Утром взвод собирался в город за продуктами. Светка напросилась с ними, чтобы закупить необходимых мелочей на рынке. Город, в который они приехали, даже и городом-то сложно было назвать. Городишко. А по нашим меркам и вовсе деревня.
Разбитые дома, пыль, грязные оборванные дети, которые цеплялись за одежду и не давали пройти, выпрашивали милостыню. Солдаты привычно пробирались сквозь толпу маленьких попрошаек. Не обращая на них внимания.
Светка выгребла из карманов конфеты, мелочь. И все отдала в эти жадные маленькие ладошки. Но их становилось только больше. Она растерянно разводила руками и твердила:
— No, no more. Больше нет, нет…
— Света, — подошел к ней старший лейтенант, — отставать нельзя. А на этих, не напасешься. Пошли.
— Иду, иду, — мрачно сказала Светка.
Но вырваться из круга детей было сложно. Растолкав совсем маленьких, на ней повисла девочка постарше, голова замотана в грязное тряпье, черные большие глаза, с каким-то испугом и мольбой:
— Дай, дай…
Но старлей выдернул Свету из этого окружения за руку.
— Это, бесконечно. Пошли, у нас мало времени.
Маленький рынок. Покосившиеся лавочки, накрытые от жаркого солнца драными тряпками. Крики торговцев.
Светка понуро ходила между лавочек за старлеем, уже без удовольствия выискивая то, что они еще полчаса назад с таким жаром обсуждали с девочками: занавески для комнаты, красивые наволочки.
Для себя краски и бумагу. Машка заказала браслеты и белые гольфы. Лика висюльки на ножи. Приспичило ей, свои «ятаганы» украсить:
— Я ведь девочка! — заявила она Машке, когда та, решила возразить, что украшать ножи глупо. — Тем более блондинка!
Машка показала язык, но спорить с блондинкой не стала. Бесполезно.
Светка, вздохнула и поковырялась в серебряных украшениях, вываленных на прилавок. Браслеты, серьги, подвески, ожерелья с разноцветными камнями: голубыми, розовыми, прозрачными, синими. Глаза разбегались. Потихоньку перебирая это богатство, Светка увлеклась, представляя, как та или другая штучка смотрелась бы на Машке или у Лики на ножах.
Лике она сразу выбрала подвески-шарики с филигранью, с мелкими цепочками и малюсенькими шариками на концах. Они негромко позвякивали, как бубенчики. Цепочки переливались между пальцев, приятно и щекотно.
Светка подумала и взяла на каждый нож по три, мало ли, потеряются, где потом искать, блондинке этой. Она хмыкнула, вспомнив, как Лика надула губы. У Машки научилась, точно.
Машке выбрала массивный браслет, весь утыканный маленькими голубыми бусинками с большим зелено-голубым камнем в центре. И еще ожерелье, такое же, как висюльки у Лики, из множества цепочек, струящихся и позвякивающих, с малюсенькими шариками на концах.
— Ляпис, ляпис-лазур, — торговец тыкал грязным пальцем в браслет и закатывал глаза, изображая, что это очень ценно, — физюза, — тыкал в маленькие голубые шарики.
Света представив, как цепочки будут смотреться на Машкиной загорелой груди, решительно положила браслет на прилавок. Натке, даже не сомневаясь, взяла сразу несколько тонких витых браслетов, без камней.
— Это, — отсчитала деньги и поспешила за своими.
Выбрав занавески, наволочки с вышивкой, краски для себя и вазочку для цветов, как Машка настаивала.
На базе, разложив на столе подарки и выслушав все положенные радостные визги, Светка никак не могла отогнать от себя воспоминание о девочке-попрошайке.
Она старалась занять себя разными делами, но это не помогало. И Светка смирилась. Вечером у костра бездумно глядя в огонь, Светка сидела, сгорбившись. Девчонки никогда не видели ее такой.
— Так, — Машка решительно уселась рядом, — рассказывай.
— Да, нечего рассказывать, — Светка вздохнула и поворошила угли.
— Ты весь день, как в воду опущенная. И ничего не случилось! — Машка передразнила Свету. — Говори, что там такого в городе произошло?
— Да, — Светка дернула плечом, — девочка, маленькая, попрошайка. Словно себя увидела.
— Расскажи, Свет, — Натка присела рядом, — ты всегда про детство молчала.
— Не люблю я детство вспоминать, не было там ничего хорошего, — жестко ответила Света.
Помолчала и сказала:
— Я себя с пяти лет помню. А как на улице оказалась, не помню. Такое чувство, что всю жизнь там жила. Но ведь как-то я попала туда? Кто меня выбросил, как котенка?
— Светоч-ка, — Лика обняла Свету.
Девчонки так иногда ее называли: Светоч-ка, ласково и нежно.
— Ладно, все равно, — она решилась. — Когда-то надо рассказать. Мы жили в котельной. Маленькие и постарше. Зарабатывали все, кто как мог. Маленькие попрошайничали. Брали с собой щенят, у нас много собак жило. А со щенками подавали лучше. Ребенка не пожалеют, а щенку кинут, чтоб не помер с голода. Старшие кто воровал, кто просил. Девочки, кто постарше, проституцией занимались, лет с десяти. Есть, любители маленьких. Били их часто. Отлежатся и снова. А я на улице сидела. Брала с собой кого-нибудь совсем маленького и сидела. Все мечтала, что встречу маму. Я в каждой прохожей женщине маму искала, заглядывала в глаза. Вот как эта сегодня, попрошайка.
— Маленькая моя! — Натка поцеловала Светку в щеку. — Мне иногда стыдно девки, за то, что я в детстве с родителями жила.
— Дура, — дернулась Светка, — это же счастье.
— Светоч-ка, хорошая моя, — Натка, снова поцеловала ее, — прости меня, дурищу.
— Один раз я одна сидела, маленьких в мороз не брали, жалели. Мне уже лет десять, наверное, было. Подошла женщина и говорит, ты же замерзнешь. А мне уже все равно стало. Хорошо, говорю, что замерзну. Она пожалела меня, стала трясти, чтобы я очнулась, домой приволокла. Отмыла, накормила и оставила. У них с мужем детей не было. Я такому счастью поверить не могла. Три года я каждый день вставала и не верила, что родителей нашла. Я им все время, как собачонка, в глаза заглядывала, чтобы проверить, точно любят меня, точно оставят меня, не выкинут? Ее мамой называть начала, за руку держала, — Светка рассказывала и не замечала, как плачет и плачет, не останавливаясь.
Девочки слушали и боялись пошевелиться, понимая, что ей обязательно надо рассказать это, выплеснуть и забыть.
— И когда привыкла, года через три, ее, ну эту… маму в командировку послали. Надолго. И… — Светка судорожно всхлипнула, — этот гад, он изнасиловал меня. Дома. Потом на чердаке, потом снова дома. Постоянно всю неделю, насиловал, насиловал, насиловал. Всю изорвал меня. Она вернулась через неделю. Я думала, она вернется и спасет меня. Я ей расскажу, она все поймет и выгонит его. Спасет меня. Я смотрела на нее, молила, чтобы поняла меня, а она его поцеловала. И я ночью ушла. На улицу. Снова, — Светка невидящими глазами смотрела на костер и снова переживала все это. — Я вернулась в ту же в котельную и училась драться. Дралась, дралась, дралась до потери сознания, дралась. А потом, — У Светки сжались кулаки, — потом я пришла к ним. И избила его. Прямо на глазах, у этой… мамы. Трубой избила. Искалечила. Все в кровь, ему там! Навсегда все отшибла. Все в фарш! Она визжала и собакой меня называла. Потом, — Светка вздохнула, — потом меня в колонию посадили. Я все время оттуда сбегала. Раз пять. Находили, били, возвращали. Я опять бежала. Они опять находили, били, возвращали. А потом, не помню, амнистия, что ли. Выпустили, — Светка обмякла, выпустив все из себя.
Девочки молчали. Слышно было только, как потрескивал костер и трещали цикады. Натка гладила Свету по руке.
— Знаете, девки, — Светка посмотрела на них, — я в шесть лет двух мертвых бомжей увидела, на помойке. Вонючих и мерзких. Испугалась и поклялась себе, что никогда со мной такого не будет. Меня выпустили из колонии и я учится пошла. В школу. Нашла домик. Маленький, совсем развалюху, на окраине и стала там жить. Печку починила. В школе сказала, что мама болеет, лежит дома. Ну а там и не проверяли особо. Я училась хорошо, работать пошла в больницу нянькой, полы мыть, подъезды, одеваться стала. И спортом занималась. Первые места в городе брала, по биатлону. В школе меня в пример ставили. Я думала, вот школу закончу и в институт пойду, ни за что на улицу не вернусь. А тут, тут меня рекрутеры, наши нашли. Я даже и не сомневалась. Бросила все и поехала.
— Светочка, девулечка моя, — Натка, не переставая, гладила ее по руке, — маленькая моя! Я бы убила за тебя, гада этого! Таких… таких…
— Кастрировать надо на площади, — Машка зло сощурила черные глаза, снова и снова переживая эту историю, — кастрировать.
— Знаете, я вот мечтаю, что встречу хорошего человека и замуж выйду, — Светка смущенно улыбнулась, — и детей нарожаю, много. Буду, — она улыбалась, уже представляя, — буду матерью-героиней. Чтобы веселая и счастливая семья была. И вы рядом.
— Можно? — к ним, подошел Андрей, — я чаю принес с конфетами.
***
Полковник не прилетел ни через две недели, как обещал, ни через три. Несколько раз выходил на связь, спрашивал, как дела, но постоянно переносил свой прилет.
По ночам где-то далеко ухали выстрелы артиллерии. Чувствовалось, что надвигается что-то страшное. Разведчики докладывали, что в стране идет гражданская война, но до этого тихого угла она пока не докатилась. Миссия ООН продолжала работать. Открыли школу и первые ученики ходили в нее вот уже третий день.
Девчонки часто ездили к ООНовцам, узнать, как у них дела. Вывозили инженеров на установку и те неспешно разбирали спрятанный между скалами зенитный комплекс и упаковывали детали в ящики.
— А основание как же? — спросила Натка однажды у старшего, сухонького, пожилого подполковника инженерных войск. — Большое же, не разобрать!
— Основание взрывать будем, — ответил тот. — Все что можно, снимем, а остальное взорвем. Не оставлять же.
Так прошел почти месяц. Девчонки освоились на базе, обустроили свой домик. По вечерам, когда была возможность, сидели с ребятами под навесом, пили крепкий чай, слушали, как играет на гитаре молоденький младший сержант из срочников. Девчонки перезнакомились со всеми бойцами, благо их было немного.
Ребята относились к ним с трепетом, старались помогать во всем. И как могли, делали их пребывание на базе не таким скучным. Один из десантников подарил маленький приемничек, ГРУшники, сбросившись, купили яркие покрывала ручной работы, с тяжелыми кистями и яркими узорами.
Светка нарисовала на домике цветочки, бабочек и зайчонка, на что комендант, черноусый высокий поджарый майор ВДВ, только хмыкнул. Но Натка видела, как на миг осветилось его обветренное, бронзовое лицо, почти мальчишеской улыбкой и как потеплели его глаза.
А Светка, окрыленная успехом, нарисовала на уазике четыре сердечка, переплетенные цветами. С этого момента уазик закрепили за девчонками и никто, кроме них, на нем не ездил.
Андрей иногда заходил к ним в гости. И непременно с конфетами, печеньем, фруктами и они пили чай и болтали о том о сем. Машка всегда при Андрее как-то притихала и только крутила на палец красные волосы.
А еще через неделю со стороны городка стали доносится выстрелы. В небо поднялись столбы дыма.
— Что это? — спросила Наташа у Андрея.
— Ночью талибы взяли город под свой контроль, — Андрей хмурился, играл желваками. — Плохо это. Поторопиться нам надо с установкой и сниматься поскорей. Хорошо, что врачей вчера всех привез из города, как чувствовал.
К ним подбежали Машка, Лика и Светка.
— Надо по ночам караулы усилить! — Светка нахмурилась. — Похоже, спокойные денечки у нас закончились.
Машка повернулась к Лике:
— Ну что, блондинка, поработать придется.
Лика молча кивнула и прикусила губу.
— Ну, видимо, придется, — сказала она и вздохнула. — А я уж надеялась, что все обойдется.
На следующий день приехал Полковник, злой и угрюмый. Собрал девчонок в домике, плотно прикрыл дверь.
— Значит так, девочки, — без предисловий начал он, усевшись на стул. — Жарковато тут становится. Работы по демонтажу ускорить. Врачей в город не возить. Скоро их заберем, от греха подальше. Талибы вряд ли к базе сунутся. Побоятся, но кто знает, что у них на уме. Если только подкрепление к ним вдруг подойдет. Так что…
— Ушки на макушке? — улыбнулась Натка.
— Точно. На макушке. Как установку демонтируют, пришлю к вам подрывников. Все взорвать. После этого базу свернем. Нечего нам тут делать больше. Очень прошу вас, берегите себя. Постарайтесь, чтоб все было спокойно. Надеюсь, на вас, — полковник закурил, задумчиво посмотрел в окно. — Нам вообще тут нечего делать было, — тихо сказал он.
Через час полковник уехал.
***
Следующие три дня прошли спокойно. Со стороны городка изредка доносились выстрелы, но к базе никто не приближался. Светка с Андреем оборудовали пикет для караула на подъезде к базе, установили пулеметы на стены.
— Так оно спокойней, — бормотал Андрей, обходя по вечерам караулы и проверяя, работают ли прожекторы, освещающие пространство за стенами.
Инженеры торопились, работали с утра до вечера, но установка была огромной, с подземным хранилищем ракет, с электростанцией, с целым набором антенн и радаров, с командным пунктом. Буквально битком набитым аппаратурой и поэтому разбиралась медленно. Дважды уже отправляли ящики с оборудованием в Россию, но работы было непочатый край.
Так прошли еще три недели.
Натка чувствовала, скоро что-то случится. Тревога не покидала ее целыми днями.
Она стала постоянно ходить со Стечкиными. Многие на базе не расставались с оружием.
В воздухе повисло тяжелое ожидание.
Даже горы, окружавшие базу, которые так нравились Натке из-за молчаливой грубой красоты, стали вдруг страшными и чужими. Иногда Натке казалось, что эта земля больше не может терпеть пребывание на ней чужаков.
«Мы здесь чужие», — думала Натка, укладываясь спать. — «Это была не наша война. И это не наша земля. И нечего нам тут делать. Нас никто не просил помогать. Мы сами когда-то решили, что война эта… Точнее, решали те, кому было наплевать на бессмысленность этой войны».
***
Она проснулась резко, внезапно, с чувством, что случилось что-то страшное. За окнами слышались голоса, ярко горели прожекторы.
— Девки! — крикнула Наташа. — Подъем!
Они выскочили на улицу.
База была ярко освещена прожекторами. Все бойцы были на улице, с оружием.
Но что-то было странное в этой ночной тревоге.
Тишина.
И вдруг…
Едва различимый хлопок. Где-то там, в горах.
— Еще одна! — крикнул солдат рядом.
И Натка увидела, как на фоне черного неба через стену перелетела ракета.
Она рефлекторно присела, зажмурившись, но ракета не взорвалась, а упала близко, подняв в воздух мелкие камушки.
И тут же еще.
Опять хлопок. Ракета, не взорвавшись, упала на территорию.
— Что это? — Машка разглядывала лежавшую шагах в тридцати, тускло блестящую болванку ракеты. — РПГ-шками шмаляют? А почему болванками?
Наташа пригляделась, действительно, стреляли учебными болванками. Она наклонилась к лежавшей ракете и заметила, что к ней было что-то привязано, судя по блеску, проволокой. Что-то округлое, черное, в непонятных лохмах…
Она сделала несколько шагов, чтобы подойти поближе.
«Мамочки!» — пронеслось в голове, когда она поняла, что было привязано к ракете.
Тошнота подкатила к горлу, в голове зашумело.
На земле, грубо обмотанная колючей проволокой, лежала примотанная к болванке голова.
Натка, на минуту остолбенев, как в тумане смотрела, не в силах оторвать взгляда, от молодого лица с широко распахнутыми глазами. На клок спутанных каштановых волос. Длинных. Девичьих.
И потом какая-то волна горячая, тугая, ударила в голову, наполняя тело энергией и силой.
Натка сощурилась, сжала зубы, машинально стиснув рукояти пистолетов.
— Светка! — страшным голосом крикнула она. — Сюда все, ко мне!
Девчонки тут же подбежали и по их лицам Натка увидела, что те разглядели, что прилетело со стороны гор.
— Это же… — Машка мотала головой, не в силах справится с эмоциями.
— Сволочи,— прошипела Светка, — это же волонтеры из миссии ООН. Дети совсем! Сволочи! — Светка сжимала кулаки.
— Андрея надо найти, — сказала Лика, — школу бы, проверить…
Но Андрей уже сам подошел к ним.
На скулах его ходуном ходили желваки, губы были белыми.
В руках он держал смятый листок в темных пятнах. Молча протянул Светке.
— Что это?
— Это послание нам. Во рту почти у каждой головы такое.
Светка медленно расправила листок, повернулась к свету.
И все смогли прочитать корявые буквы, написанные карандашом:
«Шурави, убирайтес в Москва домой, а то резать всех головы будем».
Натка нервно сглотнула.
— Девчонки, — Андрей посмотрел на Машку, — мы с ребятами в рейд собираемся. Школу надо проверить, если что, учителей вывести. Пойдете с нами.
— Пойдем, — тряхнула головой Машка. — Обязательно.
— Тогда пять минут на сборы и выходим.
К городку подошли на рассвете. Группа была небольшая, пятеро бойцов и девчонки. Обойдя городок по окраинам, они вышли, наконец, к зданию школы, которое стояло через улицу от миссии ООН.
— Опоздали! — шепнула Машка, стиснув Натке плечо.
Наташа не могла поверить, что то, что она сейчас видит, происходит на самом деле.
Оба здания были сожжены. Пустые, без стекол, черные слепые окна слабо курились еще дымком.
Все вокруг усеивали обломки мебели, тряпки, не догоревшие листки бумаги.
На заборе из стальных прутьев висели, не касаясь ногами земли, тела учителей, прикрученные проволокой.
Судя по стонам, некоторые из них были еще живы.
Но Натка с ужасом поняла, что спасти их не получится.
И тут же, под страшным этим забором, у костра из сломанных парт, сидели десятка два бородатых талибов. В грязных чалмах громко хохотали, жарили барана и над их головами поднимался дымок анаши.
— Здесь Беркут, — раздался в рации голос Андрея.
Натка собралась и ответила.
— Чистим всех, — голос Андрея звенел металлом.
— Здесь Сабрина. Андрей, мы не можем.
— Можем. И должны. И будем. Приказывать не могу. Кто со мной, отзовитесь.
— Здесь Муха. Я с тобой.
— Здесь Ангел. С тобой.
— Здесь Сабрина. Я с тобой.
Натка подождала, когда отзовутся все бойцы, вдохнула и сказала в микрофон:
— Здесь Никита. Я с вами.
Они бесшумно выскочили из-за кустов, за которыми прятались, налетели на одурманенных талибов, молча, работая ножами.
Натка видела, как Машка, словно фурия, прыгала по обломкам мебели, вкладывая в удары всю ненависть. Потом раздалась короткая очередь, соблюдать тишину было бессмысленно и Натка взялась за Стечкиных.
Она хладнокровно, как когда-то на полосе, стреляла по этим бородатым мишеням. С животным упоением видела, как Лика, щурясь, косит страшными ножами направо и налево.
Видела Машку, которая, словно танцуя, ногой повалила на землю одного из «духов». Выстрелив ему в лицо из Мурзика и тут же перекатилась под ноги другому.
Видела, как Светка, встав на колено, методично расстреливает из «Грозы» талибов, прикрывая тыл группы.
— Здесь Беркут. Все чисто.
Услышала Наташа и огляделась. Также горел костер с подгорающим бараном. Также слабо шевелилась на ветру обгоревшая бумага. Также выглядело предрассветное небо, бледно-розовое, с завитками облачков.
— Здесь Никита, — отозвалась Натка. — Все чисто.
Продолжение ЗДЕСЬ будет опубликовано 26.07.21 в 6.00 по мск
Почему Натка оказалась в училище - читать ЗДЕСЬ
Навигация по каналу - зайдите, там много хороших историй
Анонсы Telegram // Анонсы в Вайбере подпишитесь и не пропустите новые истории
Книга написана в соавторстве с Дмитрием Пейпоненом. Каноничный текст на сайте Проза.ру
НАВИГАЦИЯ по роману "Взрослая в пятнадцать" ЗДЕСЬ (ссылки на все опубликованные главы)