О своем рождении Сергей Клычков напишет так:
…елки, что еще хорошо помнят и сейчас дубровские ягодницы, был непролазный малинник: в нем-то меня по неопытности и молодости своей родительница моя и стряхнула...
Была над рекою долина,
В дремучем лесу у села,
Под вечер, сбирая малину,
На ней меня мать родила.
Маму Клычкова звали Фекла. Поэтом он не мог не стать. Писал, как жил. В своей короткой автобиографии он поэтизировал свой старообрядческий мир и быт:
За изгородкой нашего сада, по другую сторону болота от реки Куйминки, по веснам на пашнях токовало не менее пятидесяти пар чернышей, бабка про них говорила, что эта птица царя Давыда, почему и похож у нее хвост как бы на вознесенную лиру…
Все это потом становилось стихом, а, впрочем, стихом и было изначально:
Черныш - чудная птица,
Он любит глушь и тишь,
И как не покреститься,
Когда слетит черныш?
…Что этот хвост на лиру
Походит всем на вид,
С какой ходил по миру
Блаженный царь – Давыд.
Старообрядцы – работящий, честный, хитроватый, товароватый народ, талантами не обижен, но обижен был царем Алексеем Михайловичем, прозванным “тишайшим” и патриархом Никоном. За это спустя почти три века старообрядцы и отомстят “бесовскому” государству, снабдив деньгами русский бунт в 1917 году, бессмысленный и беспощадный.
Сергей Клычков в 1917 – этакий Бумабараш, не понимающий, за какую власть он воюет, сидя в окопах 1-й мировой?
Все это с блеском отражено в его эпопее “Саханый немец”:
..Эх, рассказывать, так уж рассказывать... Простояли мы так, почитай, два года в этой самой Хинляндии, подушки на задней части отрастили -- пили, ели, никому за хлеб-соль спасибочка не говорили и хозяину в пояс не кланялись: рад бы каждый от стола убежать, из лесной лужи пить, березовое полено вместе с зайцами грызть -- лишь бы спать на своей печке!
Пожалуй, вот это наследие, настоянное на сказках, которые он слышал от дедов своих и матери Феклы, душистые и ароматные стихи в прозе. Сказы:
Кое-где промелькнет вдали бугорок, покатый увал, едва заметный для глаза, как девичья грудь под рубашкой…
Стихи Клычкова обыкновенные, он, словно всегда в тени Есенина и Клюева.
А в “Сахарном немце” подлинный поэт:
А уж то ли не был яров Прохор, не солощ до Пелагеи!
Бывало-ти за ночь всю так изомнет, истилискает, перевертит и искрутит, что на другой день туман в глазах стоит до полудня и ноги и руки как суслом нальются, а грудь так и прет из-под кофты, словно ищет сама детские губки…
Сергей Антонович прожил не так мало. Есенину судьба отмерила 30 лет, Клыкову повезло чуть больше. Его расстреляли лишь в 1937-м.
Весьма возможно, что деревенское прозвище помогло: Лешенков. Клычков шутил, что прозвище производное от Лешего.
Язык Клычкова уникален, но все это исчезло, улетучивается, как в стихе Сергея Антоновича:
Душа моя, как птица,
Живет в лесной глуши,
И больше не родится
На свет такой души…
Что за птица? Да та самая, диковинная. Черныш с хвостом, как лира!