- Мое имя Денис Волнов, — Ден выходит вперед и кланяется сиренам. – Нам…
- Молчать, — Аглаопа изящно вскидывает тонкую руку в сторону парня. На запястье в свете луны сверкает красивый браслет.
И хоть сирена выглядит очень молодо, не старше двадцати пяти, я вижу ее возраст. То, как она держится. Как говорит. Все это выдает в ней большой жизненный опыт. Огромный. Как долго уже живут эти существа?
- Я не собираюсь разговаривать с тобой, человечек, — сирена обводит взглядом всех собравшихся и указывает пальцем на Виталину. – Ты. Говори.
Женщина сегодня тоже с распущенными волосами и в длинном платье. Виталина кланяется так же, как до этого ее сын.
- Мы благодарны вам, что откликнулись на зов и пришли на переговоры, — нараспев произносит женщина.
- Ваша ручная русалка была убедительна, — Аглаопа поправляет светлый локон, убирая его за ухо. – Так что вы хотите?
- Наша позиция не меняется еще с давних лет. Но нам неясно, что так взбудоражило ваш вид? Отчего вы решили прорваться в наш мир и покинуть свой уютный и знакомый?
Виталина старается держаться спокойно и холодно, но руки, постоянно теребящие подол платья, выдают нервозность.
- Наш мир больше не уютный! – восклицает самая молодая сирена. Она обеспокоена, испугана. Нет того холодного взгляда стальных глаз, как у ее старшей сестры. – Из глубин поднимается зло. Грядет страшная буря. Она придет с моря и заберет с собой все, до чего дотянутся ее липкие щупальца.
- Замолчи, Фелксиопа, — шипит на нее старшая сирена, оборачиваясь. – Это все сказки, рассказанные старыми мойрами. Они лишь видят образы будущего, не больше.
- И все же, раз хотите сбежать, вы тоже в них верите, — учтиво склоняет голову Виталина.
Волна справа от Аглаопы с силой ударяется о камень. Девушка раздраженно дергает головой.
- Да, это так, — признает она. – Мы верим в Зло, которое всех может погубить. И если не закрыть проход, то оно уничтожит и ваш мир. Поэтому мы здесь и согласились на переговоры. Теперь вам известна правда, за которую мы хотим жить.
Виталина оглядывается на своих собратьев.
- Мы должны обсудить это, — коротко говорит она.
- Решение должно быть не позже следующего полнолуния, — склоняет голову Аглаопа. – Зло нельзя победить в совершенстве. Его лишь можно вновь заковать в цепи. Но сделать это может лишь один.
- Кто же? – нетерпеливо выступает Ден.
- Тот, кого вы у нас забрали двадцать лет назад! – вдруг выкрикивает сирена, резко надвинувшись на парня. Ее лицо в опасной близости от Дена. Но тот стоит, не шелохнувшись, и смотрит прямо в глаза создания. Я просто удивляюсь его выдержке.
Я вижу когти, появившиеся на изящных руках.
- Такое нереальное создание! Превратили в жалкую человечку! – лицо Аглаопы начинает мерцать, то становясь хищным птичьим, то вновь возвращаясь в человеческий облик. – А потом увезли! Заставили задыхаться без моря! И кого?! Ее!
Я совсем не замечаю, как сухая трава колет живот, проникая даже сквозь водолазку. Руки уже устали держать телефон, но я не могу пошевелиться. Холодный влажный ветер давно заставляет меня дрожать. А запахи каких-то мелких цветков, вальяжно расположившихся прямо перед лицом, щекочут ноздри. Только действо, происходящее внизу, не дает пошевелить даже рукой.
- Мы ничего у вас не брали, — твердо произносит Виталина. – Никто из здесь присутствующих не знает, о чем идет речь.
- Да, — хрипит сирена, возвращаясь обратно. Она проводит рукой по своему горлу. – Их здесь нет.
В этот момент я вижу, как дергается неуверенно моя тетка, что долгое время стояла неподвижно. Знает ли она?
- Ответ мы ждем с ручной русалкой. У вас есть два пути. Или вернуть нам то, что забрали и должны были отдать еще два года назад. Или же мы требуем открыть путь в ваш мир.
Аглаопа взмахивает руками и вместо них появляются крылья. Тело съеживается, становится меньше, тоже обрастает перьями. И только лицо остается женским, таким, каким и было.
Превращение затрагивает и других сирен. Они медленно трансформируются в птиц. Резкий противный вскрик, и два сильных крыла поднимают Аглаопу в воздух. За старшей сестрой в небо взмывают и остальные сирены.
- У нас есть месяц, — тяжело вздыхает Виталина, а я уже отползаю как можно дальше от края, вскакиваю на ноги и спешно покидаю место слежки.
***
У дома меня все так же подстерегает неизвестный мужчина с неизменной сигаретой в зубах.
Мне настолько уже надоело прятаться и скрываться, что просто прохожу мимо него.
- Вы кого-то ждете? Пелагеи сейчас нет дома, — говорю я, подойдя ближе.
Мужчине около сорока. Легкая щетина, кустистые темные брови, тяжелый квадратный подбородок. Каштановые волосы волнами спадают на лоб.
- Что? – заикаясь, спрашивает он и смотрит так, будто увидел приведение. Светло-зеленые водянистые глазки перебегают с моего лица на дом и обратно.
- Вы кого-то ждете? – ухмыляясь самой милой улыбкой, на которую только способна, повторяю я.
- Нет. Да, — незнакомец вытирает вспотевший лоб рукой. – Пелагею жду.
- Думаю, что скоро она придет, — вновь одаряю белозубой улыбкой нервничающего мужичка и захожу на участок.
Самое важное сейчас – перекинуть на ноутбук видео. А то, кто может предугадать, что произойдет в следующие дни?
Перебрасываю и ложусь спать. Завтра я собираюсь припереть к стенке тетку. Пусть поведает мне все, что знает. А не скажет она – пойду к Дену. Или призову Дину к ответу. Ей уж точно известно больше, чем мне.
***
Утро наступает как-то быстро и неожиданно. Я распахиваю глаза и бросаюсь к компьютеру, чтобы убедиться – все, что случилось этой ночью – было на самом деле.
Видео снято ужасно. Кадр прыгает, ведь у меня жутко тряслись руки. И в темноте едва можно что-то различить. Но там есть голоса. И весь разговор слышно практически целиком. Только шум, когда я елозила по сухой траве, или скрип ветки на ветру, периодически вклинивается в диалог с сиренами.
Несколько минут я просто сижу, вглядываясь в темный монитор. Осознание, что все по-настоящему, не дает покоя. Сердце стучит быстро-быстро, а во рту пересохло. Я слишком взволнована тем, что сирены существуют.
Так спешу вниз к тетке, что ступеньки просто выпрыгивают из-под ног, желая, чтобы я упала и покалечилась.
- Я все знаю! – с этими словами влетаю в кухню.
Но кроме тетки замечаю еще мужчину в полицейской форме. Кухня тут же перестает быть для меня солнечной и теплой.
- Что-то случилось? — я замираю прямо на пороге и смотрю в расстроенное взволнованное лицо Пелагеи.
- Марина Лазурова? – сверяясь с документами, полицейский смотрит на меня.
- Да, — руки холодеют при мысли о том, что сейчас может сказать мужчина.
- Вам знакомы эти вещи? – полицейский протягивает мне несколько фотографий. На них изображены вполне обычные аксессуары. Могли быть обычными.
- Такие часы носил мой отец. А эта подвеска, — указываю на кулон в виде луны. – Мамина.
Сглатываю ком в горле и отдаю в дрожащей руке фотографии обратно.
- В таком случае. Вам придется проехать на опознание.
В глазах чернеет. И я чувствую, как куда-то падаю.
Минуло два года с момента исчезновения. Если они погибли в море, то появление трупов через столь долгий срок просто невозможно. По костям определили, что это мои родители?
- Мореночка, дорогая, как ты? – когда открываю глаза, вижу перед собой взволнованное лицо тети. Женщина водит у меня перед носом ваткой с отвратительным резким запахом. – Ты можешь не ездить. Я договорилась. Сама все сделаю. Только не волнуйся.
Пелагея впервые оказывается так заботлива ко мне. И мне чуть ли не в первый раз хочется обнять ее, получить толику материнской ласки, которой так не хватает.
Все то время, пока про маму с папой было ничего не известно, я могла надеяться, что они живы. Попали на необитаемый остров, или их выбросило куда-нибудь, но они потеряли память. Было много, порой, глупых версий, только чтобы не сойти с ума от ужасной потери. Потом, со временем, мне пришлось смириться.
И вот сейчас приходит человек и уверяет, что они нашли трупы родных.
- Теть, как это возможно? Два года прошло. Там от тел ничего не должно было остаться, — еле выдавливаю из себя эти слова, горло сдавливает жуткий спазм, и приподнимаюсь на локтях. Отползаю к стенке, прислоняюсь к ней спиной.
Медленными рывками подступает истерика. Обхватываю руками колени, впиваюсь ногтями себе в кожу.
- Как так?
Полицейский все еще находится в этой комнате и смотрит на меня без малейшего сожаления. Это его работа. Он уже навидался похожих случаев, обычные слезы его почти не трогают.
- Трупам не больше двух дней, — говорит он кратко. – Нашли на косе в паре километров отсюда. Лица сильно изуродованы, так что кому-то из вас точно придется проехать на опознание.
Задыхаюсь. Все это время они были живы. Я уверена – на мне лица нет.
- Я могу тебя оставить в таком состоянии? – тетка хватает меня за ледяную руку. Киваю. – Пообещай, что не натворишь глупостей!
Опять киваю. Не могу говорить. Совсем не могу говорить. Я потерялась. Потерялась в реальности происходящего.
Тетка не верит мне. Она бросается к телефону, что висит на стене, и набирает номер. Скорой? Психиатра?
- Алло? Виталина? – нет, всего лишь своей подруге. – А где она? Хорошо. Тогда мне нужен ты. Приходи как можно быстрее. Это срочно.
Уставший стоять, полицейский присаживается на табуретку и рассматривает меня.
- Ты не переживай. Может, это и не они? – вдруг тихо говорит он.
Лишь показываю рукой в сторону фотографий, лежащих на столе, и мычу что-то нечленораздельное. На большее сейчас я неспособна. Пытаюсь заставить себя дышать, но воздух с трудом проталкивается через горло. Слезы жгут глаза.
Тетка спешно заливает кипятком какие-то травы. Ей бы сейчас собираться, да ехать вместе с полицейским, а она чаи заваривает.
- Да, вещи принадлежат вашим родителям, но это еще ничего не значит, — пытается хоть как-то поддержать меня полицейский. Он уже в возрасте, от глаз расходятся морщинки, на безымянном пальце кольцо. Женат. – Вещи можно передавать другим людям. И мы пока даже не имеем права сказать, что эти трупы без лиц…
- Замолчите! – рявкает тетка, оборачиваясь. – Замолчите, немедленно!
Она со звоном ставит чашку на разделочный стол.
- Вы не видите, что делаете хуже? – она пытается помочь мне пережить это, так забавно. Она, кто действительно знает всю правду.
На кухню вбегает Ден. Растрепанный, раскрасневшийся.
- Что произошло?!
Он замирает на месте. Взгляд переходит с пошедшего пятнами лица тетки на поникшего полицейского, затем на фотографии, разбросанные по деревянному столу, а потом на меня, забившуюся в угол кухни. Растрепанная, с прижатыми к груди коленками, с заплаканным лицом и ногтями, впивающимися вглубь кожи на руках. Я выгляжу жалко. Но мне все равно. Я еле сдерживаю себя, чтобы не завыть в голос.
- Их нашли? – коротко спрашивает парень. Тетка лишь кивает в ответ и подает мне чашку с травяным чаем.
- Выпей, тебе должно стать легче, — мягко говорит она и нежно проводит ладонью по моим волосам.
Трясущимися руками принимаю горячую чашку и подношу к губам. Зубы стучат о керамический край.
- Мне надо ехать. Ты останешься? – тетка кивает в мою сторону. Я знаю, она боится за меня.
- Конечно, — отвечает он.
- Идемте, — она даже не собирается переодеваться из цветастого домашнего платья во что-то другое. Ей все равно, какой предстать перед мертвецами.
Когда за теткой и полицейским закрывается входная дверь, Ден молча садится рядом со мной.
Он забирает у меня чашку, которую я держу в руках уже несколько минут, ставит ее на стол.
- Чтобы она не говорила, чай не поможет, — тихо произносит парень и крепко обнимает меня.
Я утыкаюсь ему в плечо и сотрясаюсь в беззвучных рыданиях. Все это время Ден сидит молча. Он просто крепко держит меня своими горячими руками, давая выплакаться.
Истерика медленно стихает, уступая место пустоте и злости.
- Спасибо, — шепчу я.
- За что? – удивляется он.
- За то, что ты молчал.
- Я просто не знаю, что говорить в таких ситуациях, чтобы не вызвать злость, — слегка улыбается он, но улыбка виноватая.
- А ничего говорить и не надо.
Еще около часа мы просто сидим рядом. Я, не ощущая времени, наблюдаю, как в солнечном луче зависли пылинки и медленно движутся под потоками сквозняка, сочащегося из приоткрытого окна. Они пролетают над чашкой, в которой остался невыпитый чай. Слегка касаются резной спинки стула, скользят над столом.
- Мне надо прогуляться, — говорю я Дену. – Одной.
В кухне нереально душно. Болит голова. Просто пройтись, подышать воздухом.
- Ты точно в порядке? – уточняет парень, тщательно вглядываясь в мое лицо. Что он хочет увидеть там? Да и вопрос глупый. Какой человек признается, что он не в порядке?
- Да, все хорошо, — я вру, но иначе мне одной не остаться.
Поднимаюсь с пола, опираясь о стену. От долгого сидения ноги затекли, но мне все равно.
На улицу, срочно.
Выходим вместе с Деном, но на повороте к морю, я прошу его оставить меня одну.
- Точно все хорошо? – спрашивает он еще раз. Боится, что я что-то с собой сделаю?
- Вены я резать не собираюсь, если ты об этом, — выдавливаю улыбку, она получается вымученная, наигранная, но Дену этого хватает.
- Только не делай глупостей, ладно?
Опять короткий кивок головы.
***
Море сегодня необычайно спокойное. Яркое солнце ослепляет, отражаясь от водной глади.
Стою на влажном песке. Маленькие волны набегают на берег и нежно касаются моих пальцев. Слез больше нет. Они все остались в душной кухоньке рядом с объятиями Дена.
Сейчас в груди только бушует злость. Как могли они меня бросить, оставить одну? Взгляд падает на кольцо, которое я ношу столько, сколько себя помню. Оно необычное. Вроде бы из лунного камня. Молочно-белое, переливающееся.
- Вы говорили, что всегда будете со мной! – злой крик срывается с губ и уносится ветром в море. – А сейчас из прошлого у меня осталось только это глупое кольцо!
Я срываю его с пальца. Не нужно оно мне. Пусть исчезнет вместе с надеждой на возвращение родителей.
- Забирайте его с собой! – размахнувшись, забрасываю кольцо далеко в воду.
Оно обиженно булькает и уходит на дно. По гладкому морю разбегаются в разные стороны круги.
