Адрес Małkowskiego 61
В 1780 году Корытница принадлежала королевскому камергеру Шимону де Кортиелле. Имущество было конфисковано австрийцами после 1795 года. В 1836 году его купил Якуб Собески. В 1856 году Корытница перешла в руки графа Адама Роникье, а в 1873 году - выдающемуся агроному Тимотеушу Луневскому с герба Лукоч.
Люневский - интересная фигура: он также был археологом-любителем и исследователем местной истории, публиковался в научных изданиях. У него были обширные связи в кругах интеллектуальной элиты того времени. Его двор посетил, среди прочего, Болеслав Прус, Зигмунт Носковский, Август Цешковский, Эльвиро Андриолли, Юзеф И. Крашевский. В 1902 году больной Луневский продал поместье Холдер-Эггерсу и переехал в поместье поменьше в Łaziskach. В 1929 году имущество было разделено. Особняк находится в частной собственности, необитаем.
Первые упоминания об усадьбе относятся к 1780 году. В 1894 году Тимотеуш Луневский пристроил к бывшей деревянной усадьбе кирпичный флигель.
Двор был построен Тимотеушем Луневским в 1895-1896 годах. В восточном углу подвала в стене был замурован ящик, в котором помещался акт освящения фундамента. В усадьбу подведена вода, что позволило полностью оборудовать санузел, хотя это еще не было повсеместной практикой. Эта кирпичная усадьба была пристроена к старинному деревянному дому XVIII века, в котором когда-то была резиденция starostwa korytnickiego. Его назвали «ronikierówką» из-за того, что именно там Адам Роникьер завершил свою жизнь. Усадьба Луневских отражала практичность хозяина. Он был «просторным, солидным, функциональным, но лишенным всех черт роскоши или показной демонстрации своего имущества или положения».
Последним этапом дворянства двора Корытница было время, когда она принадлежала роду Холдер-Эггер - Теодору и Марии. Они купили его у Луневского в 1902 году, то есть ровно через десять лет после свадьбы. Теодор был помещиком и инженером, пользовавшимся большим уважением среди местной элиты, которая, тем не менее, заявляла, что он «мало разбирается в сельском хозяйстве». Переломным моментом в жизни пары стала смерть пятнадцатилетней дочери Александры, умершей в 1908 году от аппендицита. Ее родители установили ей невероятно красивый памятник на кладбище в Корытнице - Ангел смерти в натуральную величину, вырезанный из белого мрамора.
В результате трагедии Мария бросилась в водоворот общественной работы и политической активности. Она основала ассоциацию «Общество объединений земных женщин» - организовывала курсы, культурные мероприятия, а также открыла магазины, молочную ферму, торговую компанию, детский дом и, наконец, инициировала сельскохозяйственные выставки. Сама Холдер-Эггерова периодически публиковала отчеты о деятельности в популярной «Ziemiance». Однако ее политическая деятельность в национальном лагере находится на переднем крае ее достижений и деятельности (она поддерживала тесные контакты с Романом Дмовским), благодаря чему она стала депутатом Сейма Второй Республики Польша.
С домом-усадьбой в Корытнице связана фигура выдающейся польской художницы-графики Ирены Станкевич, которая когда-то жила со своим дядей Холдером-Эггером. Благодаря ему у нас есть отличное описание домашнего декора и оборудования, а также картина происходящей в нем жизни. Она описала с живописным совершенством: «Вы вошли в зал, довольно искривленный и темный, конечно, там были вешалки - дверь в столовую справа, прямо в гостиную, на стене висели оленьи рога, справа вход наверх - лестница, проход в старую часть и дверь в кабинет, в центре стояли большие плетеные кресла и круглый стол.
В столовой доминировал длинный овальный стол во всю длину комнаты и сетчатые стулья. Зимой за ним сидели только тети и я; во время каникул и летом он был заполнен семьей и отдыхающими. Справа от двери гостиной и большой резной шкаф, одна часть которого была заперта на ключ и хранился «сахар» (то есть настойки: żubrówkę, лимонная водка и другие подобные деликатесы).
Напротив, на другой стене, был диван, странный, потому что у него была полка над спинкой, на которой стояли, я помню, большое английское блюдо, красивый хрустальный кубок, вырезанный из сцен охоты, и серебряный охотничий кубок в форма головы кабана.
На длинной стене - снаружи - два окна, стол с самоваром, большая корзина для цветов (у дивана), слева от дивана кресло-качалка, на котором якобы сидел дядя Холдер-Эггер, и я скользил вниз по его животу; стол с серебряным подносом, на котором стояла тарелка с фруктами, красивые графины в стиле модерн, кофейники, а над столом - «мечта моей жизни»: картина, вырезанная из пробки под стеклом - какая-то хижина, деревья, даже телега с лошадью.
Рядом вход в гостиную, часы и печь - конечно же кафельная. В гостиную входили из столовой и из холла. У стены, обращенной в столовую, стояло пианино, а над ним висела черно-белая картина «Концерт Шопена». Затем был вход в небольшую комнату гостевого типа, также называемую «Халлер», потому что там генерал останавливался на ночь. У входа в него стояли две большие фотографии с автографами Галлера и Дмовского. В этой же комнате был большой портрет Олусии - младшей - с бахромой.
На стене сада - два окна с видом на улицу, между ними большое зеркало в позолоченных рамах. У окон набор черной мебели - стол, буфет, два кресла и стул, покрытые золотым плюшем, а там, где его рвали большевики, - атлас. В углу стояло «тремо», высокое зеркало, разделенное полкой, на которой я помню два канделябра с фигурами негров на мраморных подставках.
С зеркалом связана забавная история. Однажды в гостиную вошла индейка. И увидела в зеркале - индейку! Она смотрела сзади, булькала, трепыхалась, било клювом о стекло.
На противоположной стороне, от коридора, еще стоял библиотечный шкаф, второй стол поменьше, тоже черного цвета, на котором стояла фарфоровая ваза в форме яйца с сидящим на краю купидоном, фотоальбомы, альбом акварелей из Степаня на Волыни, рядом диван и два пуфа. На этой стороне также была красивая секретарша, полная ящиков, внизу заметок.
Как уже было сказано, из столовой вы попали в гостиную. Это была самая солнечная комната в переднем углу. В этой комнате бабушка целый день провела в кресле у окна, чинила что-то, шила, и т. д. Кресла, буфет стояли в углу комнаты, обитые красным плюшем, небольшой круглый столик с мраморной столешницей, на ней лампа, конечно керосиновая. На стене и в углу овальное зеркало, портрет Олусии с сохранившейся фотографии и два портрета родителей дяди Холдера-Эггера. Стол тети Мэри стоял у другого окна, рядом был небольшой швейный столик, а над ним овальный пастельный портрет моей тети, сделанный каким-то якобы хорошим художником - англичанином.
На стене напротив столовой стоял длинный стол, уставленный писаниями и книгами. Помню номера «Мысли Народова». Последний кабинет дяди Теодора через коридор был простым и строгим, с письменным столом и шкафом, а там висела огромная голова лося! А рядом есть огромное памятное панно времен работы его дяди на железной дороге - с фотографиями его коллег, адресом и т. д. Он, должно быть, был инженером и, должно быть, был важным клерком, потому что, например, было сказано, что когда больную Олусию несли на поезд в Лохове, то поезд в Санкт-Петербург, который никогда там не останавливался вдруг остановился на этой станции.
Наверху были спальни, по три с каждой стороны. Слева - тетя Мэри и моя бабушка с выходом на большую террасу и одну комнату поменьше, в которой во время оккупации жили, среди прочего Зигмунт Пищковский.
Что касается старой части, то она не выглядела презентабельно. Впереди были две веранды, густо заросшие диким вином, маленькие окошечки; на другой стороне сада крытая веранда выходила в коридор и комнату, где якобы умер Роникьер; потом была кухня, постирочная, кладовая, со стороны «нового дома» от первого подъезда был кабинет, шкаф, несколько комнатушек. Комната миссис Сухоцкой. Она была беженкой из Пинска во время Первой мировой войны. Она работала «в усадьбе». Ее дочь Тазия дружила со всеми своими двоюродными братьями, она научилась вышивать, у нее были чудесные длинные косы»
Внешний вид здания отражает солидный и практичный характер его владельца: оно просторное, удобное, но лишено всяких украшений и стремления к роскоши. Кирпичный флигель имеет жестяную полавальтовую крышу и небольшое крыльцо. Деревянный особняк был снесен в неизвестное время, что исказило первоначальный замысел архитектора.
