Низкие тучи стремительно неслись над кронами старых тополей и отбрасывали тёмные кляксы на ухоженный палисадник. Ветви деревьев под яростными порывами ветра безжалостно хлестали друг друга. Самые хрупкие и нежные из них не выдерживали борьбы, ломались под напором соперника и падали на землю. Воздух наэлектризовался от ожидания развязки. Первые тяжёлые капли дождя ударили по нервно трепещущим листьям, по сухой, растрескавшейся земле, забарабанили по железной крыше бревенчатого дома, скатывались по стеклу, норовя заглянуть в комнату.
Анна отошла от окна и задёрнула плотные шторы. Завтра ей исполнится девятнадцать. Кажется, вся жизнь впереди, но на душе осела пустота. Она вгрызалась в девушку, лишая даже призрачного шанса на счастье. «Виновата... Сама... Сама», – слышалось ей в завывании ветра. Аня порывисто вздохнула, подавляя рвущиеся наружу рыдания. Сейчас нельзя поддаваться истерике. Она должна решить проблему, пока не стало слишком поздно. Девушка замерла, настороженно прислушиваясь.
Тишина. В доме застыл безмолвный сумрак, и лишь в дальней комнате громко тикали огромные напольные часы, доставшиеся от прабабушки. Аня любила это место. Раньше здесь царили счастье и свобода. Родители отправляли Аню на целое лето в деревню, где не надо было соблюдать бесконечные правила отца, молиться три раза на дню и ходить в церковь каждое воскресенье. Она могла носиться по улице наперегонки с другими детьми, лазить по деревьям и воровать яблоки из заброшенного сада.
«Надо торопиться, – безучастно подумала Аня прежде, чем в душе поднялась когтистая лапа страха. – Он приедет через пять часов. Надо успеть». Девушка взяла в руки большой кухонный нож, и нависла над столом. На старой скатерти, укатанный в любимое махровое полотенце лежал новорождённый ребёнок и мирно спал, посасывая крохотный кулачок. Её сердце сдавило от щемящей нежности и тоски. Плод запретной любви. Первое чувство лишило Аню разума, заволокло в грех, подарило наслаждение и оставило в отчаяние. «Хорошо, что мать не дожила до такого позора», – кричал отец, когда застукал Аню, целующуюся с Никитой. В тот вечер он опять воспитывал её ремнём, а утром отправил в далёкую, умирающую деревню на полгода. «Там не перед кем юбкой махать. Тяжёлый быт быстро на место мозги поставит», – твердил отец, бросая её вещи в сумку. Он так и не узнал, что это оказалось не наказанием, а подарком.
Малыш лежал перед Аней такой милый, беззащитный и родной. Если бы всё сложилось иначе, они были бы счастливы. «Другого выхода нет. Ты же знаешь. Скоро приедет отец. Он ничего не должен узнать», – подумала она с маниакальной решительностью. Девушка коснулась дрожащими пальцами тёплой кожи ребёнка. Перед глазами предстала идеалистическая картинка, как они с Никитой купают сына и смеются. «Он бросил меня. Не приехал, даже не написал ни строчки. Я никому не нужна. У меня есть только отец... Ну же, размазня. Как нагуляла, так и исправляй! Никто не сделает этого вместо тебя. Никто не придёт и не сделает», – уговаривала Аня саму себя, мечтая, чтобы ребёнок просто исчез.
В её памяти всплыло мертвенно-бледное лицо матери и слова, сказанные перед смертью: «Доченька, береги себя и отца. Будь примерной девочкой! Не лги. Не греши. Будь чиста перед Богом и людьми».
«Я не выдержала испытание, предала доверие родителей. Неужели, теперь я могу обречь батюшку на позор? Это несправедливо и подло. Он всегда заботился обо мне, воспитывал. Не в моих силах исправить содеянное, но я могу уберечь отца от злых языков, стыда и разочарования. Он всегда оберегал меня, теперь моя очередь», – думала Аня, сильнее сжимая рукоять ножа. Её мутило от одной мысли, что предстояло сделать, но другого выхода нет. Лучше сразу прекратить мучения малыша, чем бросить его в лесу. Жаль, что деревня небольшая, да половина домов стоят пустые. Ребёнка на пороге не оставишь, сразу всё поймут и пойдут пересуды. Зажмурив глаза, Аня размахнулась, готовая нанести удар. В последний момент её сердце кольнуло, рука дрогнула, и холодная сталь вонзилась в деревянную столешницу.
Малыш проснулся и заканючил. Аня схватила ребёнка и прижала к себе. По лицу девушки струились слёзы.
– Прости, мой маленький. Это я виновата, только я… Тише, всё хорошо.
В дальней комнате ожили часы. «Бом, бом, бом, – разносились гулкие удары, забивая гвозди в крышку её безысходности. Пять вечера. Лоб девушки покрылся холодной испариной, а в душе расползался ужас, подчиняя и лишая разума: «Через четыре часа приедет отец. По крайней мере, он так сказал. Отец соскучился и едет забирать свою заблудшую овцу. Он ещё не знает, насколько дочка пала в грех. Вот сюрприз будет». Анна разразилась истеричным, надрывающимся, словно кашель, смехом. Она хохотала и не могла остановиться. Ей не хватало воздуха, лицо горело, а истеричный хохот не прекращался. Ноги ослабели и отказывались держать отяжелевшее тело. Внезапно, всё оборвалось, и накатила огромная слабость. Аня легла на пол, прижав к себе ребёнка. Её сознание раздвоилось. Она словно вылетела из тела и наблюдала, за двумя девушками, так похожими на неё. Та, которая в окровавленном платье, спустилась в подпол и гремела лопатой. Другая, тем временем, собирала сумку и одевала малыша. Они обе ей не нравились.
За стенами избы бушевала гроза. Молнии прорезали угрюмое чёрное небо, но их яркие, холодные вспышки, не приносили света. Аня сидела, скрючившись в старом кресле, и бездумно смотрела в окно. Промокшая одежда липла к её телу и вызывала болезненный озноб. Девушке становилось то невыносимо жарко, то пальцы леденели от холода. «Где мой малыш? Что я сделала?» – вопросы вонзались в её сердце, но пелена, накрывшая сознание, надёжно прятала правду. Беспамятство затупляло чувства и меняло её реальность.
Анна вытянулась в струнку, как собака, почувствовавшая чей-то запах. Показалось, что под полом раздались еле слышные всхлипы. Девушка замерла, напряжённо прислушиваясь. «Неужели, я его бросила в подвал? Нет. Я не способна… Нож. О, Боже. Нет. Я не могла. Мой малыш!». – Она прижала руки к груди и принялась раскачиваться из стороны в сторону. – Он жив, его найдут, и всё будет хорошо».
Раскат грома почти заглушил стук в дверь. Аня не шевелилась, надеясь, что показалось. Звук повторился. В её голове взорвалась боль, на миг она потеряла сознание, а когда пришла в себя поспешно вскочила и побежала открывать.
– Папочка приехал! Как я по нему соскучилась! Наверное, он привёз мне подарочки. Я их очень люблю, особенно леденцы и платьица, – доверительно шептала Аня невидимому собеседнику, сбрасывая крючок засова.
На губах девушки играла улыбка. Теперь она счастлива… Ей снова было пять лет.
***
Ефим Андреевич накинул плащ и, матерясь, на чём свет стоит, поплёлся искать Жучку. «Опять умудрилась отцепиться, зараза такая. Ну, что ей в конуре не сидится! Непогода жуткая, а она носится. Дурная собака! Опять, скорее всего, в лесополосе шарится», – подумал старик, но сердце кололо беспокойство. Никого роднее беспородной, беспутной псины у него не осталось. Зимой в лучший мир ушла его любимая Настасья Кирилловна, а детей Бог не дал.
Дождь лил как из ведра. Молнии расчерчивали небосвод, а от раскатов грома против воли пробегали мурашки. Ефим Андреевич пытался звать Жучку, но его голос растворялся в разгулявшейся стихии. Он медленно шагал по заросшей лесополосе, вытянувшейся вдоль железной дороги, и внимательно смотрел под ноги. Мусора хватало, того и гляди, запнёшься и расшибёшь себе что-нибудь.
Вдалеке раздался знакомый лай.
– Жучка! – закричал старик со смесью радости и облегчения. – Иди ко мне!
Собака залаяла сильнее, но, судя по звуку, не двинулась с места. Ефим Андреевич проворчал под нос пару витиеватых ругательств, но двинулся на лай любимицы.
– Давай, показывай, что опять нашла, – сказал он, подойдя к крутящейся от нетерпения мохнатой собаке.
Жучка обожала хвастаться находками. В прошлый раз, это была дохлая кошка, а ранее она никак не могла расстаться со старым башмаком. Сегодня собаку привлекла спортивная сумка.
– Может, первый раз что-то нужное в хозяйстве отыскала, – хохотнул старик, гладя Жучку.
Одной рукой он взял собаку за ошейник, а второй потянулся к сумке.
– О, Боже, – выдохнул он, когда расстегнул молнию и увидел новорождённого младенца.
Ребёнок уже не кричал, а издавал лишь хриплые стоны. Ефим Андреевич схватил малыша, прижал к себе и побежал, так быстро, как хватало сил. Жучка трусила рядом, беспокойно переводя взгляд с хозяина на найдёныша.
– Как же ты тут очутился то? – бормотал старик. – Что за нелюдь тебя оставила? Ничего, потерпи, сейчас придём, отогреемся, я к Зинке за молоком сбегаю. Ты только не умирай!
Следующие сутки для Ефима Андреевича слились в сплошную круговерть действий, людей и эмоций. Он сам не понимал, как его инфаркт или инсульт не бахнули. Теперь неважно. Главное, Мишенька жив, простуду в больнице быстро вылечат, а потом… Ефим Андреевич давно не загадывал наперёд, но надеялся, что у малыша всё сложится хорошо, и они вместе проведут немало чудесных лет.
– Нас Бог соединил, и не людям разлучать.
Читать другие рассказы: "Вернуться, чтобы найти", "Ошиблись номером", "Дурман", "Слепота ненависти".
