София с остервенением выбрасывала всё, что стояло на столе: тайский салат – вместе с дорогим фарфоровым блюдом, красиво нарезанный хлеб… фрукты, конфеты. В мусорный бак чуть не полетела изящная бутылка Камю. София присела за стол. Вдруг спокойно подумала:
- Ну, и ладно!.. И ни к чему вся эта роскошь была… Максим всё равно не любит этого. А мы сделаем всё просто… и незаметно.
А Максим позвонил вечером и сказал, что дежурит сегодня в училище... До полуночи София не спала. Смотрела на тёмное море за окном... девчонку эту синеглазую вспоминала. Как-то машинально, совсем безотчётно поднялась, переоделась... и поехала в училище. Полностью была уверена, что Звонарёва там нет. А он пришёл на КПП... И в глазах его София не увидела ни капли удивления. Он устало потёр глаза и лоб ладонью... А у Софии ноги стали ватными: какие красивые у него ладони... Именно – красивые: не утончённые, не изящные.. а красивые простой и откровенно грубоватой мужской силой. Перед свадьбой мама настойчиво обращала внимание Софии как раз на эту простоту Максима: ну, да, – форма, особенно – морская, любого красит... А на деле – никуда ведь не денется деревенская закваска... Сонечка! Да присмотрись же ты!.. Даже намёка на какую-то утончённость нет...
В том-то и дело, что нет. И сейчас, почти в тридцать семь, София уже совсем ясно понимает, отчего ноги в коленях слабеют и подкашиваются...
Максим что-то устало объяснял про неожиданное дежурство... София не слышала: он был здесь... Значит – с ней... а не с той синеглазой девчонкой.
Вечером она ждала его... и горела – в жарком-жарком огне. Ну, что ж его нет... так долго!
А он и сегодня вернулся поздно. Заглянул в холодильник. София ужин не готовила, ей хотелось... чтобы сразу, как он вернётся... и – до рассвета. А он поставил чайник, сделал бутерброд. София –под совершенно прозрачным пеньюаром ничего нет – вошла на кухню... Внутри у неё всё задрожало – Звонарёв смотрел на неё остановившимся взглядом... И покраснел – как мальчишка... Чуть охрипшим голосом спросил:
- Чай будешь?
София обняла его. Поцелуй – до остановки дыхания... Ладонь её легла ему на брюки – на секунду, дразняще... А потом она выскользнула из его рук, подошла к окну... Чуть наклонилась, уперлась ладонями в подоконник. Чувствовала, как и его заливает немыслимый жар... По дыханию его понимала… И знала, что ему нравится её беззастенчивая смелость. Ждала, когда он подойдёт…
А потом, уже в спальне… Он снова долго курил у открытого окна. До рассвета…
Перед уходом в училище остановился у двери. Обернулся, негромко сказал:
- София… Мне лучше уйти. Из училища я тоже ухожу – я написал рапорт о переводе меня на корабль. Ты… прости. Вещи я заберу вечером.
… Мама позвонила папе. Папа не приехал – прилетел. Куда там… тем громам и молниям. Папа обещал такие беды на голову этого зарвавшегося… нееегодяя… мееерзавца, что воздух сотрясался не только в квартире, а – в принципе…
Мама надрывалась – перекрикивала папу:
- У него – любовница?.. Да? Он любовницу завёл? Ты их видела? Кто она?!
Даже София – в своей неописуемой ярости на мужа… – понимала, что эту синеглазую девчонку вряд ли можно назвать любовницей Максима…
А вечером озадаченный папа сказал, что Звонарёв написал рапорт о переводе на БДК, который скоро уходит в поход… Как бы лучшего наказания и не было… Вот только Звонарёв сам его выбрал – а жаль!.. Очень надо было, чтобы это не от него исходило. А от капитана первого ранга Анисимова – чтобы выскочка этот наконец понял, где его место… и вообще, – кто он…
Капитан-лейтенант поселился пока в квартире друга по училищу – Серёга Парамонов уехал служить в Североморск. Из дома Звонарёв забрал лишь форменные рубахи, брюки да тельняшки.
…Тимофей с Димкой недоумевали: как понимать уход Звонарёва из училища?.. И как теперь у них с Маринкой будет?
Алёха Саблин прояснил ситуацию:
- Да бросьте вы, мужики, голову ломать. Звонарёв на корабле столько заработает, что нашим офицерам здесь и не снилось. У него жена – ну, вы ж видели… помню, пялились на неё. Такой женщине – запоминайте! –малёхо поболе надо… чем здешняя зарплата Звонарёва.
- Вот как!.. – переглянулись Иванцов с Соломиным. – Жене, значит… надо зарплату посерьёзнее.
- Тиим!.. – Димка Соломин снова отчаянно летел вниз со своих заоблачных высот. – Маринка… Марина как же!
Иванцов решительно рубанул рукой воздух:
- Ей надо сказать. Сказать, что Звонарёв женат.
- Тиимка!.. Ты сможешь – вот так… взять – и её счастье…
- Смогу. – Тимка смотрел угрюмо, исподлобья. – Я ж на земле.
После самоподготовки ребята вышли во двор. Иванцов набрал Маринкин номер. Димка замер… А Тимофей рассказывал Марине о том, что у Соломина опять незачёт по геометрии… что завтра они с Димкой заступают в суточный наряд… А когда этот болван стал расспрашивать Марину о погоде, Димка не выдержал – яростно толкнул его в бок… Иванцов безмятежно… бестолково улыбался:
- И тебе, Марин!.. Только пятёрок!!! И тебе Димка привет передаёт!
Замолчал Тимка как-то обескураженно… и жалко. А потом разозлился: Соломину хорошо там, на небесах!.. А здесь, на земле, какими словами… взять вот и сказать Маринке, что Звонарёв женат…
Впрочем, Соломин что-то понял. Положил руку на Тимкино плечо, вздохнул…
… Марина вышла после занятий… И не поверила: ей навстречу шёл Максим… Игоревич. Он поддержал её – как тогда, на скользких ступеньках. Улыбнулся:
- Я же сказал, что приеду.
А Марина тонула в его глазах, в его голосе… Его сильные руки будто покачивали её – до невероятно сладкого головокружения…
- Ты говорила – покажешь мне вашу степь. Поехали?
Была середина октября – ласковое, нежно-задумчивое время в степи, особенно – вечера… И море здесь было совсем другим. Там, в городе, – в самом лучшем в мире городе, – море было с кораблями, пристанями, набережными… С моряками в военной форме… А здесь – лишь море и степь. Эти две бескрайности кружили голову, и кружил голову его взгляд… Сердце у Маринки замирало… и вдруг взлетало… И она просто убегала от Максима Игоревича. А он догонял её – такой взрослый.. красивый… такой капитан-лейтенант… а догонял – как мальчишка… А потом ей стало страшно – он поднял её на руки… Всё в мире замерло – не только её сердце. Он прикоснулся губами к её губам… от этого прикосновения ей показалось, что она стала совсем невесомой. И поцелуй его – долгий-долгий – был продолжением этой невесомости…
Совсем стемнело, а они ещё сидели на берегу – море здесь было тёмным, как и положено степному морю… Звонарёв укутал Марину в свой китель, снова взял на руки, понёс в машину. Маринке хотелось плакать – так хорошо ей никогда ещё не было… Ей показалось – она всего на минутку прикрыла глаза: таким счастьем было опустить голову на его плечо… А потом поняла, что они уже долго едут. Впереди светился фонарями знакомый город… Свет фонарей отражался в море – она только теперь поняла, как далеко они от её степи…
Маринка беспомощно пролепетала:
- У меня завтра… семинар… по акушерству…
Звонарёв улыбнулся:
- Значит, придётся двоечницей побыть…
Двоечницей побыть не пришлось. Они гуляли по ночной набережной – там, где были их первые встречи. А когда Максим предложил пойти к нему, Маринка так испуганно и жалко закачала головой, что капитан-лейтенант вздохнул:
- Ладно… Поехали на семинар – успеваем.
А в конце осени Марина снова приехала на практику в этот город – только в родильное отделение. От невыразимых тайн, что свершались каждый день… каждую ночь в этом самом-самом сокровенном отделении, Марина, казалось, не по земле ходила, а летала… По вечерам встречались с Максимом Игоревичем. И однажды просто не смогли расстаться: такой немыслимой несправедливостью было остаться друг без друга в этот предзимний холодный вечер с запахом моря и поздних хризантем…
У Марины колени дрожали от непонятного страха, но она отважно разрешила Максиму поднять её на руки… И он нёс её на пятый этаж… Глаза она от этого страха закрыла…
Оказывается, Марина сама не знала, как любит его. Сейчас, без кителя, в одной форменной рубашке, он стал совсем близким и понятным. Смущённо, немного растерянно оглянулся на маленькой кухне:
- Я поставлю чайник – ты замёрзла совсем… И у меня есть варенье – персиковое. Недавно сестра из деревни приезжала… моего любимого привезла.
Марина сама поставила чайник, открыла банку с вареньем… Хозяйничала за столом и краснела – от его взгляда… А он и чай не пил – так, глоток сделал…
От её волос хмелел - они хранили запах первых снежинок, морских брызг, лепестков белых хризантем… А сквозь всё это – такой нежный, трепетный… беззащитный запах девчоночьих волос. Эта беззащитность помогла ему справиться с желанием…
- Тебе спать пора… Вставать рано.
А она задержала его руку. Снова прикрыла глаза. Сама не расслышала своего голоса:
-Не… уходите.
Он задыхался – от её доверчивости, от стыда за свои тридцать… от того, что раздевал её… снял брючки – она испуганно старалась удержать их коленками… Расстегнул лифчик… и сил не осталось, чтобы сдержаться… Ласкал её грудь, чувствовал, как она притихла от его прикосновений… А когда уже совсем не владел собой и взял губами крошечный сосок, в её потемневших глазах заметался испуг.
Потом он целовал её животик… и губами ласкал там, где ей только что было так больно… И вся эта ночь так отличалась от того, что прежде было у Максима с Софией… отличалось так, как небо отличается от земли…
Она спала, а он прижимал её к себе – так хотелось, чтобы ей не было холодно… Уже под утро задремал. Марина тихонько поднялась, укрыла его. Оглянулась, надела его тельняшку и пошла на кухню.
А он тут же, сквозь полудрему, почувствовал, что её нет рядом… Теперь он знал, что не сможет без неё жить.
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10 Часть 11
Часть 12 Часть 13 Часть 14 Часть 15
Навигация по каналу «Полевые цветы»