Найти тему
Круто об искусстве

Место действия - Хвалынск, содержание - человеческая жизнь.

Кузьма Петров-Водкин "Полдень. Лето", 1917. Русский музей, Петербург.
Кузьма Петров-Водкин "Полдень. Лето", 1917. Русский музей, Петербург.

Автор - КУЗЬМА ПЕТРОВ-ВОДКИН. Человек земли и вечный бродяга, ученик Серова и современник Эйзенштейна.

Тот, кто учил, "что все вещи, что мы видим - людей, здания, корабли, - мы видим в соотношении с мировым пространством, и мало того, мы видим двухглазо, и больше того, находясь в движении" (Самохвалов, ученик Петрова-Водкина).

В общем-то об этой стихии исключительной высоты, почти эпической, и идет речь в картине "Полдень. Лето" (1917).

Вон на пригорке юноша и девушка с коромыслом - так рождается любовь. А вот там, под развесистым деревом, молодая матушка кормит свое дитя. На переднем плане сценки труда и отдыха, а по дороге движется скорбная процессия, провожающая человека в последний путь.

Но тут такое дело, не было бы повести печальнее на свете, если бы не располагалось сие действо аккурат между двух дам с маленькими детьми (читай, с Мадоннами) - так рождает НОВАЯ жизнь.

И видим мы весь этот эпос о человеческом бытии именно с неба, в планетарно-пространственном масштабе, потому что человек, по мысли художника, является полноправной космической величиной, которой "суждено жить во многих сферах".

С одной стороны, подобную концентрацию внимания на вид сверху легко объяснить естественным влиянием на художника родного хвалынского ландшафта, представляющего собой захватывающее сочетание высоких гористых холмов с глубокими низинами и оврагами и абсолютно оправдывающего свой нынешний статус "Волжской Швейцарии" (в этом случае мы должны, в первую очередь, отдать дань острой наблюдательности Петрова-Водкина, реалистической честности его глаза и умению художественно выразительно и космически прозорливо фиксировать яркие натурные впечатления).

Но такое толкование ничтожно мало для гения Кузи, как ласково и нежно звала художника его супруга.

В первые десятилетия ХХ века (эпоха стремительно ускорявшегося технического прогресса), проблема освоения новых пространственных рубежей буквально во всех направлениях волновала многих художников и нередко воспринималась главным мерилом времени.

Но Петрову-Водкину совсем не характерно футуристическое восхищение машиной и скоростью, он ВСЕГДА оставался ВНИМАТЕЛЕН К ЗЕМЛЕ и пространственные искания художника неизменно всегда будут связаны именно с землей.

"Мыслите о Земле как о планете, и никогда не ошибетесь, ребята" (Петров-Водкин).

И, во многом, это снова про Хвалынск (ибо все мы родом из детства) - именно там, в хвалынской старообрядческой среде было распространено особое, бережное внимание к земле и почти культовый пиетет к ее материнской плодоносящей функции.

И именно в Хвалынске, "на холме, когда падал я наземь, предо мной мелькнуло совершенно новое впечатление от пейзажа... я увидел землю, как планету. Обрадованный новым космическим открытием, я стал повторять опыт боковыми движениями головы и варьировать приемы. Очертя глазами весь горизонт, воспринимая его целиком, я оказался на отрезке шара, причем шара полого, с обратной вогнутостью, - я очутился как бы в чаше, накрытой трехчетвертьшарием небесного свода. Неожиданная, совершенно новая сферичность обняла меня на этом затоновском холме. Самое головокружительное по захвату было то, что земля оказалась не горизонтальной и Волга держалась, не разливаясь на отвесных округлостях ее массива, и я сам не лежал, а как бы висел на земной стене" (отрывок из автобиографической повести Петрова-Водкина "Пространство Эвклида").

Так родилась его теория о сферической или наклонной перспективе, суть которой связать человека и природу, ибо, по мысли художника во взаимоотношениях между людьми и природой наступил серьезный разлад.

Именно поэтому он метафизически уравнивает в правах космос и человека, вернее даже растворяет человека в космосе, позволяет им встретиться, например, на холме, где мать ласково и нежно кормит свое дитя - та самая точка высоты, где пересекаются спуск и восхождение, где становятся потенциально достижимы моменты преображения и воскрешения.

И эти три зеленых хвалынских яблока, максимально приближенных к небу, становятся синонимами не только грехопадения, но и триединства Бога, ибо "Я - внизсмотрящий... тот, кому должно благословлять… Благословляющие все взирают вниз" (Ницше).

И вот она икона - умиротворенно-эпический и созерцательно-внетрагедийный иконный смысл.

Смысл, который не обошел стороной и очень личное переживание художника, которое, к слову, тоже родом из Хвалынска, поскольку именно там, в 1916 году (за год до написания полотна) на руках у Петрова-Водкина умирает его отец.

Летом.

"Его опустили в землю ровно в полдень" (Петров-Водкин).