Я нашёл его. То место, где голос Бога звучит яснее всего. Ночи, дни, тёмные переулки сознания - всё разделилось на после и... До? А что было до? В этом месте, окутанном шумом стихии, есть только "сейчас".
Меня разбудил грохот. Хозяйский кот упал с окна во сне, как тушка гиппопотама, прямо за кроватью Лёхи. От этого звука на Лёшке не дрогнул ни один мускул, а я проснулся. "Будь ты пpoклят!" - в сердцах подумал я то ли на Лёху, который опять не закрыл двери после ночного пepeкура, то ли на кота, вечно прошмыгивающего в нашу лачyгу. Наверное, он предпочитал спать тут ещё до нашего заселения и не желал менять привычек. Серьёзный мужчина.
Целый час я пролежал, глядя в потолок. Тёплая южная ночь давно сменилась ещё более тёплым утром. Интересно, как там мама? Наверное, переживает за меня. Что-то щекотало в гpyди. Тревога или зыбкий песок, в котором я стоял уже по самую шею, но так и не знал, что делать дальше? Поняв, что больше не усну, я встал, сделал себе бутерброды в дорогу, прихватил воду и направился к морю.
У подножия Генуэзской крепости зеленела умытая росой трава. Скалы со стороны моря жадно вбирали в себя утренние лучи. Им не насытиться, ведь они навсегда холодны, но слишком бессердечны, чтобы это понять. Они пожирают, заглатывают этот источник жизни, но не могут удержать его в себе: солнце сядет, взойдёт луна и наполнит их льдом. Потому что они пусты. Я встречал и людей, похожих на эти скалы.
Бездомный одноухий пёс дремал под алычой... Он хороший пёс, я его уже знаю. Не нашёл ты себе места в этом мире, дружище, не нашёл. Хозяева говорили, что до берега 10 минут неспешным шагом... Ага. Не знаю, что у них за шаги, но я своими весьма спешными шагаю все 25.
Моё рабочее место сразу бросается в глаза - это надувная горка, с которой детвора скатывается в воду. Каждый вечер мы её оттаскиваем подальше от берега и закрепляем на случай шторма. При взгляде на неё у меня сразу заболели обожжённые солнцем плечи. То ещё удовольствие - торчать целый день подле неё на пляже, скажу я вам. Стараясь не смотреть на горку, я взошёл на волнорез.
Я не сразу заметил его. Он был распластан по бетону, а я не смотрел вниз. Молится или просто пьян? Я хотел было уйти. Вшуууххх... Вшуууххх... В неподвижном мире, в абсолютной тишине живыми были только волны. У них бесконечно синий, всезнающий взор с полуопущенными ресницами: ни удивления, ни интереса... и ни капли притворства. Вшууухх... Власть - вот чем они владели в совершенстве. Они захватывали меня целиком. Я сел и свесил ноги над водой.
Церкви, часовни, храмы... Нет. Всё слишком преходяще, слишком рукотворно. Если я где-то и слышал голос Господа, если Он сам когда-то смог расслышать мои невнятные молитвы, то это случилось здесь. Ведь ближе невозможно. Ведь это от его оживляющего дыхания на воде вздымается рябь и по Его воле так всеобъемлюще шумит вода... Она рокочет неустанно для того, чтобы мы хотя бы здесь не слышали ничего боле, кроме Его слов и собственной души.
На горизонте проплывало судно. Меня уже не было на волнорезе. Я был там, на борту, и завороженно следил, как нос корабля рассекает воду под правлением моей руки.
— Лживая свuнья! Верно, мальчик? Хо! Хо-хо... Кх!
Я и не заметил, как старик, а это именно он был распластан ранее на бетоне, подкатил ко мне. У него не было нoг, только обpyбки, которые заканчивались выше колена. Старик передвигался на дощечке с колёсиками. Он обратил ко мне своё выцветшее, обветренное и сплошь усеянное глубокими морщинами лицо с влажными глазами. Я был впечатлён.
— Вы о ком?
— О нём! - он небрежно кивнул на море. - Шумит тут... шепчет. Можно подумать, что с тобой разговаривает сам Господь, а? - прищурился на меня старик.
Как он догадался?
Заметив, что я ошарашен, старик сменил тактику.
— Зaкypить найдётся?
— Извините, не кyрю.
— Это правильно, молодец.
Он достал собственные сuгаpeты. Вот жук, хотел стpeльнуть у меня.
— Ты школьник?
— Выпустился в этом году.
— Учиться на кого собираешься?
— Банковское дело, - ответил я.
До чего же мне становится пapшиво от упоминания этих двух слов!
— Хороший выбор.
Он задумчиво выпустил несколько идеальных колец дыма.
— Смотри, не передумай, как я когда-то... - он опять помолчал. - Знаешь, кем я хотел стать? Священником! Кхе-кхе!
Я смотрел на него с нескрываемым удивлением.
— Да! Всё бегал в церковь с матушкой, молился. Поступил в семинарию, представляешь? Проучился год, а потом... Чёpт дёрнул родителей свозить меня на море. Оно ослепило меня, вывернуло душу. Я слышал... О, чего я только не слышал в наползающей на берег волне! Сбежал из дому, прибился к рыбакам... Но Господь наказал меня по заслугам. Шторм, железный трос - и вот он я, жалкое ничтoжecтво.
Я смотрел на него во все глаза.
— Не слишком ли суровое наказание?
— Я предал его! - старик начал горячиться и закашлялся. - Предал! И теперь у меня нет ничего: ни Бога, ни моря, ни семьи.
— Вы не правы. Бог всегда с вами, он же...
— Он же в моём пapшивом сердце! - кривляющимся голосом закончил за меня старик. - Нет уж! Мы в ссоре с ним, ясно? Тухлые водоросли и морская соль - вот что навсегда застряло в моём сердце.
Старик сплюнул. Я не понимал его. Было не по себе. Я отвернулся и смотрел на камни под толщей прозрачной воды.
— Так что... Море лжёт, не слушай его, - вздохнул старик и развернул свою каталку в сторону берега.
— Дедушка!
— Оу? - полуобернулся на меня старик.
—А если бы... Ну... Можно было вернуть время вспять, вы бы больше не выбрали море?
Профиль старика растянулся в улыбке.
— Тогда я стал бы никудышным священником, а мог бы быть отличным моряком.
Колёсики затарахтели по холодному бетону. Разорванный человек. Как жестока бывает судьба!
Весь день я был сам не свой. Пляж галдел, смеялись дети. Генуэзская крепость гордо смотрела вдаль, выпятив гpyдь. С высоты веков мы были лишь пылью под её твёрдыми ногами. Море говорило со мной. Оно убеждало, звало, поглощало. Вдали корабль... А что, если это я буду стоять на палубе в фуражке капитана? Не об этом ли ты говорил мне, Господи? Или это был не ты?