- Не была я здесь, что ты выдумываешь? – бормочу тихо, но он все равно слышит.
Мы подходим к металлическим дверям школы.
- Не ври хотя бы сама себе. Да и вообще, глупо врать тем, кто и так знает правду.
Меня начинает это пугать. А когда меня пугают, я начинаю злиться. Такая вот защитная реакция. Я сажусь на корточки и грубо хватаю мальчишку за плечи.
- Хватит говорить ерунду. Я пришла написать статью, маленькая ты балаболка.
- Эй, Клео, ты чего? Отпусти мальчишку, - тяжелая рука Эдика ложится мне на плечо.
- Отстань! – рычу я, оборачиваясь к парню подруги. Тот отшатывается назад, словно я собиралась откусить ему пальцы.
- Девушка, молодой человек прав, не могли бы вы отпустить моего ученика? – дверь открывается. На пороге стоит не молодой, лет шестидесяти, мужчина с тростью. Самая запоминающаяся деталь – его пышные, ныне седые, усы.
Я отпускаю мальчика, но не успеваю встать. У меня начинает рябить в глазах. Сквозь пелену сознания проступает какой-то далекий, словно из сна, фрагмент.
Стою и держу в руках листок бумаги. Глаза у меня завязаны, ничего не вижу, но твердо знаю, что листок красного цвета. Меня спрашивают, и я отвечаю. Затем повязку снимают с глаз. Передо мной лицо Усача. А в маленьких ручках красный листок.
- Клео? Клео?! – несколько раз моргаю, чтобы вернуться в реальность. Крис обеспокоенно тормошит меня за плечи. – Ты чего? Нам уже давно предложили пройти внутрь и все осмотреть.
Я встаю. Ноги и руки почему-то затекли, и при движении их колет иголками. Странное воспоминание. Но откуда оно? Ведь в моем прошлом просто не было места для этой школы.
- Это вы Иннокентий Алексеевич, да? – интересуюсь я, проходя вслед за мужчиной.
- Да, я. Мне не очень хотелось вам сообщать, что школа работает. Потому что официально мы закрыты. Я предполагал, что в субботу ребята решат отдохнуть, но они все равно пришли, не смотря на мои уверения, что могут остаться дома. Эти дети, они очень способные. Я не мог просто взять и бросить их на произвол судьбы, понимаете? – он как-то странно смотрит на меня. И почему-то мне становится грустно от его взгляда, как будто я встретилась со старым знакомым, который когда-то меня обидел. Приходится прогнать это чувство и сконцентрироваться на интервью.
Я киваю. И стараюсь не забыть вопросы, которые тут же возникают в голове.
- А откуда вы берете деньги на оплату аренды? – готовлю блокнот и ручку.
- Хоть большинство детей сироты, есть те, у кого имеются родители. Часть денег дают они. Больше половины присылают мои бывшие ученики. Что-то из своего кармана. Часто мои воспитанники находят подработку. Перебиваемся, как можем.
Я старательно записываю его ответ, не забыв на всякий случай включить диктофон.
Нам показывают несколько пустующих классов и только один рабочий. Здесь сидят несколько детишек и что-то тщательно разучивают. Показаны их спальни с двухэтажными кроватями. Столовая.
У плиты стоит девочка лет четырнадцати. У нее явно что-то пригорает, но никто не спешит ей помочь.
- Это Вика. Очень способная девушка. Умеет внушать людям то, чего на самом деле нет, - сообщает нам Иннокентий, похлопывая одобрительно Вику по плечу.
- Например? – интересуюсь я. Становится довольно интересно. Ручка и блокнот давно наготове. Записываю каждое слово.
Нам предлагают присесть за один из столиков. Вика приносит нам поднос с тремя тарелками не сильно симпатичного на вид супа.
- На вкус он такой же ужасный, - признается девочка, а потом просит. – Ешьте одну ложку быстро. А потом пусть каждый из вас посмотрит мне в глаза.
Я беру в рот ложку супа. Он ужасен. Чувствуется, что что-то пригорело, он пересолен, в общем, есть невозможно. Еле сглатываю, чтобы не выплюнуть.
Смотрю Вике в глаза. Они такие синие, как небо. И ресницы пушистые. Забываю на мгновение, где нахожусь. Потом девочка моргает и все очарование проходит.
Опускаю взгляд в тарелку. Вместо ужасного супа, в тарелке творение шеф-повара. Зачерпываю немного и касаюсь слегка языком. Вкусно. Очень. Ничего лишнего. Кажется, я могла бы есть и есть этот суп, не переставая.
Когда тарелки полностью пустеют, нам предлагают второе. Сначала блюдо на тарелке кажется очень аппетитным, но сконцентрировавшись, я понимаю, что нам предложили горелую гречку и маленькую, похожую на уголек, котлету.
Эдик и Крис уплетают за обе щеки, а я не могу даже притронуться к еде.
- Почему не ешь? – удивляется Вика, все это время неотрывно наблюдающая за нами.
- Это не съедобно, прости, Вик, - признаюсь я, отодвигая от себя тарелку.
- Как это? Это же идеально выполненное мясное рагу, - девочка явно раздосадована.
- Это подгорелая гречка с котлетой, - отвечаю я.
Вика хмурится.
- Я ведь использовала на тебе свой дар. И почему ты видишь реальность? – она словно обвиняет меня в том, что фокус провалился.
Девочка дует губы и смотрит на учителя, обеспокоенно теребя кончик светлого хвоста.
- Настоящую еду я вижу, только если напрягу зрение, - сознаюсь, чтобы не совсем расстроить ученицу.
Вика косится на Иннокентия, чтобы увидеть его реакцию. Замечаю, что тот многозначительно поднимает брови и что-то отвечает девочке одними лишь губами. Но мне не удается его понять.
- Пройдемте дальше?- тут же обращается он к нам.
Меня не покидает странное чувство дежавю, пока мы обходим школу. Я стараюсь сконцентрироваться на интервью и, пытаясь успокоить расшалившиеся нервы, кручу в пальцах кулон с синим, как и мои глаза, камешком. Эта безделушка была у меня столько, сколько я себя помню. И я почему-то всегда была уверена, что он меня защищает.
Мама всегда говорила, что большая редкость и удача при темном цвете волос иметь светлые глаза. Я всегда чувствовала себя из-за этого необычной. До этого дня.
- Можем мы понаблюдать за уроком? – интересуется Крис, больше меня увлекшаяся этими паранормальными детишками.
- Если только по очереди, а то собьете их настрой. Думаю, ребята могут на вас попрактиковаться, если вы, конечно, не против, - Иннокентий улыбается, и от его глаз в стороны разбегаются лучиками морщинки.
Этот человек единственный, кто пока не вызывал у меня необъяснимого ужаса. Рядом с ним я чувствовала себя спокойно и легко. Как будто знала, что мужчина может меня защитить.
Кристина решает идти первой, оставляя меня один на один с Эдиком. Ее выбор не нравится никому из нас. Однако, Крис остается неумолима.
Эдик прислоняется к стене, становясь похожим на одного из этих загадочно-роковых красавчиков, которые прислоняются ко всему – к стенам, дверям и даже к особо крупным грузовикам. Набросив на себя скучающий вид, парень начинает разглядывать рисунки учеников, развешанные по стенам.
Эти рисунки привлекают и мое внимание. Везде изображены люди: женщины, читающие книги, дети играющие в песочницы, мужчины за рулем автомобилей. Но самое странное, что вокруг каждого человека изображены цветные круги, словно свечение.
- Что за странная хрень вокруг всех этих людей? – недовольно бормочет Эдик, подходя к картине с мальчиком, держащим в руках футбольный мяч. Вокруг паренька, тоже есть этот странный кокон, только на этот раз он целиком синий.
- Если память мне не изменяет, то это аура, - произношу я деловито, подходя ближе к картине. У мальчика на ней такие же черные волосы и синие глаза, как у меня.
Эдик возвращается к своей стене и вновь подпирает ее.
- В дрожь бросает от этих рисунков. Они словно следят за нами, - его голос сочится недовольством, но мне кажется, что так парень пытается скрыть примитивный страх неизвестного.
Мне очень хочется как-то уколоть Эдика, сказать что-нибудь едкое, но ощущение слежки есть и у меня. Делаю несколько шагов назад, но чувство не проходит.
- Ты прав. Они все очень странно нарисованы. И мне это тоже не нравится, - признаюсь я. Противный спазм сжимает горло.
Эдик гогочет, нарушая зловещую тишину этого места.
- Ого! Неужели бесстрашная Клео вдруг испугалась рисунков? – парень ухмыляется своей самой противной улыбкой. Наверняка, он ее перед зеркалом тренировал.
- Как поживают детородные органы? – как бы невзначай спрашиваю я, делая шаг в направлении Эдика.
- Прекрасно, - бормочет он, на всякий случай заслоняя руками причинное место, как футболист, и отступая назад.
Я усмехаюсь. Крис нет всего несколько минут, а мы уже успели поцапаться. Да и на статью пока очень мало информации, ведь самое интересное сейчас скрывается за дверями класса. Мне не терпится узнать, что же такого эти дети вытворяют на уроках. Почему их называют «Индиго»? И что Иннокентий может им там преподавать?
Через десять минут Крис все еще не выходит, а стоять и ничего не делать, да еще и в компании Эдика мне совсем не хочется.
- Знаешь, - говорю я ему. – Пойду, осмотрюсь.
- Ты меня тут одного, что ли, оставишь? А если они выйдут и увидят, что тебя нет? Что говорить этому Усачу?
Я тру переносицу. Просеки Эдик, что эта привычка у меня срабатывает на не очень умные вопросы, обижался бы раза в два чаще, чем обычно.
- Ты же не маленький, верно? Придумай что-нибудь.
- Ну, - тянет он и замолкает.
- Ох, ну скажи, что ушла в туалет. Андерстенд? – я тяжело вздыхаю, словно с маленьким мальчиком общаюсь, ей богу.
- Ну-у-у, - опять тянет Эдик, ероша рукой себе волосы. – Может, все же не пойдешь?
Я ехидно улыбаюсь.
- Скажи, что боишься, и я не пойду.
Парень поджимает губы и фыркает.
Вот и славно! Разворачиваюсь на каблуках, и быстрым шагом иду по коридору, заглядывая в каждый класс в поисках чего-нибудь действительно интересного. Если Эдик будет так мычать перед Иннокентием Алексеевичем, то я школу успею обойти вдоль и поперек аж несколько раз.
