Чтобы укрепить в христианине первобытные и фанатические представления, привитые ему в юности , священники некоторых сект приписывают ему часто приходить исповедоваться в своих самых затаенных помышлениях, самых скрытых поступках и самых тайных провинностях. Они заставляют его униженно падать к их ногам и изъявлять покорность их власти. Они наводят на провинившегося ужас, а затем, если считают его достойным прощения, вновь примиряют его с божеством, отпуская ему по приказу своего служителя грехи, которыми он себя запятнал. Христианские секты, практикующие этот благочестивый обычай, превозносят его, как узду, весьма полезную для общества, способную сдержать человеческие страсти. Но опыт показывает нам, что страна, в которой этот обычай строже всего соблюдается, не только не отличается более чистыми правами по сравнению с другими странами, но и наоборот, прославленный своей распущенностью. Легкое искупление грехов лишь поощряет греховность. Жизнь христианина есть непрерывная цепь грехопадений и исповедей. Польза из этого обычая извлекается только одним священником, получающим неограниченную власть над совестью человека. Какое могущество должно оказаться в руках сословия, которое по своему произволу открывает и закрывает врата неба, которое владеет семейными тайнами, по желанию может зажигать фанатизм в умах людей. Без согласия церкви христианин не может принимать участие в священных таинствах. Священник имеет право отстранить его от них. Христианин мог бы утешиться в этом мнимом лишении, но анафемы или отлучения священников причиняют человеку реальное зло. Духовные кары влекут за собой гражданские последствия. И всякий гражданин, навлекший на себя немилость церкви, рискует подвергнуться преследованию и со стороны правительства, а также вызвать к себе неприязнь со стороны своих сограждан. Мы уже увидели, что священники вмешивались и в брачные дела. Без их согласия ни один христианин не мог стать отцом. Он должен подчиниться прихотливым обрядностям церкви. В противном случае, гражданская власть по соглашению с религией исключала его детей из ряда граждан.
Если мы взглянем в историю, то увидим, что христиане священники вмешивались всюду. Церковь в роли доброй матери занимается прической, одеждой и обувью своих чад. В пятнадцатом веке она метала против башмаков с острыми носками, которые тогда носили.
Религия и , в частности, христианство составляет систему суеверий, основанных на невежестве людей. Первая христианская добродетель - вера. Вера же есть противоестественное убеждение истинности нелепых бредней. Как выражается Гольбах: " Внутреннее логическое противоречие всякой религии состоит в следующем софизме. Чтобы верить в религию, нужно иметь веру. А чтобы иметь веру, нужно верить в религию."
Вера вытеснила знания, покорила человеческий разум, который один способен доставить человеку истинные знания. Сейчас религия стала самым могучим орудием порабощения людей и несправедливой политики. Религия есть искусство опьянять людей, чтобы отвлекать их от страданий, которым правители подвергают их в этом мире.
Вы начинаете с того, что допускаете необходимость подвергнуть религию критическому рассмотрению и придать ее воззрению суду и разуму. Вы соглашаетесь, что христианство не может выдержать этого испытания. Что здравому смыслу оно всегда будет предоставляться сплошным сплетением нелепостей, бессвязных сказок, бессмысленных догмат, ребяческих церемоний, понятий, заимствованных у холдеев, египтян, финикиян, греков и римлян. Словом, вы признаете, что эта религиозная система есть лишь бесформенный продукт всех почти древних суеверий, порожденных восточным фанатизмом и по-разному видоизменявшийся обстоятельствами и предрассудками, тех, кто с временем выдавал себя за вдохновленных свыше, за божьих посланцев, за истолкователей последней воли бога. Вы содрогаетесь от тех ужасов, которые совершали христиане под влиянием своего духа нетерпимости, всякий раз, как они получали к тому возможность. Вы понимаете, что религии основанные на кровожадном боге, могут быть только религией крови. Вас ввергает в ужас это изуверство, которое овладевает государями и народами с самого раннего периода их жизни, делает их рабами суеверия и священников, мешает им познать истинные свои интересы, делает их глухими голосу разума, отвращает их от великих задач, которые должны были их занимать.
Вы признаете, что религия основанная на исступлении или обмане , не может иметь бесспорных начал, должна быть вечным источником раздоров, должна всегда в конце концов приводить к волнениям, преследованиям и опустошениям особенно тогда, когда политическая власть считает своей непременной обязанностью не вмешиваться в ее распри.
Наконец, вы соглашаетесь даже с тем, что добрый христианин, который буквально следует предписанию Евангелие, чтобы достичь наиболее совершенного поведения, остается в этом мире чуждым тем отношением, на котором покоится истинная мораль , и может быть только бесплодным мизонтропом, если у него не хватает энергии, или воинственным фанатиком, обладая горячим темпераментом.
Каким же образом вы можете после таких признаний считать мой труд опасным? Вы говорите, что мудрец должен мыслить только для себя одного. Что народу нужна религия, хорошая или плохая, что она является необходимой уздой для бразды и грубых умов, которые без нее не имели бы других побуждений и воздержаний от преступлений и пороков.
Вы находите невозможным искоренение религиозных предрассудков. Вы полагаете, что государи, которые одни только могут его осуществить, слишком заинтересованы в том, чтобы удержать своих подданых в столь выгодной для правителей темноте.
Вот, если не ошибаюсь, наиболее важное возражение, которое можно вынести. Прежде всего, народ читает также мало, как мало рассуждает. Он не имеет для того ни досуга, ни способности. С другой стороны, не религия, а закон сдерживает простых людей. И если бы какой-нибудь безумец призывал их к воровству или убийству, то страх виселицы предостерег бы их от этого..........
