– Это случилось во Флоренции!
Терпеть не могу Флоренции. Место, где люди жили настоящую жизнь, превращено в музейную экспозицию. Вещи, имевшие иногда совсем
простую, но настоящую ценность, стали безжизненными экспонатами. По залам, где гордо выступали властители, их вялые потомки водят экскурсантов, и повсюду мечутся пестрые толпы зевак. Все превращено в музей – парки, храмы, дома, и жители города-музея кишат, копошатся
и жадно кормятся им...
– Я тогда приехал на консультацию к профессору ***бергу! Со мной еще был Тино Ка***! Ты помнишь доктора Тино?!
Я помнил доктора Тино Ка***. Мир уже никогда не будет прежним после его монографии "Реинтерпретация культуры ар-деко в парадигме возрожденческого символизма как метафизический гезамткунстверк".
В ней он раз и навсегда определил значение живописи в интерьере, любом интерьере. И совершив этот фантастический взлет, он сразу же покончил с собой. Я не берусь судить о причинах такого поступка. Но
дело было странное, – припоминаю сообщения с интригующими подробностями. Пресса взялась шуметь, и так обыватели открыли, что жил на свете великий искусствовед.
– Не знал, что ты был знаком с ним, – сказал я Базилю.
– Ну! Это потому что ты никогда не читал моих писем! – и повторил, обращаясь к компании на репродукции Ватто: – Никогда не читал!
То было верно лишь отчасти: иногда я их все же прочитывал, иногда
даже целиком. Разумеется, не все, – порой их приходило по пяти штук за день, – но я был в курсе того, как он бросил архитектуру, чтобы заняться египетскими герметическими манускриптами, оставил манускрипты ради медицины, а медицину сменял на коневодство. Он порхал, как бабочка, и его подхватывал каждый новый ветерок.
– Я встретил Тино в Швеции! – кричал Базиль тем временем. – До этого
я почти два года пробыл в Индии! А в Индию! я уехал после похорон профессора де Гри***!
Круг знакомств Базиля не просто огромен. Базиль был подобен той
кромке берега, на которую постоянно накатывают волны; там вечно что-нибудь валяется, и на смену ракушке, крабику или коряге, унесенным водой, непременно выносит что-то другое, подобное прежнему
или новое, но процесс этот непрерывен и неостановим.
– Но причем же тут профессор де Гри***? – спросил я, не без
оснований опасаясь, что профессор может оказаться ни при чем: Базиль любил говорить о своих знакомствах просто так, без всякой связи с обсуждаемой темой.
– Антрополог! Умница! – разорялся он. – Мы с ним вместе были в
Танзании! Нас там еще чуть не съели! Я ему говорю! Профессор! говорю я ему! Не надо отчаиваться! Подумаешь, русскоязычные каннибалы! Мы же с ними в конце концов договорились! К чему же такие мрачные мысли? А он плачет и говорит: ты не понимаешь! Эта вилла существует! Если
бы я мог поселиться там, я стал бы величайшим ученым на свете! Но вместо этого мне приходится таскаться по Африке и договариваться с каннибалами! Так 21 июня **** года я впервые услышал про виллу
Авесоль! – Базиль сделал эффектную паузу и продолжил: – Он умер через две ночи после этого! Остановка сердца! Как я тащил его с плато до Ньомбе! как добивался самолета! о! это отдельная история!.. Но мне тогда сильно посчастливилось! Я встретил одного одичавшего шамана, еще на плато! Он та-ак мастерски забальзамировал профессора, что в Брюссель я доставил вполне себе такой симпатичненький труп! Но! понятно!
молодая вдова была безутешна! На похороны съехался весь цвет мировой антропологии! Даже делегацию из Австралии дождались! А что! можно было хоть год ждать! Говорю же! забальзамировано тело было пре-вос-ходно! Однако! стали хоронить. И я у всех, у кого мог, спрашивал про
виллу! Никто ничего не знал! Ни один! Я решил, что де Гри*** свихнулся напоследок! да и поехал в Индию! А когда вернулся, встретил в Швеции Тино!
– Тино знал про виллу? – спросил я.
Базиль покосился на меня, но не свернул с путаного своего сюжета:
– Он привел меня в галерею к ***ману! А ***ман познакомил с ***свельдом,
который знал ***гейма, который! обнаружил у себя в подвале фрагмент древнего святилища! Очевидно! это было святилище Хель! Сохранился самый алтарь! Мы стали искать адептов!
– Вы... что? - опешил я.
– Посвященных! жрецов! адептов! последователей культа богини Хель!
– О господи!
– Именно! С ума сойти – два года ежедневных поисков!
– Нашли? – спросил я не без сарказма.
– Нет! – рявкнул Базиль, как будто в том была моя вина. – Мы по уши залезли в самое дикое язычество, какое только существует! Мы внедрились и к сатанистам! Вот ты знал, что в малю-ю-юсенькой Скандинавии существует тьма тьмущая сатанинских группировок? Есть простые деревенские колдуны – они ненавидят снобов "люцифирианцев". Те в свою очередь презирают "язычников", которые пытаются изъять из сатанизма христианскую составляющую! А "язычники" немедленно плюнут тебе в рожу, если узнают, что ты якшался с "релятивистами" – это мажоры-аристократы, поклонники де Сада и Фауста. Я видел Черную мессу! Я участвовал в празднике весеннего солнцестояния! Я ходил на шабаш и отмечал пятницу тринадцатое безнравственным разгулом! Все для того, чтобы найти последователей Хель! настоящих хранителей! истинных мистов!
– Но зачем? – спросил я.
– Чтобы вернуть им святилище, естественно! Представляешь?! подлинное святилище их богини! Его ценность для них не-со-пос-тавима! с научным интересом любого уровня! И вот, ***гейм поехал в Бразилию к одному
монаху, спецу по тайным культам. А меня Тино повез во Флоренцию к ***бергу. От него мы и узнали... – Базиль так многозначительно посмотрел на меня, что я догадался:
– Про виллу.
– Нет!! – возликовал Базиль. – Мы узнали, что культа богини Хель больше не существует!
– Гм. Расстроился ты?
– Нет!! – радости Базиля не было предела. – Я организовал аукцион, чтобы продать алтарь! и! ко мне пришел курьер с письмом от Авессоль! где было пред!ло!жение! я ей алтарь, а она мне бессрочное приглашение
на виллу!
– И ты отдал чужой алтарь просто так?
– Во-первых, алтарь к тому времени был уже мой! а во-вторых! чудак!
не просто так – за возможность бывать на вилле! когда за!хо!чу!
– Оно того стоило?
– Оо! Сам увидишь!.. Вообрази! самый гармоничный! самый полный синтез любимых своих искусств в жизненном пространстве! Когда все степени назначения каждого предмета! доведены до абсолюта и! сочетаются, как монолит! Вилла – это запредельная территория! Там такая
ощущается хтоническая сила! что тебя приподнимает и разворачивает!
– И об этом фантастическом месте ты никогда не упоминал, притом что аккуратно отчитывался о каждом заштатном музейчике. Признайся,
ты прямо сейчас все выдумал.
– Вот клянусь тебе! ни словечком не соврал! Дом под завязку набит редкими ценностями, но при этом! ни разу не музей! Авесоль не из тех герцогинь, что нынче подъедаются смотрительницами при дворцах предков!
– А кто она такая?
– Тсс! Никто толком не знает! Ничегошеньки! А говорят всякое!
Рассказывают, что она выросла в крошечном монастыре, затерянном в дебрях Латинской Америки! Там спали на каменном полу, а под голову клали череп! какой-нибудь ранее почившей сестры! Монастырское
кладбище состояло из одной могилы. Когда умирала монахиня, ее на время закапывали, а потом доставали. Кости расходились на всякие нужды. У них все было из костей. Чаши из черепов! Четки из зубов! Швейные иглы из тонких косточек! Иногда покойницу откапывали и оказывалось, что тело не истлело! Тогда! святую мумию укладывали
в одну из ниш – в церкви или в келье. А! гроб тоже был один! И переходил от монахини к монахини по наследству! Когда он никому не был нужен! в нем спала матушка-настоятельница! И они истязали друг друга! Чтобы чувствовать те же страдания, что и Христос! У Авесоль, говорят, все тело изуродовано! Поэтому! она так кутается!
Мы помолчали.
– Не очень-то похоже на правду, – сказал я. – Один гроб. А если за короткое время умрут двое? К тому же, чтобы тело истлело быстрее, его нужно закапывать прямо в землю, именно так поступали отцы-кордильеры... Так почему же ты раньше не рассказывал ни о ней, ни о вилле?
Базиль многозначительно надулся, воздел указательный палец и возгласил:
– За!пре!щено!
– Кем запрещено, почему?
Но он замахал руками и отправился спать.
(Эпигон "Смерть на вилле")
