В своё время искусствовед Томас Кроу заметил композиционное сходство этих двух великих полотен. Но я не о технике, я о механике.
В 1819 году двадцатилетний Энжен Делакруа буквально бегал по Парижу и в припадке восторга рассказывал знакомым и незнакомым людям об увиденной им картине своего учителя и друга Теодора Жерико «Плот «Медузы». Зрелище гибнущих гекатомбой людей, безусловно, впечатляет своим трагизмом. Здесь одна из самых позорных и действительно страшных страниц истории французского флота показана мастером Жерико гипертрофированно, но при этом метафизически точно. Безумие и отчаяние людей трансформируются в видения мировых катастроф. Давка за жизнь на разваливающемся плоту, посреди взволнованного океана — конкретная метафора к бытию человека во времени. Впрочем, символы, цели и итоги этого великого полотна здесь рассматривать я не стану, так как речь пойдёт о попытке Делакруа по-своему повторить задачи Жерико.
«Свобода, ведущая народ» — это, пожалуй, самое известное, официальное полотно Французской республики. Но, по-моему, сам Делакруа, судя по письмам и комментариям к собственной картине, так до конца и не понимал, что он воплотил, к чему невольно прикоснулся.
Напрягает здесь, прежде всего, мифология происходящего, представление о революции. Итак, если отвлечься от поэтического пафоса свободы, то, что здесь изображено? Марианна — Свобода, с обнажённой грудью, попирающая трупы и ведущая за собой как скот на бойню очередную толпу мертвецов.
Кстати, если применить метод Аби Варбурга к этой картине — «Великое переселение образов», то это символическое изображение, безусловно, повторяет образ грудастых первобытных Венер — символа плодородия, к которым люди доисторической ночи приносили человеческие жертвы. Известно, что Делакруа писал образ Свободы с тогда недавно открытой Венеры Милосской.
Но оставим эти смыслы и внимательно всмотримся в лица революции. Широко раскрытые глаза и разнонаправленные взгляды точно передают аффектацию безумия. Здесь опять стоит вспомнить Жерико и его знаменитую галерею портретов сумасшедших.
Мир этих психически ненормальных людей сконцентрирован вокруг беснующегося демона, полуобнаженной девки, которая провоцирует их безумие. Люди буквально в гипнотическом трансе ползут на коленях к ней, чтобы прикоснуться к тени этой Свободы и тут же сдохнуть у её ног.
На переднем плане мужчина без штанов. Здесь можно улыбнуться. Среди парижских субпролетариев есть понятие санкюлот, буквально человек без кюлот, т.е. беспорточный, крайняя степень бедности, но, при этом не подразумевающая хождение по бульварам в голом виде. Делакруа изобразил этого человека в прямом смысле слова без штанов. Здесь простительна недостаточная осведомлённость Делакруа — аристократа, внебрачного сына князя Талейрана. Смешно? Нет, не очень. Позади пожары, война, смерть, баррикада из трупов. Впереди только Свобода, которая движется на нас как бездушный механизм, как механика безумия хаоса, зла.
«Худших везде большинство» — эта надпись в храме Аполлона была сделана мудрыми античными греками. Большинство, ревущее стадом о свободе, о которой ничего не знает, тысячелетия за тысячелетием топчет пространство и время в поисках неразрешимой отгадки бытия человека. Безумными библейскими стадами строят они свою страшную историю и гордятся уродливыми историческими личностями. Из этого сознания, кажется, нет выхода. Революция это всегда напролом.
Я часто вижу и общаюсь с этими, в большинстве своём хорошими людьми, убеждёнными революционерами, хотя они и отрицают это определение. Все они считают это своё состояние временным этапом на пути к уже близкой, осязаемой победе и никогда не оценивают его как стационар. Впрочем, не мне судить других. Мир хочет добра. Мир хочет добра только для себя и подобных. Мир странно устроен, как плот «Медузы», заселённый людоедами и их жертвами.