-Проклятая! Так и лезешь в нашу семью, прямо без мыла. Не будет моего благословения сыну, умру, не дам. Пусть так, без него женится. И счастья не видать вам, по гроб жизни.
Татьяна орала, стоя посреди улицы, толстое тело тряслось, как желе, губы дрожали, вид был жалкий и страшный. - безумная. Рядом стояла Лялька, крошечная, чумазая, в красивой нарядной шубейке и розовой шапке с ушками и цветочком - поросенок. Она с аппетитом грызла кочерыжку и с интересом смотрела снизу вверх на мать, как будто ждала, что она ещё выкинет, и взгляд у неё был такой - совсем не детский, жёсткий, как у маленькой щучки. Агнесса поежилась, хотела пройти мимо, но Татьяна перегородила путь, и, увеличив громкость раза в два продолжала орать. В воскресный день на улицах села и так народу немало, а здесь, у нового магазинчика, открытого на днях приезжим неокупцом, собралась настоящая толпа, и цирк, устроенный сбесившейся бабой, конечно нашёл своего зрителя. Люди отворачивались, делали вид, что их это не интересует, но все-таки зыркали, таясь, переговаривались, усмехались. Агнесса почувствовала, как кровь бросилась ей в голову, в такие моменты темная сила возникала в ней чёрной тучей, но до сих пор она могла ей управлять, давила в себе, не выпускала. А тут странная слабость накатила, свинцовый туман сдавил голову и она поняла - ещё минута и может случиться непоправимое. Пальцы напряглись и согнулись, подобно когтям хищной птицы, ноги стали упругими и сильными, как будто приготовились к прыжку, страшный бросок был бы неминуем, но, к счастью, из толпы вынырнул Николай и встал у неё на пути.
-Спокойно, Ганя. Тихо. Не обращай внимания, все будет хорошо. А ты!!!
Он повернулся к жене, резко, (Агнесса впервые видела обычно выдержанного дядьку в таком состоянии) дёрнул её за руку вниз, так что та еле удержалась на ногах, зашипел зло, еле сдерживаясь
-А ну пошла домой, дрянь. Позоришь нас перед людьми, стыдобина. Пошла, сказал!
Татьяна замерла, подавившись криком, Лялька выронила кочерыжку, села на попу прямо в густую ноябрьскую грязь и заревела басом, и при каждом новом всхлипе розовые уши на шапке подпрыгивали, как настоящие, живые.
Но Татьяну так просто было не испугать. Набрав побольше воздуха, она заверещала отчаянно и визгливо.
-Сволочь! Ненавижу! Я знаю, что ты за эту свою семейку поганую нас продашь и предашь. Иуда!!!
Николай вздрогнул, и вдруг, точно и чётко, одним жёстким движением кисти, врезал истеричке оплеуху, отодвинул её в сторону и медленно пошёл к дому. Татьяна, как будто спохватившись, вдруг замолчала, всхлипнула и поплелась за мужем, попутно выдернув дочь из грязи и шарахнув её по заднице.
-Дядь Коль! Как же мы жить будем, она просто совсем не переносит меня, близко не подойдёшь. Что же за семья у нас получится, нельзя так.
Николай сидел за столом чуть сгорбившись, шумно тянул чай из блюдца вприкуску с сахаром, так чай пил, наверное он один во всем селе. Молчал, слушал, и только по тому, как играли желваки у него у ушей, было понятно, как ему трудно. Ганя уже и пожалела, что начала этот разговор, да и Алла не особенно одобряла, все таки свекровь надо уважать. Наконец, дядька поднял глаза, сказал мягко, тихо, ласково
-Не волнуйся, девочка. Сдюжим, не впервой. Приструним. Зарвалась баба, и дочь такой же воспитывает, шакаленок растёт. Люди говорят - в бабку.
…
-Гань, Ганечка. Ты не спишь? Пойдём посекретничаем, кое-что покажу тебе.
Алла села на стул в комнате дочерей, с удовольствием смотрела, как красавица -старшая закручивает золотую косу, вытянувшись в струнку точеным телом, похожая на фарфоровую статуэтку, такую Алла когда-то видела в богатом резном буфете у прабабки. Стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Акулю, чьи оттопыренные уши, казавшиеся ещё больше из-за гладко зачесанных негустых волос, торчали из под натянутого на голову одеяла, Ганя прокралась к двери, и они с Аллой вышли в коридор.
-Пошли в зал. Там никто не помешает, я тебе хочу что-то показать. Сначала думала - не надо, а потом просто почувствовала - это правильно. Пошли.
В ноябре звезды несмелые и трепетные, да и появляются не часто, а в эту ночь они заглядывали в окно настойчиво, как будто тоже хотели рассмотреть, что же такое делают две женщины одни в пустом зале. Одна из звезд запуталась в золоте пушистых волос Агнессы, осветила их бриллиантовым сиянием, но Алла включила свет, и звезда спряталась. Свёрток, который она принесла с собой, выглядел не новым, простая холщовая ткань немного пожелтела, но когда она её развернула, то показалось, что заблудившаяся звезда спряталась именно туда. Агнесса расправила ладонями нежное переливающееся кружево, расшитое серебром и жемчугом и задохнулась от этой красоты.
-Это, Ганя, платье Марины, твоей бабушки. Вернее, оно было шито для Марины, но ей не пришлось его надеть. Думаю, оно тебе впору, может быть чуть коротковато, но мы поправим. Хочешь померить?
Агнесса молча взяла платье, а когда вышла, Алла обмерла, потеряв дар речи. Лёгкие струи серебристой воды, сияя жемчужиными всплесками стекали к тонким щиколоткам дочери, тонкая диадема не давала свободно прихваченным сзади волосам рассыпаться по плечам. Платье сидело идеально, превращало Ганю в фею. Алла всплакнула, отвернулась к окну, и ей показалось что там, на залитой светом звёзд улице, мелькнула лёгкая тень - стройной худенькой женщины с распущенными по плечам тёмными, гладкими волосами.