Можно проделать отчасти обратный ход к тому, что вопрошается в его сути дела. Прочитать некие рукописи через их комментарий, впрочем, занятие, ставшее так давно традиционным, что никто уже не замечает возможной подмены и мало у кого кружиться голова от того, что тексты исходный и комментария, могли бы быть переставлены. Но вопрос все тот же, каким образом целое, что является, в том числе, функцией по огонькам предельных переходов, интеграла по которым не может быть в принципе, может быть условием части. Не существует интеграла предельных переходов, как бы ни силен был язык F-шарп. Что равносильно тому, что система, если это вообще система, в том числе и многообразия предельных переходов, принципиально открыта. Но явно, что, если бы это не было возможно и системы не существовало бы, как и каким-то образом и суммы по предельным переходам, не было бы и самой малой части, а она есть. Кантор знал это в виде парадокса актуальной бесконечности, что и до сих пор может служить кроме прочего и надежной заглушкой для вопрошания о том, почему "Капитал", даже в виде его теории не может быть закончен, а не то что быть может не может даже победить, как господствующий способ производства. Победу капитала ведь можно видеть в чем?- ближайшим образом или в том, что все станут капиталистами вместе с всеобщим свободным доступом ко всем товарам и услугам или в том, что он останется один, как в известной саге любителя трех апельсинов. Но видимо и в том и в ином случае, она до сих пор может выглядеть крайне призрачно. Конечно, дело не в том, что де можно было бы опустить руки от того, что невозможно создать законченную систему трансцендентального материализма, коль скоро и систему трансцендентального идеализма никому ни удалось создать, Гуссерль писал, с какого-то времени, и надо сказать, со времени "Идей к чистой феноменологии и трансцендентальной философии", лишь "эссе". И даже не только в том, что и действительно, если речь идет о произвольной окрестности, пусть и сколь угодно малой, то все равно в такой может найтись континуум значений. И потому знак +, это просто аналог квантора существования для возможного сокращения знака умножения, что дает со стороны формы, объяснение, и тому простому и не простому обстоятельству, что, создавая логистику, математическую логику капитала, К. Маркс прибавляет стоимости: постоянного, переменного и прибавочной в известных формулах его строения. Но в том, что целое может предшествовать своим частям, а те парадоксально могут быть равными ему. Возможность различия переменной и функции не объяснить только алгебраически и правильными фракталами. Видимо в первом приближении не правильные и не регулярные, не алгебраические фракталы отвечают за возможность такого различия, однозначности. Непрерывность, это в принципе что-то неоднозначное, ближайшим образом суперпозиция смысла. И потому дифференцирование и интегрирование такой непрерывности, это казалось прямой путь к тому, чтобы снять ее, воспроизвести сохранив, но уже в рационально проанализированном виде. То, что наивность такого воззрения претерпела самые разнообразные крахи, среди которых набившие уже оскомину невоздержанным множеством упоминаний, теоремы Геделя и Коэна, о не перечислимости пар и теоремы о массово не разрешимых проблемах, не делает ее менее привлекательной и теперь. И главным образом потому, что средства доказанных теорем случайны в виде такой цели. Тем не менее, эти средства в том числе и элементарной математики, которыми такие теоремы были доказаны остаются сильными настолько, насколько вообще что-либо может мыслиться аналитически. Стоит ли, упоминать, поэтому, что одним из самых устойчивых способов первоначального становления капитала и его накопления был как раз аскетический капитализм, тесно интегрированный с верой. Верование в капитал, как свидетельство избранности и предопределения к такой избранности - это простейший ответ на вопрос, почему капитал может быть источником дохода. Дело, однако, видимо, в том, что такое производство желания капитала не единственно возможное и такая вера таким же образом исторически случайна, как возможно самые сильные теперь средства логистики и элементарной математики.
Не смотря на значительный прогресс вперед, прежде всего в абстрактной понятийной кодификации развитых товарно-денежных отношений, текст М. Мамардашвили посвященный анализу сознания в работах Маркса все еще придерживается, пусть и скорее косвенно ориентации на поиск скальной, если не звездной сущности капитала. Горная местность места рождения автора сказалась в образности провала, если не селевого потока, что может быть подарком, обнажающим от скрывающих масок скальный грунт действительных отношений. Спору может не быть, такой момент несомненно может присутствовать не только в анализах сознания Марксом, но и во всех текстах по политической экономии и экономике, иначе зачем они пишутся. И все же, именно потому, что между явлениями Канта и феноменами Гуссерля может быть разница, в последнем случае за явлениями ни стоит никакой сущности, феномены и есть сами вещи, может быть разница и в понимании капитала, и тех форм общественного сознания, в которых он кроме прочего существует. Всеобщим образом может не быть никакой такой сущности этого общественного отношения, коль скоро капитал, постоянно не просто воспроизводит наново свое первоначальное становление, он его меняет, меняется и структура капитала, его конституция. И при этом прежние формы не исчезают, как и виды живого не исчезают от появления новых, впрочем, таким же образом относительно. Параллель с жизнью может быть показательная на этот счет. ( Тем не менее в условиях, прежде всего относительно общего распространения государственного "капитала" этот момент может сглаживаться, впрочем, не до того чтобы не случались события в Новочеркасске. Это были редкие события для после военной истории СССР, и от того показательные. Попытавшись решить проблему с сознанием дела, применив целе-рациональные инструменты, власть встретила как раз то противодействие, которое свойственно физике, равное действию, коль скоро оказалась именно вровень с такими взаимодействиями. Чем еще можно выровнять рентабельность производства, как ни повышая цены и норму выработки, снижая последним заработную плату. Обжегшись на молоке дули на воду до само смены системы, на все той же матрице наемного труда, что стало все труднее называть свободным просто и не прост потому, что случайность как раз теперь вместо необходимости, то ли нужды, то ли принуждения к труду, стала господствующим определением такого найма.) Короче, в статье практически ни слова о позитивности идеологии, в том числе и самой такой статьи, что по всем меркам могла быть квалифицирована, как методологический регресс. В то время как во множестве иных работ этот антитезис мог быть сильно проявлен и как раз в отношении философии, что же что скорее и на пример ее истории. В отличие от Ильенкова, Мамардашвили в упор е видел Дубровского и едва ли не последний с кем он встречался был Пруст, то есть таким же образом к этому моменту кто-то мертвый.
Что ж, и таким образом старина Шеллинг мог бы позабавиться своей вечностью. Миф и искусство, вот горизонты, в которых вера повседневности, может обрести свои достаточные интуиции для такого рода опережающих предвосхищений. Что теперь можно сказать, если ни исключительно в добавление, то иначе и по-другому, имея в виду новейшие способы интеграции искусства и науки, что были далеко не известны такому радетелю последней, как Гегелю. Новейшая историческая социология образа - вот поэтому следующий возможный ход в этой игре в тезис и антитезис что могут быть пронизаны друг другом. Хотелось бы поподробнее расспросить, кроме прочего и АЭ на предмет средств преодоления ситуации, в которой все в чем мы живем, это ни слова даже, - слова, слова, слова,- но образы и только образы, которых по их собственному иногда признанию, нет. Действительно, что касается рациональности, то по-видимому в эпоху, что все еще длится эта последняя не может быть ничем иным, как расчетом выгоды, стоит ли цель таких страданий и жертв, возможный доход рисков, возможна ли всеобщая экономия, вне практики ее пере присвоения в частной, после чего о состоянии всеобщего, свободного дарения от каждого каждому, можно окончательно забыть,- если ни, стоит ли овчинка выделки,- может быть упорно настойчивым визави любых таких размышлений, в том числе и о смене одной рациональности другой. Кажется, что АЭ как раз, сильно преуспел в том, чтобы указать на стратегии и тактики обхода таких ловушек стоимостного отношения господства и подчинения, прежде всего в теориях новейшей экономии желания. Но именно поэтому и может быть актуален вопрос, не есть ли они все просто сновидческие практики образного сознания о воображаемом равенстве объемов с природой. АЭ как не странно таким же образом легко дезавуировать, как партию любителей известного рода машин желания, моделью для которых, является и стратегия валить домино множественными многообразиями костяшек, выстроенных в произведения искусства. Они такие же идиоты в политике, бастарды мифа, как и Гуссерль, и разве что стратегически отличные тем, что находятся по ту сторону оппозиции разума и неразумия. Действительно ли, Гуссерль и не догадывался насколько он может быть прав, объявляя фантазию вернейшим источником и средством объективной феноменологической идеации? Именно в ответах на подобные вопросы можно найти и ответ на вопрос о действительной возможности совместимости и независимости философских направлений и самой мысли в ее разнообразных показах, коль скоро было бы действительно смешно, постыдно и глупо, если бы все еще продолжали бы настаивать, что право существовать имеет только две таких мудрости: трансцендентальная феноменология и социологическая философия, или как, если бы среди всех сексуальных меньшинств теперь разрешали бы трансгендеров и трансвеститов, а всех остальных запрещали бы или среди всех структурализмов, Леви-Стросса приветствовался бы, М Фуко- запрещался и конечно не только им самим. Или следуя до известного предельного перехода, теперь стоило бы всем производить апельсиновый сок, все же остальное использовать по бывшему употреблению( "TiempoDespues"). То, что, в особенности, в последнем случае, что-то подобное происходило, да и теперь происходит в виде кризиса перепроизводства, не должно быть основанием для мотивирования на сознательное стремление к чему-то подобному.
Коль скоро, и действительно, трудно вообразить, что вместо огромного богатства мысли упомянутых компаньонов, теперь возможно только одно, в виде абсолютного идеализма Гуссерля и о Гуссерле, или о том, как бы дезавуировать последнего, как идиота в политике и профсоюзном бдении. Действительно Гуссерль на врем 17 году перед лицом Троцкого мог бы быть назван придурком в политике, в тезисе что и Т. Сталин видимо поддержал бы. Но теперь, в 21 веке, сказать что-то подобное это может значить, вызвать смех. Просто и не просто потому, что таким же образом, как и Г.Ф.В. Гегель не был идиотом в философии, но не сразу, как и Флобер не был идиотом в семье, написав Мадам Бовари, так и Гуссерль, разрабатывая феноменологическую философию трансцендентального поля интенционального сознания в КМ не может быть безоговорочно назван идиотом в политике, в виду самых разнообразных диалогов, как раз самих политиков.
Иначе говоря, по мере развертывания имманентной диалектики антитезиса, что пронизан тезисом, и тезиса, что пронизан антитезисом, можно вполне оказаться в ситуации, когда возражение, что состоит в том, что эта игра может быть ни что иное, как произвольное доказательство из подходящих предпосылок с равным основанием, кроме прочего и противоположных тезисов, что имеют характер всеобщности и значимы в одно и то же время, и потому такая игра - это софистика, может оказаться вполне уместным. Только временное состояние ближайшим образом может отвести это возражение, в примере с условным идиотизмом Гуссерля.
Конечно, шахматы, как и Го, отчасти мертвы теперь, как игры, но в эти игры до сих пор играют, как и поднимают тяжести,- одно из последних достижений, человечества и человека, рывок и жим из приседа в вертикальное положение на вытянутые руки, 500 килограмм,- и коль скоро, произведение искусства может получиться прежде всего в таких раскладах, то и разыграть, пусть и частью предсказуемые ходы в относительно давно исчерпанной партии, таким же образом может быть возможно. Можно было вновь разыграть партии: холизма, что быть может не случайно свели к одному и сингулярного множества, не только стремиться: предупредить, напугать, поддержать или дезавуировать.
Иначе говоря, в виду обнаружения или детектирования ложного сознания можно всякий раз встретить взаимно противоположные утверждения всеобщего характера. Апории. Непроходимости. И время появления последних в теории в свою очередь, с достаточной точностью может свидетельствовать о времени очередного начала в развитии товарно-денежных отношений. Апории движения - это не столько и не только апории перемещения в пространстве, но движения торгового капитала. Смысл каптала в том числе и торгового, это производство желания еще большего барыша. Но как таковое это прежде всего производство желания, которого еще не было. Но именно поэтому, это и одно из важнейших предвохищающих оснований производства любого ложного сознания и/или идеологии, каковы бы они ни были. Как бы ни ругался Аристотель на торговлю ради торговли, но без нее все могло бы быть полно спящих философов, мыслителей, поэтов, что при случайном пробуждении, просто ели бы, пожирали бы плотьлюдей. Если так необходима краткость для памяти, то и действительно в истории могут быть выделены два основных критических способа производства желания, что преодолевают, сменяя на бурное, относительно медленное течение развертывания совершенства производства,это война и торговля, ибо и то, и друге занятие, обладают свойством известного ластика по отношению, как к прежним формам производства, так и обмена. Сложность, как и обычно в том, что переход или масштабирование от микро к макроэкономике и обратно, вовсе не имеет свойств очевидности, более того, в силу принципиальной открытости обеих сфер, сам по себе может порождать не более чем: суеверия, домыслы и верования. Это и не отрицается, теперь, с самых продуманных научных позиций логоса, что, ведь должен противостоять мифу, коль скоро верования признаются неотъемлемой частью обыденного сознания и практики, и что свидетельствует скорее о том, что власть- не врет, при том, что обладает всеми свойствами мифа, подобно рекламе, что и является ближайшим коррелятом таких верований. И конечно здесь практически сразу же можно найти одну из первых из упоминавшихся апорий. Апорий, из которой различие ложного и лживого сознания было одним из первейших выходов в 19 веке. Стоит ли говорить, что аналитика логических фракталов, это и возможное средство от, и способ бытия такого состояния. Ближайшим образом осознавая тотальность идеологии и принадлежность к ней фрактальной логики можно тем не менее оценить, пусть скорее только формально,меру афористичности такого высказывания о тотальности идеологии и таким образом меру его условности. Просто и не просто, понять для начала, что каково бы ни было высказывание, оно условно. С тем быть может, чтобы далее удивиться тому, что языковые высказывания могут при всей условности, что может быть формально оценено, как не однозначность, иметь предметный экстенсионал. Теперь, пусть и опять же скорее образно аналитически, на примере, отличить формальный от предметного экстенсионала довольно просто, перцептрон, что занят исключительно рассмотрением различия 0 и 1 реализует логическую функцию означивания, формального экстенсионала, что явно содержательна, как и не явно любые тавтологии логики, но к такой невозможно свести логическую функцию означивания рассмотрения любой предметности. Коль скоро, логика в том числе, и рассмотрения, и означивания, любой такой особенной предметности может быть особенной. Тем не менее формально, двузначный код остается универсальным. При всем многообразии зеркал, в которых отражается растрата, потлач или гиперболический рост количества: тороидальные камеры все меньше, а температура в этих камерах все выше, и один костер догорая, сменяет другой: 1 миллион градусов 10, 100, костерки, что отражают огонь от триллионов деривативов, что сгорают на биржах, и что в свою очередь может находить отражение и в продаже пустых стен выставочного зала за билеты просмотра, в виде произведения искусства, очевидно что частная экономия, для которой двузначный код, при всем его возможном ярме, это фетиш, переприсваивает любые достижения всеобщей в стремлении к состоянию всеобщего дарения всего, что ближайшим образом дарит скорее только пепел. Но этот ближайший образ не единственный и первое приближение не последнее, в 11 раз может возрастать доходность от применения технологий и изобретений, что используются в построении таких объектов научных экспериментов. Диалектика бедности и богатства, таким образом расхоже может быть известна в том, простом и не простом обстоятельстве, что бедные, это самые богатые, коль скоро у них вся жизнь потлач, растрата возможностей, богатые же это самые бедные, коль скоро им всегда мало. И таким же образом, как и бедным иногда случается пере присваивать себе часть своих растрат, так и богатые иногда утраивают себе праздник. Кроме прочего и благотворительности. При всей видимости цинизма последнего, что может базироваться на повседневной роскоши богатых, но принимая во внимание экзистенциальные особенности существования, праздник богатых может быть таким же редким событием, как и у бедных, настоящих праздников тем более для всех, действительно может быть мало. И потому конечно, богатые могут найти успокоение в том, что не праздновать лучше в богатстве, чем в бедности, забывая на время все те заботы, которые накладывает на них такое богатство, и которые бедные могут и с радостью подарить им. Всегда может быть колесо которое уже надо менять. И потому киник у которого может быть всего две палки, одна для собак, вторая для удовольствия может сетовать, что еду приобрести, имея всего только эти две палки не так просто, как наслаждение.
Что ж было бы не лишком умно сразу сдаваться тупости рассудочности или банальности здравого смысла. Хотя последнюю скорее нужно дезавуировать как банальность в показе, что и она когда-то вызывала удивление может быть и не догадывается насколько может быть права и т.д. Не слишком умно сразу жертвовать и здоровьем. Иначе говоря, коль скоро более…. более это одна из форм диалектического сохранения и преодоления апорий и парадоксов, непроходимостей и софистики, то метод и система , силы и отношения, действия и поступки, мотивы и институты, цели с средства, все это может быть в состоянии более… более в образе и осталось только понять каким образом сама такая образность может быть, как местом синтеза, так и анализа, исходным пунктом, и пунктом возврата, в который все отдает. Нет кажется ничего проще, коль скоро, это образность, разве миф не собирает все со всем и разделяет таким же образом это все со всем? Почему же ему могло быть не доступно, что все упомянутые противоположности, могли бы быть более самими собой в самых различных функциях и..и, ни.. ни, и, или…или, или, если …то, отрицания, утверждения, и равносильности, одновременно. Не вопрос, для практики коль скоро, любая такая, это может быть реализация таких состояний. Вопрос может оставаться в другом, каким же образом выразить хотя бы механику движения в логике понятий?
«СТЛА»
Караваев В.Г.