- Где он работает? - продолжаю я разговор в машине. - Он работает в Париже, а сюда приезжает к родителям. Не женат, хорошо зарабатывает. - Хорошо — это сколько? - Четыре – четыре с половиной тысячи евро.
Мы выезжаем из Крессака по длинным извилистым улочкам, и это настоящее наслаждение. Узенькие асфальтированные дорожки утопают в чаще леса — вот где нужно жить! Асфальт здесь делают не из серой жужалки, как у нас, а из крошки разноцветного камня — желтые, красные, зеленые крапинки быстро исчезают у нас под капотом. От этого жизнь становится веселой и беспечной. Пока проехали по всей деревне, нам встретился один живой человек.
- Что он делает за эти деньги?
- Обслуживает галереи, выставочные залы.
- То есть он дизайнер или оснащает их технически?
- Я сам не понял.
Проезжаем Меркюэс — игрушечный городок с двухэтажными домиками и узенькими улочками. Цветные ставни, нарисованные окошки — так и кажется, что в одно из них сейчас выглянет женская головка в чепце с рюшами и лентами.
Остановившись перед главной площадью - пятачком пять на пять, мощеным булыжником, - Жан благоразумно подождал, пока загорится зеленый. Нужно ли упоминать, что на «площади» в этот момент не было ни души. Прохожие в этой местности редки.
Здешние городки и деревни лежат у подножия Пиренеев. Удаляемся от Меркюэса, и дорога вьется за нами лентообразно, петляя между холмами.
Я оглянулась. Позади нас, на самом высоком холме, который можно было бы принять за маленькую гору, стоял мрачный замок с башнями. Своим видом он молчаливо укорял веселенькие домики, рассыпанные вокруг. Мне представилось, что в этом замке жил когда-то властелин здешних мест, и жил безрадостно. Что в нем теперь? Хотела спросить у Жана, но решила не отвлекать его от дороги.
- Ты из внешнего мира давно уже перекочевала в мой внутренний мир, - вдруг сказал Жан.
Оказывается, пока я делала свои наблюдения, он делал свои.
- Ты и есть мой внутренний мир. Я ощущаю тебя не только как свой внутренний мир, но даже как свое тело. И теперь, когда ты уедешь, я буду чувствовать, что от меня оторвали руку или ногу.
Он замолчал и больше не сказал за всю дорогу ни слова.