Круминьш с Петерсом спешили обрадовать Нагеля, что преступление раскрыто. В двух словах передав другу свой разговор с Минькой, Эдгарс, сияя, сказал другу:
— Ну, Иварс, видишь, дело за малым — тряхнуть эту самую Хильду. Наверняка она причастна. Дыма без огня не бывает!
Однако Нагель, к удивлению Эдгарса не разделил их с Петерсом общей радости: он стоял, скрестив худые руки на груди и смотрел на сыщиков с жалостью.
— Мне жаль разочаровывать тебя, дружище! — наконец молвил он Круминьшу. — Но этот дурень Минька просто передал тебе бабьи сказки. Здесь чуть что случись, во всем обвиняют знахарку. А как прихватит, или скажем, надо зуб заговорить… сразу к ней на поклон. Что до меня, я не верю, что Хильда убила малышку Иви, иначе сразу бы сказал тебе об этом!
Круминьш словно ища поддержки, посмотрел на помощника. Петерс пожал плечами и сказал неуверенно:
— Ну, это… надо хотя-бы глянуть, что за ведьма. У меня, вон, как раз ячмень на глазу — заодно и заговорит!
***
Чёрная Хильда посмотрела в закопченное окошко и вздохнула. Ей давно было ведомо, что они придут — плотный, пожилой мужчина и юноша, почти мальчик, чья горячая энергия ощущается задолго до его появления.
В дверь для порядка постучали, но почти тут же она, скрипнув, впустила гостей.
— Мир этому дому! — приветствовали хозяйку вошедшие.
— И Вам мир, люди добрые.
— Нам нужно выяснить кое-какие детали по делу малышки Иви. Ты ведь расскажешь, что тебе известно? — голос Круминьша был спокоен и твёрд. — Это простая формальность и займет ровно столько времени, сколько нужно, чтобы выпить кружку молока. Есть у тебя молоко?
— Молока нет. Но, может, господин следователь желает воды? — Хильда подошла к ведру и зачерпнув оттуда берестяным черпаком, предложила гостю.
Круминьш взял у неё из рук черпак и не отрывая глаз от лица хозяйки сделал несколько маленьких глоточков. — Хороша. Студёная! — Он улыбнулся, но черпак не отдал, а поставил подле себя на скамью.
Хильда стояла перед ним, равнодушно встретив его пронзительный взгляд.
— Нам стало известно, что некоторые жители деревни связывают смерть малышки Иветты с твоим именем. Как ты это можешь объяснить?
— Кто связывает? — улыбнувшись одними губами, спросила Хильда, а глаза её мгновенно стали черными.
— Неважно. Я сам не верю слухам, но мой долг доказать, что они не имеют под собой никакой почвы. — почти ласково сказал Эдгарс и кивнул Петерсу. Тот улыбнулся и мягко продолжил мысль своего патрона:
— Я уверен, тётенька, что все эти слухи распространяют завистники — их наверняка предостаточно, не так ли? Кстати, почему тебя называют Черная Хильда?
— Они называют меня… черная Хильда? Ну, что же! Это не самое плохое прозвище, не так ли! — она вдруг стала серьезной, и, как показалось обоим мужчинам, прибавила в росте. — Когда болеют их дети — они бегут ко мне. Падеж скота — опять ко мне. Мужья гуляют — Хильда, помоги… и вот за это я удосужилась такого высокого звания: "Чёрная Хильда"! — она опять засмеялась и лицо её стало некрасивым, если не сказать страшным.
— Так значит, правду люди говорят, ворожишь? — не дав ей опомниться, спросил Эдгарс.
Хильда вместо ответа удостоила его таким взглядом, что Круминьшу стало не по себе: засосало под ложечкой и заныла старая рана справа.
Но Андрис, похоже, не заметил, что Хильда злится и простодушно спросил:
— Сколько же ты обычно берешь за труды? Живешь небогато!
— Это не ваше дело! Что, господин ищейка, допили свою воду? Так оставьте меня в покое — мне все равно, что брешут про меня в деревне. Убирайтесь!
— Как бы не так, — вставая, сказал Круминьш. — Я имею полномочия даже арестовать тебя, если сочту нужным. Тебя посадят в яму, вместе со всяким отребьем. А чтобы этого не случилось, ты должна показать нам все, что мы захотим посмотреть.
Ведьма сникла и насупившись отвернулась к окну, где верхушки елей купались в заходящих лучах солнца:
— Ищите.
В хижину уже вползали вечерние сумерки. К своему изумлению, Андрис заметил, что фигура Хильды как бы сгорбилась и не смотря на то, что она пыталась отворачиваться, было видно, что с лицом её тоже произошла сильная перемена: нос вытянулся, щеки повисли, глаза запали. Вскоре перед ними вместо женщины сидела древняя старуха, тяжело и шумно дышавшая.
— Смотрите, Эдгарс! — не выдержал юноша и потряс шефа за рукав. — Что с ней сталось?
Круминьш как раз потрошил сундук — откладывая особо любопытные вещицы в сторону. Обернувшись, он на какое-то время потерял способность говорить. Вода, которую он выпил из берестяного черпачка, вдруг начала подступать к горлу, обжигая не хуже спирта.
— Какого чёрта — наконец выдавил он. — Кто это? Куда подевалась Хильда?
Андрис молча кивнул на старуху. — Это она и есть. Хильда.
— Ловко же она маскировалась. Я сначала не дал бы ей больше сорока! А сейчас, гляди-ко, вот-вот сейчас рассыпется! — заметил Эдгарс и обернувшись, нашел Андриса с остекленевшим взглядом — тот стоял, словно соляной столб.
Круминьш поводил ладонью перед его лицом, и, убедившись, что помощник остался недвижим, повернулся к старухе.
— Что за…
На месте ведьмы оказалась куча тряпья рассыпавшаяся с писком на тысячу маленьких, серых мышей. Старуха и правда "рассыпалась"!
Следователь пришел в себя не сразу. Сколько времени сидел он в хижине ведьмы, бог весть. Наконец, со стороны деревни послышался петушиный крик, затем ещё. Петерс пошевелился и ругнулся, расправляя затекшие руки и ноги. Эдгарс чувствовал себя так, словно видел сон, и сейчас этот сон продолжается, только вот проснуться не получается.
— Шеф, вы живы? — словно издалека донесся до него вопрос Петерса.
— Как будто. — собственный голос показался ему чужим. — Что будем делать, а? Нам не поверят. Что мы предъявим? Кучку этих серых тварей? Да и они разбежались…— Он с сожалением посмотрел на сундук — отобранные им любопытные вещицы исчезли.
— Не отчаивайтесь, шеф. Нас все-таки двое. Напишем отчёт.
Эдгарс прервал его, крепко схватив за плечо:
— Я никогда не испытывал такого позора, Андрис. Мы возвращаемся назад, дело закрыто.
На станции они случайно встретили доктора Митича с супругой.
— Как движется расследование, господин следователь? — спросила Клара.
— Зашло в тупик. — хмуро отмахнулся Круминьш. — Скажите, доктор, — обратился он к Митичу, — что Вы можете сказать о Хильде из Вайтере? Она здорова?
Доктор улыбнулся:
— Черная Хильда? О! Это мой конкурент, а не пациентка! Добрая половина деревенских и четверть селян лечатся у неё заговорами и травами. Понятное дело, что ничего о её состоянии сказать вам я не могу.
Обменявшись ещё раз любезностями с четой Митич, сыщики вернулись в город.
***
Минуло два года с небольшим с тех пор, как Эдгарс оставил службу и наслаждался заслуженным отдыхом в кругу семьи. Со временем к нему вернулся нормальный сон — он почти забыл и про Хильду и про малышку Иветту.
Однажды, в один из рождественских вечеров, когда вся семья собралась за столом, в окошко постучали. Дочки тотчас приникли к обледеневшему стеклу:
— Там какой-то мальчик! — сказала Эмма. Старшая, Эльза, разочарованно отошла от окна, потому что надеялась увидеть там сына булочника. — Да, сказала она. Какой-то маленький оборванец. Дадим ему кусок пирога в честь праздника?
Эдгарс мельком взглянул в окно, но этого было достаточно: он узнал эту маленькую фигурку, хоть ему и показалось, что мальчик подрос.
Сопровождаемый удивленными взглядами домашних, он ни слова не говоря, выскочил на улицу. Его одолело желание раз и навсегда покончить с этим. Даниэль Луремса мертв, следовательно, кто-то дурачит его, старика. Какой подлый розыгрыш!
Как он и ожидал, шельмец не стал дожидаться, пока Эдгарс поймает его. Смешавшись с толпой гуляющих, мальчишка свернул на городскую площадь.
Ничуть не смущаясь, что он странно смотрится в своих домашних туфлях, без шляпы и пальто, Круминьш спешил за призраком. Вот он зашел в костёл, где шла рождественская месса — теперь «Даниэлю» никуда не деться. Какая-то грязная цыганка вцепилась Круминьшу в полу домашнего бархатного сюртука. Отцепляя её крючковатые пальцы, Эдгарс сожалел, что не взял с собой монет.
— Пусти! Старая ведьма! — раздраженно бросил он старухе. — Та, засмеявшись, разжала пальцы, но было поздно: Эдгарс потерял мнимого покойника из виду.
— Нехорошо обижать стариков и детей! — услышал он звонкий голос. Молодая цыганка в пёстрой юбке, подперев бока, насмешливо смотрела на него. — Позолоти ручку, всю правду открою тебе, что было, что будет…
— Нет у меня денег! И мальчика я упустил! Из-за твоей противной бабки! — Эдгарс был сильно расстроен и разбит.
— Ничего странного, что упустил — ведь призрака поймать невозможно, пока он сам того не пожелает! И бабушка тут не виновата! — как будто речь шла о самых обыкновенных вещах, сказала цыганка. — Иди всё же сюда, погадаю — она сверкнула белыми, хищными зубками — деньги после принесёшь!
Эдгарс угрюмо покачал головой и повернул к дому. Он шёл по ярко освещенной газовыми фонарями улице, задевая подвыпивших гуляк, не обращая внимания на знакомых, которые с удивлением останавливались, завидев его. Его обуревали тревожные мысли: надо было бы потрясти и бабку, и молодуху — наверняка они в одной шайке с "призраком" но кто он, Круминьш, теперь? Отставной следователь? Пенсионер не имеет полномочий. Да и мотив не ясен.
Когда он вернулся домой, свет был погашен. У камина, в кресле-качалке, с книгой в руках задремала Айя. Круминьш поцеловал жену и она, очнувшись от сна, улыбнулась ему.
— Куда ты ходил? — спросила Айя. Эдгарс ничего не успел ответить — раздался оглушительный крик Эммочки.
Спустя несколько мгновений испуганные родители, а также разбуженная криком старшая сестра — стояли у кровати девочки.
— Кошмар привиделся, бывает — прижав голову дочери к груди, увещевала Айя. Не будем больше читать эти страшные сказки!
— Он занес надо мной кинжал! Он пронзил мне сердце! — всхлипывала девочка.
— Кто он?— Эдгарс сам почувствовал, как у него закололо слева.
— Злой Иго! Слуга ведьмы из сказки! Раз в четыре года ей нужна свежая кровь! — опять заплакала Эммочка.
Круминьша как кувалдой по голове стукнули.
— Где? Где эта сказка? — Он схватил с туалетного столика книгу, и стал искать нужную сказку, быстро перелистывая страницы. Жена и дочери смотрели на него с недоумением — Эмма даже перестала плакать.
«Сейчас невозможно сказать точно, отчего умерла Иветта — от потери крови, или от удара в сердце» — вспомнил он слова госпожи Митич.
Почему родители спешили похоронить Иви? Быть может, не хотели, чтобы правда о смерти дочери вышла наружу. Но зачем им покрывать убийцу? Ответ на этот вопрос Круминьш надеялся получить в детской сказке.
Ранним утром, не говоря никому ни слова, он отправился в село, а к полудню уже стоял на пороге костела, где как раз закончилась месса. Прихожан было немного, но среди них резко выделялась пожилая пара: сердитый мужчина с плотно сжатыми губами и бледная, болезненного вида женщина, не отрывавшая вышитого платочка от постоянно слезящихся глаз.
Оба были одеты в черное и выделялись на белом снегу, напоминая пару ворон. Подсадив свою даму в коляску, мужчина ловко вскочил на козлы рядом с кучером, и тот, натянув вожжи, направил лошадь по раскисшей дороге, ведущей в деревню.
— Кто эти люди? — поздоровавшись с подошедшим пастором, спросил Эдгарс. Ответ он уже знал, хотел лишь удостовериться.
— Это Михаэль и Сара Луремса — сообщил пастор. Круминьш кивнул.
— А где я могу видеть падре… маленький такой… сухонький.
Подняв глаза к небу, пастор перекрестился:
— Отец Густав оставил нас позапрошлым летом. Теперь я за него. Хотите посетить его могилу?
— Нет, нет… скажите, ведь у супругов Луремса есть дочь? Линда, кажется?
Пастор кивнул, но как-то не совсем уверенно.
— Она по-прежнему не ходит в церковь? Вы знаете почему? — Круминьш на мгновенье забыл, что он в отставке, и одернув себя, добавил, как можно мягче: — Видите ли, отец Густав рассказывал мне об этой семье.
Пастор кивнул, и сложив молитвенно руки, ответил:
— Бедняжка Линда очень больна. А что Вам рассказывал о ней отец Густав?
— Ничего… ничего.
Эдгарс пошёл прочь, рискуя промочить ноги, по той самой дороге, где несколько минут назад проехала, наматывая на колеса повозки грязный снег, чета Луремса. На дорогу ушло два часа — Эдгарс сильно промок и продрог на ветру, рискуя получить воспаление легких. В конце пути его ждало сильное разочарование:
Дом Нагеля был заколочен досками — скорее всего, Иварс уехал в город к кому-нибудь из своих детей. Круминьш, надеявшийся отдохнуть и обсохнуть, выругался и сел на крыльце, соображая, куда бы ему податься.
Здесь в деревне, все знали его как судебного следователя и приём, как правило, всегда был прохладным. Теперь он был в отставке, но вряд ли здесь кто-то об этом знал. Поразмыслив, он отправился к покосившейся хижине, стоявшей на полпути к лесу, вдали от другого жилья. «Двум смертям не бывать, а одной не миновать» — подумалось ему.
Чёрная Хильда была дома и, казалось, совсем не удивилась его приходу. Несмотря на то, что темнело рано, до вечера было далеко — в избе было светло, но ведьма не стремилась обмануть гостя моложавым внешним видом. Перед Круминьшем предстала старуха с полубезумным взором и впалыми щеками: ни дать, ни взять — баба-яга.
— Ну, здравствуй, мил человек! — прошамкала она. — Садись, раз пришел.
Эдгарс молча сел. Было слышно, как бурлит в котелке варево, распространяющее приятный, пряный запах — ведьма помешивала его время от времени. Она не торопилась начинать разговор, и Круминьш, откашлявшись, произнес:
— Здорово же ты нас тогда напугала. Не верю я в чертовщину-то. Не писать же в отчёте, что подозреваемая в убийстве (он сделал акцент на этом слове), превратилась в кучу тряпья, распавшись затем на сотню мышей! При том, что помощник мой, тем временем мало чем отличался от пня, на котором рубят дрова.
— Я, между прочим, никого не хотела напугать. А теперь и сама боюсь… Високосный год! — она отхлебнула из ковша варева и одобрительно кивнув, воззрилась на гостя. Круминьшу показалось, что глаза её прояснились.
— А кого тебе бояться-то? При чём здесь год вообще? — усмехнулся он. — Это тебя поди, все боятся. — он сделал паузу, ожидая ответа, но ведьма молчала, тогда Эдгарс неожиданно для себя выпалил:
— Зачем ты убила малышку Иви?
Старуха ответила не сразу. Она села напротив Эдгарса и положив перед собой коричневые руки, сцепила их в замок. Постепенно плечи её начали трястись, и Эдгарс с изумлением осознал, что Хильда смеется! Этого он никак не ожидал:
— Ты находишь это смешным? — крикнул он, стукнув кулаком по столу.
— Прости меня, прости. На меня иногда находит… — старуха вытерла слезящиеся от смеха глаза. Ты же, голубчик совсем НИЧЕГО не знаешь… ай-яй-яй… а такой важный, что я подумала... ох! — Она опять тихонько засмеялась, но Эдгарс еще раз стукнул по столу, на этот раз сильнее прежнего:
— Довольно! Или ты мне все сейчас сама расскажешь, или тебе придется сделать это в присутствии свидетелей и… палача.
Старуха смеяться перестала, но угрозы Круминьша не возымели на неё никакого воздействия. Как ни в чем ни бывало, она встала и пошла мешать своё зелье в котелке, не обращая боле на гостя ни малейшего внимания.
— Смерть моя так близко… — сказала она самой себе так тихо, что Круминьш едва разобрал слова — а этот пугает меня палачом… глупец.
— Послушай. Я дам тебе денег и провизии на год вперед — сказал Эдгарс почти ласково. — я никогда тебя не выдам, только скажи — зачем умерла Иветта?
— Придет время, сам все узнаешь! — прошептала старуха, не глядя на него. Она не первая, и не последняя… Ступай, я больше ничего не скажу.
И она затянула над паром не то старинную песню, не то певучее заклинание.
— Можешь ничего не говорить! Я и так всё знаю: а смерть к тебе придет в образе девятилетней девочки, если ты не убьешь её раньше! Так, ведь, Хильда?
Ведьма повернулась к нему, в глазах её мелькнуло удивление:
— Ну, раз ты все знаешь, к чему притворяться?…Кто тебе сказал? Уж не Иварс ли?
Услышав это имя, Эдгарс был потрясен: вот оно, недостающее звено цепи!
Он достал из-за пазухи страничку из книги сказок, и прочел:
«…и тогда ведьма, послала своего слугу Иго — он убил Агнес ударом кинжала, и собрав её кровь в сосуд, бросил Агнес в реку…» — У тебя был помощник. Это был Иварс! Потому он и сбежал!
Старуха села и сказала глухо: — Не сбежал… Впрочем… теперь все равно. Да, Иветта была одной из нас. До неё была Каролина, до Каролины — Анна. Теперь вот, Линда. Родители Линды знают правила — их дочь должна либо умереть, либо понести мою ношу. Я не боюсь умирать… устала от жизни.
— Каково это, пить человеческую кровь? — спросил Эдгарс, вспомнив бледный трупик Иветты.
— Так значит, знаешь все-все, да не всё! — Хильда взмахнула черной шалью, накинутой на плечи, и напомнила Эдгарсу черную птицу, ту, что он видел на кладбище, а затем в ночном кошмаре.
— Иви родилась в день Лиго, в високосный год. Она была обречена либо стать жертвой, либо занять моё место. Мать девочки из-зо всех сил пыталась вызвать преждевременные роды, но то, чему суждено, всё равно случится, таков закон! Иветта родилась в срок.
— А что, если бы её родители просто уехали бы из этих мест? Туда, где нет этого... гм... мракобесия?
— Уехать? Ха-ха! Это не под силу бедной крестьянской семье. Проще бросить ребёнка, чем землю. К тому же, жертва не испытывает страданий: она засыпает, и за ней спускаются ангелы. Родители, во всяком случае, верят в это.
Я лишь усыпляла девочку, а дальше родители оставляли её в лесу. Смерть сама находила её: когда в образе дикого зверя, когда змеи, а когда и лихого человека.
Уже мертвое сердце пронзалось ритуальным кинжалом, а потом тело девственницы приносилось в жертву Реке.
— Родители сами… — Круминьш не верил своим ушам.
— А что? Ты бы предпочел, чтобы твоя дочь стала изгоем? Чтобы все отвернулись от неё, а затем от вас? Как это случилось со мной — моя семья была разорена. Они отреклись от меня и покинули эти края.
— Но, похоже, родители Линды думают иначе? Они не водят дочь в церковь, почему?
— Ты сам знаешь ответ, Эдгарс. Они готовы на всё, лишь бы дочь была жива. — устало сказала Хильда.
— А что Нагель? Скоро вернется? — напоследок спросил Эдгарс.
— А ты не знаешь разве?! Оттуда, где он сейчас, не возвращаются… и я скоро отправлюсь за ним… прямо в ад… без него я всё одно не смогу проводить обряды — завершила Хильда.
— А кто же будет проводить их для твоей преемницы, Линды? — спросил Эдгарс.
— Будешь суп? Вкусный! Из ежа! — словно не расслышав, спросила Хильда, наливая в тарелку варево из котелка.
Круминьш встал и пошел к выходу. Он не верил, что Нагель мёртв, был уверен, что Хильда выгораживает его, чтобы тот избежал возмездия. Теперь он во чтобы то ни стало хотел разыскать Иварса и получить ответы на все свои вопросы.
В сенях он споткнулся и выругался. Под ногами у него оказался кружевной зонтик. Он видел точно такой, у пожилой фроляйн на старом кладбище! Это она сказала, что Даниель похоронен в общей могиле. Мгновенно его сразила догадка.
Он выскочил на улицу, и быстро, как мог, пошёл к дому Нагеля.
— Куда же ты? А как же ежовый суп? — крикнула Хильда ему вслед и хрипло захохотала.
Задыхаясь, Круминьш подошёл к дому бывшего друга. Сперва ему показалось, что он видит его самого, раскуривающего трубку на крыльце своего дома… но это было лишь погибшее дерево без листвы.
На крыльце валялась выструганная Иварсом свистулька. Подняв её, Эдвардс ещё более укрепился во мнении, что Даниэль жив. И что его готовят к новой роли. Новая ведьма, новый слуга. Новый Иго, пронзающий сердца несостоявшихся ведьмочек, приносящий их в жертву Реке...
Не без труда Круминьш отодрал доски, которыми была забита дверь, и вошел внутрь, почувствовав запах разложения. Присмотревшись, Эдгарс увидел страшную картину: за столом сидел хозяин — вернее то, что от него осталось. На столе стоял бочонок, все вокруг было в запекшейся крови, словно она хлынула у бедняги разом отовсюду. Одной рукой труп сжимал аптекарскую бутыль темного стекла, в другой руке виднелся какой-то свиток. Эдгарс, зажал нос платком, и стараясь не повредить тонкую бумагу, осторожно извлек свиток — там было всего две строчки, написанные красивым, знакомым Круминьшу по отчёту почерком:
«Диагноз: прогрессирующее психическое расстройство. Рекомендации: полный покой»
Бутыль вытащить из мертвой руки оказалось сложно, да и ни к чему: Эдгарс и сам знал окончание сказки:
«А потом явилась фея Снов, она смешала нектар семи трав и дала выпить Иго, пообещав покой. И сдержала обещание»
Круминьш узнал эту "фею" по почерку. Он уже видел его в медицинском отчёте. К тому же, он нашёл бутоньерку с её шляпы, она закатилась под стол. Положив её в карман, он ещё раз окинул взглядом страшную картину.
"Эх, старый друг!" — подумал Эдвардс с тоской. — "Почему не рассказал мне? Уж я бы постарался помочь..."
Круминьш всё пытался найти для друга оправдание. Ведь не он убивал девочек. Его рука наносила удар уже по мёртвым телам..."Всё равно! Виновен! Виновен!!! Эх, Иварс, старый ты дурак!" снова и снова думал Эдвардс, навсегда покидая дом Нагеля.
Иварса похоронили на том самом кладбище, где упокоились Анна, Каролина и Иветта.
Даниэля искали долго. Следили за Хильдой, но та была крайне осторожна. Наконец, мальчика обнаружили в пристройке при старой богадельне. В ней были свалены вещи тех, кто умер от эпидемии тифа, потому желающих зайти туда было крайне мало. Даниэль был очень худ и напуган.
Позже его усыновила семья богатого купца из Вильно — доктор Митич высказал мнение, что мальчик быстрее восстановится, если не будет видеть людей и дома, напоминающие ему о пережитом кошмаре. Семья Луремса не стала возражать: для них их сын давно умер, ведь Чёрная Хильда смогла всех убедить в его смерти.
О деле "ведьмы из Вайтере" доложили самому епископу и он постановил, что семья Луремса может остаться, если девочка примет крещение, и станет причащаться каждую неделю. За этим должен строго следить местный викарий. Семья Линды согласилась на эти условия.
Круминьш как-то встретил Клару в Старом городе и пригласил её на чашку горячего шоколада.
— Как вы узнали? — спросил он, как только и они остались вдвоём.
— Помните, на станции, вы спрашивали мужа про Чёрную Хильду? Про состояние её здоровья? Я навела справки и узнала её фамилию. Это было просто, ведь Хильда никогда не была замужем. — Клара улыбнулась. — Хильда Нагель — оказалась родной сестрой вашего друга Иварса. Когда-то семья отвернулась от неё. Все, включая Иварса, покинули эти места. Позже, спустя годы, почувствовав себя никому не нужным, Нагель вспомнил о сестре и вернулся в родные края. — Клара придвинулась к Эдгарсу ближе, так, что его нос уловил исходящий от неё запах лаванды, и продолжила почти шепотом:
— Единственное, что я никак не могу понять: что заставило Иварса убивать для неё? Заметьте — детей! Неужели запоздалое чувство вины? Как Вы думаете?
Круминьш пожал плечами:
— Иварс не убивал, он лишь участвовал в мерзкой постановке "жертвоприношения". Мне кажется, настоящие убийцы девочек — их родители, обрекшие своих детей на смерть. Вы не думали об этом?
— Они сами себя наказали, Эдгарс, будьте уверены! И наказание это будет пострашнее любой каторги!
Принесли шоколад. Воздав ему должное и передав сердечный привет доктору, Эдгарс Круминьш поцеловал Кларе руку, на этот раз она позволила сделать это.
Лето выдалось очень жарким, но обошлось в Вайтере без особых происшествий, если не считать исчезновение Чёрной Хильды. Ходят слухи, что она примкнула к цыганскому табору и подалась в Румынию, но знающие люди утверждают, что одну ведьму убила другая, чтобы занять её место, и шёпотом произносят имя убийцы — Линда Луремса.
Брешут, наверное, потому что Линда не только каждое воскресенье ходит в церковь, но и поёт в тамошнем хоре. Те, кто слышал её пение, утверждает, что так, должно быть, поют ангелы.
Круминьш издал книгу мемуаров, но дело о маленькой утопленнице туда не вошло — «слишком много в нем чертовщины» — признался автор.
