схватившись за толстые прутья, осталась стоять — она немного покачивалась и издавала жуткие воющие звуки.
Внезапно, появившийся невесть откуда, Макса ослепил яркий луч света. Он отшатнулся, на мгновение потеряв способность видеть — лишь победный оскал старика остался запечатлен на его сетчатке.
Потом луч света скакнул правее и Макс расслышал знакомый голос, произнесенный твердым, уверенным голосом.
— Номер четырнадцать? Рад тебя видеть! Смотрю, ты в добром здравии, в отличие от меня. — Голос немного помолчал и продолжил уже более жестко: — Я пришел, как ты хотел.
Макс поднял взгляд и увидел отца. Фигура мужчины в контровом свете прожекторов выглядела преувеличено зловещей, но какой-то неустойчивой, словно марионетка.
— Папа?.. — прошептал подросток, дрожа всем телом. — Но… откуда…
Старик медленно поднялся с асфальта, потер пыльные ладони одна о другую. Он словно бы что-то обдумывал, глядя прямо на фигуру, замершую метрах в пятнадцати.
— Это я позвонил, пока ты был без сознания. Нам есть о чем потолковать, не так ли… — старик не договорил и попятился, выставив руки перед собой.
В этот момент фигура отца, до того покачивающаяся из стороны в сторону словно он был пьян, медленно наклонилась, осела и с глухим звуком распласталась на асфальте.
Макс дернулся, вскочил, чтобы помочь, но тут же замер — позади упавшего человека в ярком зареве прожектора возникло грузное, разбухшее туловище, сотрясаемое приступами лихорадки. Огромные на выкате глаза сверкали ненавистью и злобой, а руки, точнее ручищи, зачерпывали воздух вокруг себя, словно чудище в обличье человека хотело этот воздух запихнуть внутрь себя. Одновременно оно распространяло такое зловоние, что животные по обе стороны разбегавшихся лучами дорожек вновь забеспокоились, а через несколько секунд у них началась натуральная истерика.
— Мартын?.. — только и смог произнести старик.