И вот оно настало – утро большого дня. Подхватив рюкзак, я вприпрыжку бросилась на станцию и вскочила в чудо-поезд. Карман жгли заветный билет к руинам и пропуск на гору Мачу Пикчу Монтана. Нетерпеливо ерзая, я провела час с лишним в поезде после чего, закрыв от страха глаза, дрожала на каждом изгибе серпантина, преодолеваемом неповоротливым автобусом.
Знакомый миллионам людей ярко-зеленый сочный ландшафт раскинулся передо мною. Вокруг бурлил людской поток, восклицая и изумляясь на всех языках и наречиях мира. День обещал стать жарким, и, окинув руины первым жадным взглядом, я поспешила расстаться с охающей разномастной толпой. Отметившись в тростниковой будке местных рейнджеров и украдкой от самой себя, взглянув наверх, я начала шестьсот пятидесятиметровый подъем на Монтану. Тропа держала в напряжении с первого шага, неуклонно уводя вверх и лишь изредка балуя ровными участками. Ступени не походили одна на другую, нетривиально нагружая икроножные мышцы. Повышенная влажность тропического леса создавала вокруг ощущение парной, и, хотя путь проходил в тени деревьев и это спасало от прямых солнечных лучей, пот струился градом с каждого запыхавшегося путника без исключений. Даже бегуны марафонов и железные триатлонцы неподдельно страдают на этом восхождении. Дыхание сбивается очень быстро, а мышечная усталость на крутой каменной лестнице создает реальную опасность.
Очень скоро руины Мачу-Пикчу стали теряться на фоне окружающих лесистых гор. Далеко внизу они зеленели по-английски аккуратно выстриженной поляной. Особую драматичность пейзажу придавала известная «Молодая Гора» Хуяну Пикчу, стоящая подобно несокрушимому стражу позади основного комплекса развалин. Ее форма резца и отвесные склоны, на которых также можно разглядеть следы инкских построек, и создают ту особую атмосферу Мачу-Пикчу, что влечет путешественников со всего света. Между тем, чем выше я поднималась, подбадриваемая другими отважными покорителями Монтаны, тем труднее давался каждый шаг и каждый вдох. Два часа беспрестанного преодоления привели меня задыхающуюся, изможденную и абсолютно счастливую на вершину.
Открывающаяся панорама забирала дух и делала все эпитеты лишними и пустыми. Рядом утомленные путники вдыхали особый пьянящий воздух горной вершины, сидя на краю обрыва. Слышалось шуршание шоколадных оберток из фольги и приглушенные голоса, будто боявшиеся нарушить величественный покой горы. Казалось, протянув руку, можно дотронуться до облака и притянуть его к себе, умыться его чистейшей прохладной влагой.
За трудоемким восхождением я не заметила, как погода резко изменилась. Досаждающее поначалу солнце куда-то исчезло, со всех сторон наползали свинцовые облака, а кое-где на небе явственно читались линии проливающегося дождя. Погода удивляла и завораживала, однако пора было двигаться в обратный путь, о чем недвусмысленно намекал маячащий перед глазами рейнджер. Спустившись на пятьдесят метров, я натянула капюшон и застегнула ворот непромокаемой куртки. Оставшийся спуск проходил под теплым тропическим дождем, который не пощадил ни меня, ни содержимое моего рюкзака. Оказавшись вновь внизу у руин Мачу-Пикчу, я мечтала лишь о чашке горячего бульона и теплом джакузи для изрядно потрудившихся мышц. Однако обратный поезд ждал меня еще только через несколько часов, и, отпив остывшего чая из термоса, я начала неспешный осмотр древнего инкского города.
Дождь смыл утренние толпы туристов прочь, и гора зеленела в тумане одинокая и романтичная. Облака проплывали по террасам, купая и лаская пушистых лам. Капли влаги скатывались с их свалявшейся шерсти, утекая вниз к подножию Старой Вершины, вливаясь в мощный поток Урубамбы. Глаза блуждали в тумане, объектив безуспешно искал точку фокуса, облако оседало на лице мелкой изморосью. И лишь душа по-прежнему ликовала и упивалась необычностью происходящего. Столь сюрреалистичным было это блуждание в облаке на головокружительной высоте посреди древнего инкского города в компании лам. Казалось, время остановилось, а необъятный прежде мир сжался до этой заповедной площадки, сокрытой среди горных лесистых хребтов в сердце Южной Америки.
На выходе из комплекса я не удержалась и порадовала себя декоративной печатью в паспорт и, щелкнув напоследок затвором, отправилась в долгий обратный путь. В полной темноте, сопровождаемая вокзальными скучающими собаками, я вернулась в отель и радостно уронила себя на кровать.
Следующий день прошел в дороге. Я спешила обратно к океану. Двенадцать часов подряд как в калейдоскопе сменялись пейзажи за моим окном. Горные серпантины спускались в плодородные долины и петляли вдоль речных излучин, устремляясь затем в новые выси. Свежая зелень возделанных полей сменялась бесцветными пыльными улочками деревень, и вновь являлась в виде изумрудных речных вод. Низкорослая палевая растительность высокогорий служила идеальным фоном чернильной синеве озер, в которых неспешно вышагивали нежно-розовые фламинго. Анды прощались со мной, обнажая трепетную, почти интимную красоту на исходе дня.
Я начала заключительный спуск с высот заповедника Пампа Галерас, приютившего на своих просторах самое большое семейство викуний в мире, когда закат окрасил все в лиловые тона. Раскинувшаяся впереди на сколько хватало глаз безлюдная пустыня Наска утопала в баюкающем закатном мареве. Поворот за поворотом, сто восемьдесят градусов, и за ними еще сто восемьдесят, дорога затягивала меня в воронку. И словно по сигналу, стоило мне выбраться на прямую, краски померкли и опустилась кромешная тьма. Но стоило глазам немного адаптироваться, как тьма обернулась парчовым покрывалом, накрывшим пустыню. Алмазная россыпь засверкала над головой. Сириус светил, словно, небесный прожектор, непривычно большой Пояс Ориона искрился как изысканная подвеска. Плеяды украшали небо как в последний момент одетая бабушкина брошь, преображающая весь облик. Звезды были так близко и сияли так ярко, как это бывает лишь в пустыне, где воздух прозрачен, а огни цивилизации не видны вовсе. Незнакомые гигантские фигуры южного небосклона исполняли надо мной заученные тысячелетиями па. Они восхищали и пугали, вселяя в сердце тревогу и смутное желание.
Остаток пути я проехала под неизгладимым впечатлением этого волшебного небесного свода. Ночью мне снились чудные миры далеких планет и их просветленные обитатели. Очнулась же я тоже будто на другой планете. Вчерашние крутые горы и скалистые серпантины остались далеко позади. Перед глазами простирались розовые порфировые дюны заповедника Паракас. Разнообразие птиц и животных, облюбовавших этот уголок земли по-детски радовало и изумляло. Пеликаны, Олуши, Пингвины и Фламинго кричали наперебой, приветствуя новый день. Морские львы вторили им из океанских волн. И даже ленивые желеобразные медузы, казалось, покачивались на волнах в четком ритме всеобщего ликования. Повсюду вдоль линии прибоя океан щедро разбросал диковинные раковины всех цветов и форм.
Заповедник напоминал фильмы об экспедициях на марс. Шкуры и скелеты умерших животных вносили в окружающую гармонию транквильную ноту вечности и неизбежности. Плодоносная печаль захватывает в таких местах, сердце теснится в груди, отбивая гулко и неровно свои отмеренные и сочтенные кем-то удары. Поддавшись ей, я побежала, как в детстве, без цели, набирая полные сандалии колючего песка. Набегавшись до рези в боку, опьяненная я без устали щелкала затвором каждую песчинку и каждое перышко, в тщетных попытках изловить и заключить на года это настроение.
Немного взбодриться мне помог ни с чем не сравнимый офф-роад по укатанным песчаным холмам. Вдоволь накатавшись и спугнув волной адреналина поглотивший меня было сплин, я почувствовала проснувшийся аппетит. В центре Паракаса бьется рыбацкое сердце маленькой лагуны. Десятки лодок каждое утро выходят здесь в море, чтобы вернуться переполненными свежайшей рыбой и моллюсками. Здесь можно наблюдать, как рыбаки выгружают свой улов под пристальным надзором местных упитанных котов и строгих пеликанов. Среди этого рыбного духа и всеобщего гомона и стоит отведать понравившийся экземпляр, просто указав на него пальцем. И вот этот Марс совсем не чужой и не пугает, и вот ты понимаешь каждый чаячий крик и каждый взмах ласты морского льва. И вот ты снова хочешь остаться и внимать, и вторить.
Завершить же свой день сегодня я решила в Кафедральном Соборе Паракаса. Это удивительное место – невероятной красоты скала, выдающаяся прямо в океан. Еще несколько лет назад она возвышалась над прибоем природной аркой, подобной своду католического собора. После землетрясения, обрушившего ее в 2007 году, сама арка погребена на дне атлантического океана. Однако этот утес не утратил своего магнетизма и духовной силы и в нынешнем осиротевшем облике. На закате шум прибоя у подножия скалы ласково, но настойчиво нашептывал мне расправить тщательно утаиваемые крылья и плавно последовать за Солнцем за линию горизонта.
Наверное, если бы не новые страны и люди, ожидающие меня впереди, я бы так и поступила. Однако назавтра пора было возвращаться в клокочущий современный мир, ловить самолет и вдохновляться новыми идеями.
“Traveling—it leaves you speechless, then turns you into a storyteller.” Ibn Battuta.
Будут еще приключения!
Больше текстов о странах, людях и нравах в Телеграм-канале
