«И опять зачертит иней, и опять завертит мной прошлогоднее унынье и дела зимы иной…» В этой строке затаен подтекст, разумеется, понимаемый каждым по-своему. Для меня здесь звучит тема ностальгии – приятного, но непременно с налетом грусти и, по сути, бесполезного состояния, которое обостряется в новогодние праздники, тем более, если ты уже немолод.
Для тех, кому условно за 45, так естественно видеть смену года особенной вехой, когда, обращаясь к дням минувшим, невольно надеешься на то, что повторится, пусть и в иной форме, какое-либо событие, ставшее для тебя дорогим. Вернее, ждешь даже не подобия этого знаменательного события, а экстраполяции ощущений прошлого. Кто не замечал: вместе с боем курантов, возвещающим о наступлении Нового года, в подсознании происходит некая смена декораций, переход в иное измерение, и чувство, сродни тому, которое испытывает путешественник, двигаясь по неизведанному маршруту, длится от нескольких мгновений до нескольких дней, пока не исчезнет в послепраздничной рутине? Чем старше делается человек, тем, быть может, желаннее для него такого рода иллюзия и тем старательнее он ищет в различных приметах, символах и смысловых параллелях обещание того, что год будет действительно неординарным.
Как ни странно, воспоминания о происходившем со мной много лет назад гораздо насыщеннее, чем о недавних событиях, пусть значение прожитого тогда и сейчас явно не в пользу детского и юношеского периода. В памяти, например, отложилась до мельчайших подробностей каждая деталь обстановки в квартире на Стрелке, где я в гостях у бабушки Зои Владимировны всегда проводил зимние каникулы. Перед мысленным взором возникает елка, украшенная картонными игрушками и огоньками в виде звездочек, самодельная подсвеченная панорама, изображающая заснеженный лес - на сугробах из ваты серые зайцы в бегущих позах, старый шкаф с такими же потертыми книгами и журналами, где обязательно находилась литература, заменявшая мне любую компанию. Телевизор «Рекорд» с крошечным экраном был для меня достаточным источником визуальных впечатлений, которые сопровождались куда более сильными эмоциями – от просмотра «раритетных» мультиков, фильмов и хоккейных матчей, чем теперь, когда к услугам полторы сотни каналов и интернет. А за окном сиял разноцветной иллюминацией проспект 50-летия Октября в антураже настоящей зимы с глубоким снегом и трескучим морозом, ныне редкой в Саратове. Семидесятые годы двадцатого века. Лучший период в истории страны и плевать на то, что его называют застоем. Но застой хорош только как синоним стабильности общества. В частной жизни он недопустим. Как бы ни был сентиментален мой настрой в отношении той квартиры, я, в конце концов, распрощался с ней, ведь столько лет обретаться в одних и тех же стенах нельзя.
Надо сказать, мои встречи Нового года отнюдь не отличались географическим разнообразием. Одно время у меня сложилась традиция приезжать в такие дни в Бердянск. Выглядело странно - Таврида, ассоциирующаяся с виноградниками и солнцем, а тут - поземка, хрустит под ногами снежок, густо пахнет угольным дымом, который поднимается отовсюду из труб в частном секторе, голые заросли на месте тучных садов. Как-то застал новогоднюю полночь на углу улиц Бахчисарайской и Ленинградской. Над поселком завода «Азовкабель» висели крупные мерцающие звезды, черное небо рассекали гроздья салюта, запускаемого в центре города, слышался его приглушенный грохот, наперебой выли собаки и - больше никаких звуков, да лунный свет ложился на щербатую дорогу и металлические в наледи ворота домов. В задумчивости я отправился глухой и темной тропой на берег моря, встал у его кромки на некотором удалении от воды, вяло лизавшей песок с остатками выброшенного планктона, как вдруг набежала крупная волна, и меня обдало брызгами с ног до головы. И тут посетила мысль, кажущаяся суеверной – а не знак ли это свыше, не свидетельство ли отторжения? Ведь я продолжал посещать этот город, живя прошлым – спустя многие годы после того, как дом на его западной окраине, где я провел много счастливых дней, был продан и вообще все мосты оказались сожжены. Пожалуй, именно с того момента в моем сознании стал укрепляться вывод, о котором раньше я даже не задумывался: от прошлого можно абстрагироваться, однако ни в коем случае не следует превращать его в фетиш. Бердянск, воспринимаемый мной как сакральное место, на самом деле не мог ничего дать мне нового. Если у меня там не сложилось в молодые годы, то не сложится уже никогда. Просто не судьба. И какой смысл по сотому кругу бродить по этим улицам, ища дорогие душе отличия, перебирая давние образы? «Даже если пепелище выглядит вполне, не найти того, что ищем, ни тебе, ни мне…». На Украине война, перешедшая в хроническую стадию, путь в этот город для меня, в сущности, уже навсегда отрезан, и, сказать по правде, не испытываю сожаления о Бердянске.
Нет-нет, поиск утраченного – занятие небезобидное. Это - прожигание жизни, отказ от новых впечатлений и возможностей в угоду тому, что ушло само собой. У прошлого – громадная инерция, которую надо преодолевать вопреки собственным, казалось бы, таким понятным стремлениям. Поддаваясь ностальгии, многие в конечном счете не испытывают ничего, кроме жгучего разочарования. Зачем, спрашивается, нужны сайты в формате «Одноклассников»? Ну, найдешь с их помощью какого-нибудь старого знакомого, скажешь ему «Привет!», обменяешься информацией, на самом деле ничего не значащей для вас обоих. И точка. Все попытки восстановить отношения, прерванные 20-30 лет назад, для меня не заканчивались ничем хорошим. Моей первой любовью была девушка по имени Дина – то ли гречанка, то ли кавказской национальности, маленькая, изящная, порывистая, с черными, необычайно выразительными глазами эллипсоидной формы, со смоляными бровями тонкой ломаной линией, знаком Эроса на подбородке, загадочной мушкой на щеке. Она казалась олицетворением таинства и воплощением волшебства. Не забыть тот веселый и озорной облик, ее красное пальто в клетку, школьную форму с кружевным воротником и манжетами, ромбики на чулках. Я был буквально отравлен любовью и не смог сообразить, что ее время завершилось тогда, когда я закончил школу, где мы учились вместе. Хотелось вновь и вновь совершить вояж в переполненный экзальтацией сумасшедший февраль 1985 года, опять прийти зимним вечером к дому, где она жила, встать под деревом напротив ее подъезда и долго-долго смотреть на окно ее квартиры. Странно, абсурдно, глупо, но я ничего не мог поделать с собой, когда накатывали такие воспоминания – ждешь, сердце выпрыгивает от волнения, и над тобой окутанное мглой небо с тревожной багровой подсветкой от зарева огней большого города. Четверть века спустя мы, наконец, встретились еще раз: захотелось узнать, что сталось с ней, я нашел ее в «Одноклассниках» и напомнил о себе. Лучше бы этого не делал, лучше бы сохранил в первозданной чистоте ее образ! Я ужаснулся, увидев что «девушка моей мечты» превратилась в седую, носатую старуху, помешанную на церкви, женщину откровенно недалекую и пошлую. Без всякого стеснения она рассказывала об отвратительных подробностях своей жизни, о собственном пристрастии к алкоголю, о муже-наркоторговце, от которого прижила целый выводок детей, - «Приносил в дом деньги и подружки завидовали, пока его не посадили». Теперь, завидев ее, спешу на другую сторону улицы.
Но самый неприятный осадок оставила «ностальгическая» беседа с земляком, известным московским журналистом. Первым позвонив, он предложил «если позволит здоровье» выпить вместе коньяка в кафе. Конечно, я не мог надеяться, что этот уважаемый человек возьмет меня в дело, однако предполагал - разговор окажется серьезным и конкретным. Получилось ни то, и ни другое: меня позвали просто от скуки. Если я и был интересен, то лишь как предмет в стиле ретро. Разговаривать на профессиональную тему школьный товарищ категорически отказывался и глядел он больше не на меня, а в экран своего ноутбука. Вероятно, это был способ свести какие-то давние счеты – с демонстративным заявлением о том, чего достиг в жизни он и чего не добился я. Да, в общем, логично: творческая личность никогда не признает как коллегу того, кто уступает в ранге. Особенно, если вас помнят с детства и на основании этого составили о вас незыблемое мнение. Здесь один этикет – не обмениваться даже строчкой письма.
Есть концепция силы слабых связей, означающая, что роль случайных людей бывает гораздо более важной в смысле продвижения по карьерной лестнице, чем даже участие родственников. И, что новый «друг» зачастую куда лучше старого. Очень похоже на правду! Мне гораздо легче общаться не с теми журналистами, кто работает в Саратове либо имеет саратовские корни, а с иногородними, которые не станут оценивать вас по каким-то сложившимся стереотипам и сообразно местечковой иерархии. Когда не просматривалось даже минимальных перспектив в родном городе, я расстелил перед собой карту, наугад ткнул в нее и попал в Махачкалу, где передо мной открылись редакции практически всех газет и даже телевизионные студии (отдельная благодарность Мураду Латипову). Впоследствии, посетив как сотрудник «АиФ-Саратов» общероссийский семинар под эгидой данного информационного холдинга, при желании я мог бы найти работу в любом представительстве «Аргументов и фактов» и, во всяком случае, заговаривая об этом с директорами региональных филиалов, не встречал отказа. Навсегда покинуть Саратов мне все же не удалось и, боюсь, теперь никогда не удастся, но я рад за тех, кто сделал этот шаг и как следствие вырос в профессиональном отношении, кто смог порвать с прошлым, сменить место жительства и обрести столь необходимую высокую траекторию «полета».
Для прочитавших этот пост остается пожелать ни при каких обстоятельствах не оглядываться назад, иначе на определенном этапе ваша жизнь станет напоминать выжженную пустыню с черной каймой на горизонте. Прошлое не только не имеет значения – оно порой держит как капкан. Избавьтесь от его призраков! И, сколько бы вам ни было лет, открывайте для себя новые заманчивые дали. Прокачивайте скиллы! Лезьте напролом в любом деле! По крайней мере, тогда не испытаете угрызений совести по поводу растраченного времени.
