Братья

Сухие ветки и корни деревьев мешали Роману тащить плащ-палатку, почти разорвалась она, но ничего, до реки осталось немного.
- Ромка, брось меня, не дотащишь! – раненый товарищ уже десятый раз просил его об этом, но Ромка пёр как колхозный трактор.
Из группы разведчиков они двое остались, на обратном пути угодили в засаду, немцы накрыли их из пулемётов, он видел, как гибли его боевые товарищи, ничем им помочь не мог. Когда кончились патроны, стал отходить, наткнулся на раненого бойца, под огнём противника устроил его на материи и потащил.
- Сказал, дотащу, значит, дотащу, лежи смирно.
Остановились на отдых, Роман переводил дух.
- Ромка, а у тебя братья или сёстры есть?
- Два брата, я младший.
- Воюют?
- Конечно. Они в самом начале войны ушли на фронт, это я припозднился к ним на выручку, ждал, когда возрастом подойду.
- Пишут?
- Мамке пишут, а та мне новости передаёт. Писала, что старшему брату сержанта присвоили, да ещё медаль дали, а уж за что такие почести она не знает, да и не написал бы он, жалеем мы её.
- А мне писать не кому, ещё в революцию родители погибли, в детдоме воспитывался.
- Чего не женился?
- Не сошлось как-то.

Когда добрались до реки, Роман остановился, раненый не понимал его:
- Чего встали? Наши на том берегу, лодка под берегом!
- Темноты дождёмся, не дадут нам переправиться пока светло, там, на бугорке пулемётчики немецкие, мы у них как на ладони. Думка одна у меня есть, не мешай.
Эту самую думку Роман обдумывал ещё в лесу, считай всю обратную дорогу. Стыдно было разведчику возвращаться пустым, вот и решил он наведаться на немецкие позиции, авось повезёт с «языком»! Дождавшись когда начнёт темнеть, Роман поменялся с товарищем, оставил ему свою последнюю гранату, себе взял его, хоть и полупустой, но всё же с патронами, диск к автомату. За оврагом немецкие траншеи, туда и метил молодой разведчик, там хотел он осуществить свой план. Крался как можно тише, надеялся, что не ждут немцы при свете солнца советских разведчиков. Затаившись меж двух берёзок наблюдал за противником, бинокль ему не нужен был, с рождения у Романа было хорошее зрение, от того и взяли его ещё пацаном в охотничью артель. Ага, а вот и тот, кто ему был нужен! За траншеями, пригибаясь, шёл немецкий офицер, а с ним двое солдат, видимо посты проверяли, ночью то бояться ходить, научили их разведчики. Не раз он видел, как немцы сидят в окопах, даже по нужде боятся выходить. Когда шедшие фашисты уже готовы были развернуться в обратную дорогу, Роман толкнул ногой одну из берёз, крона дерева зашелестела почти жёлтыми листьями, офицер заметил это, остановился, указал на берёзки солдатам, те, подняв стволы своих автоматов, разделились, пошли к нему. Роман знал, где они пойдут, просчитал он врага как зверя во время охоты. Выйдя наперерез первому солдату, выскочил на него, сбил с ног, всего один удар ножом в грудь лишил фашиста жизни, теперь второй, он живым не нужен. Вернулся к берёзкам и снова пошевелил одной из них, это уже и солдат заметил, как танк пошёл он по высокой траве прямиком к разведчику, Роман считал его шаги. Приподнявшись, метнул нож, только и ёкнул враг, на большее его жизни не хватило. Быстро подтащив убитого немца к берёзке, Роман приподнял его щуплое тело и, стоя у него за спиной, помахал его рукой офицеру. Спрятав уже приготовленный пистолет в кобуру, офицер пошёл к ним по уже проложенной в высокой траве тропе, остальное для Романа было не сложным. Ох, и удивился раненый, когда Роман привёл немецкого офицера, да ещё целого и невредимого. Роман затолкнул фашиста в лодку, тот только мычал через кляп во рту, да плечами дёргал, руки то за спиной связаны. Потом с осторожностью перенёс туда раненого, разместил того поудобнее. Уже было достаточно темно, самое время, но и тут новое удивление на лице его товарища:
- Ты чего, куда плывёшь, нам на тот берег надо?! – шептал он, видя, что Роман правит лодкой вдоль немецкого берега и отходить от него не собирается.
- Лежи, я знаю что, делаю.
Пройдя достаточное расстояние вдоль берега у фашистов под носом, Роман понял, что они сейчас как раз в самом узком месте реки, отчаянно работая веслами, направил лодку к своему берегу. То ли заметили их, несмотря на темноту, а может, услышали, но немцы открыли огонь. На нашем берегу видимо сообразили, что это неспроста, тоже стали стрелять, прикрывая переправляющихся, а потом и встретили на берегу, поздравили с возвращением и с трофеем.

В окопах были готовы к отражению немецкой атаки, все на своих местах, время шуток прошло, напряжение овладело солдатами. Михаил привык к шуткам в свой адрес, над ним всегда шутили из-за его роста. Шутка ли, почти два метра вымахал детина, мать небольшого роста, отец то же не вышел ввысь, а он вот какой уродился. Ох, и били они с братьями деревенских шутников, за отца с матерью горой стояли! Здесь, на войне, тоже шутили, только он не бил никого, а только усиленно копал для себя в окопе место глубже. Вдалеке разорвалась немецкая мина, следующая ухнула ближе.
- Чего это они минами раскидываются? – стоявший рядом с ним автоматчик задался вопросом.
- Не раскидываются они, пристреливаются. Я с миномётчиками до ранения воевал, есть у них такое правило, а ещё ориентир им нужен.
Михаил крутил головой вокруг себя, осматривался, ага, а вот и то, что нужно. Чуть поодаль, за советскими окопами стояла молодая берёзка, ещё не совсем окрепшее дерево могло служить прекрасным ориентиром для немецких миномётчиков, оставив автомат в ячейке, Михаил пополз к берёзке. Высвободив из чехла остро отточенную на случай рукопашной схватки, лопатку, стал рубить дерево под самый корень, оставшуюся половину ствола просто сломал одной рукой, всё теперь немцу сложнее будет. Вернувшись на своё место, получил одобрительный взгляд ротного, тот понял суть действий своего бойца.
- А что командир, пока они там решаются, может мы по ним вдарим? Тут бежать всего ничего!
Ротный ушёл в землянку, видимо связался с вышестоящим командиром и получил разрешение. По траншее прошёлся приказ: «Приготовиться к атаке». По сигналу ротного бойцы поднялись, немцы, не ожидая такого от советских солдат, вначале даже не стреляли, лишь несколько мин упало, но не прицельно. Когда до немецких окопов оставалось всего ничего, ударили их пулемёты, но солдат было уже не остановить. Разрывы гранат в окопах врага, автоматный и пулемётный огонь, крики раненых с обеих сторон, всё перемешалось в один шум боя. Расстреляв патроны, и не имея времени на смену диска, Михаил орудовал автоматом как дубинкой, бил прикладом в лицо ненавистному врагу. Увидев, что на ротного навалилось двое фашистов, поспешил к нему на помощь, разбросал немцев как котят. Где-то левее происходящей схватки послышались разрывы снарядов, крики «Ура», началась атака всеми силами. Бросив последнюю гранату в немецкий блиндаж, из которого огрызалось два автомата, Михаил подхватил раненого командира роты, его тело буквально обмякло у него на руках, но он дышал, а значит живой. Взвалил деревенский богатырь командира на плечо и чуть ли не бегом отправился к своим позициям, видя это, остальные бойцы прикрывали его от сопротивлявшихся немцев. Ротный выжил, долго был в госпитале, позиции немцев удалось захватить, и три дня потом оборонять, пока не подошли новые силы, после этого продвижение Красной армии продолжилось.

Белые простыни, удобные кровати, тепло, что ещё нужно для выздоровления, вот только Семён знал, что кисть правой руки не отрастёт заново как хвост у ящерицы.
- Как ранило тебя?
Семён повернул голову, спрашивал сосед по койке справа.
- Глупо вышло. Городок немецкий брали, я в подворотню гранату немецкую кинул и сам пошёл следом, а она обратно прилетела, осколком кисть почти оторвало, остальное в госпитале доделали, сказали, не приживётся. А ты как сюда попал?
Этот сосед только ночью здесь появился, а Семён уже неделю лежал.
- А я в атаку бежал, споткнулся, - сосед горько улыбнулся, а Семён разглядел, что под одеялом у него ног нет.
- Много горя война принесла, думаю, что закончится скоро, наши уже до Берлина дошли.
- Скоро не скоро, а мы с тобой отвоевались. Тебя кто дома ждёт?
- Жена с дочкой, родители.
- Полный комплект!
- Нет, не полный, ещё два брата есть, я старший, если живы останутся тогда комплект будет.
- А я один в семье, да и семьи уже нет, погибли, когда под немцем были, что да как не знаю, возвращаться некуда.
- Вернуться всегда есть куда, главное не отчаиваться.
- Расскажи про братьев, всегда хотел, чтобы они у меня были.
- А чего рассказать? - Семён на несколько секунд задумался, - Хорошие у меня братья. Младший в детстве сорванцом был большим, в школе плохо учился. Уж и порол его отец, да и мы со средним братом беседы с ним вели, ни в какую учиться не хотел. Прознали в артели охотников, что глаз у него зоркий, да и стреляет хорошо, решили к себе взять, несмотря на возраст, а я их подговорил, чтобы условие перед ним поставили, подтянуть, так сказать, учёбу. Он им пообещал и сдержал слово, он всегда такой был, если что сказал, обязательно выполнит. Он последним на войну ушёл, молод ещё был.
- А средний что?
- Этот всегда средь нас выделялся, ростом и силой. В роду все средние, а этот вымахал дылдой, никто с ним на кулаках состязаться не хотел, в кузне с кузнецом сговорились работать, да только кажется, силы у него после этого прибавилось. В поле хлеб раз убирали, так колесо на жатке сломалось, валун большой мать-земля родила, так он колесо на руках в кузню унёс, а после ремонта обратно вернул, а там весу знаешь сколько?!
- Родители как?
- Надеюсь хорошо. Мать пишет, да не рассказывает ничего толком, знает, что и нам тут нелегко. Жену мою с ребёнком к себе взяли, так, говорит, легче беду пережить. Скучаю по своим, я ведь на войну ушёл дочке только годик исполнился, сейчас большая уже.

И была радость в тихой уральской деревушки и не было её, мало кто с войны вернулся. Дед Тимофей помнил, как успокаивал жену, когда та видела траур на лицах деревенских баб, а им вот повезло, вернулись все три сына, пусть покалеченные, но живые, а это главное! Последним, как и уходил, вернулся младший, стуча деревяшками костылей по настилу, подойдя к дому, засвистел, умел он это делать. Выскочили тогда все из дома, поняли, чей свист слышат, сколько радости было! На третий день, не сговариваясь, они с женой укрылись от детей в сарае, обнявшись, проплакали чуть не час, потеряли их домочадцы. Слёзы радости текли по их лицам, даже куры на насесте умолкли, казалось, что понимают ситуацию.