"Помни, Метеор: когда свершится правосудие небес и на звёздных весах будет отмерена мера, придёт твой срок. Поверь, Метеор, ты не спутаешь его с другим временем, но безошибочно узнаешь тот день, что позволит воспарить и заставит гореть. Прими, Метеор, свою судьбу – краткую, как жизнь мотылька, но прекрасную, как явление новой звезды…"
Много лет назад, накануне зимы, забытые северные предместья посетил странник. Он был немолод, голоден и необычайно утомлён, как пристало бродяге или пилигриму. Не просясь на постой, он сел возле колодца и принялся растирать натруженные дорогой ноги.
Шло время, но к страннику никто и не подошёл с приветствием, не выказал обычного гостеприимства. Редкие зеваки беззастенчиво рассматривали его ветхие одежды, посмеиваясь над неприглядным видом.
Только сын кузнеца, выпросив у матери несколько ломтей хлеба и стащив крынку молока, предложил угощение страннику.
– Как тебя кличут? – спросил старик, вытирая взлохмаченную ветром белую бороду.
– Отец назвал меня Яром, а ребята прозвали Злобой, – ответил кузнецкий сын без запинки.
– Злобой за что величают? – странник выгнул бровь, смахивая в рот последние крошки.
– Так оттого, что все дерутся до первой крови, а я не уступаю до последней, пока вздох в груди остаётся!
– Вот как… – старик на мгновенье задумался и продолжил расспрашивать беспристрастно, не желая слышать мальчишеской бравады. – Какой же прок, драться до последней капли крови?
– Одна беда со мной! – в сердцах воскликнул мальчик. – Тятя меня усердно порет, чтоб не стал оголтелым, а всё без толку!
– Суров твой тятя, – заметил старик, – только на то и дан отец, чтобы через него сын познал мир…
Старик поджал колени и, наклонившись, что-то начертал пальцем на подмёрзшей придорожной пыли. Затем он вытер пальцы о край одежды и протянул мальчику маленький камень. Непростой, каких тьма рассеяна под ногами, а словно сплавленный из стекла и металла.
– За твои дары позволь и мне назвать тебя. Быть может и моё имя на что для тебя сгодится…
Старик нарёк мальчика Метеором. И долго тому смеялись люди, а он никогда не забывал обращённых к нему слов странствующего пророка.
Спустя много зим, когда лютый враг вторгся опустошать землю, стремительнее падучей звезды проник Метеор в ставку вражеского полководца. Холодной, расчетливой яростью был наполнен его клинок, жарче углей полыхала в сердце святая злоба.
Дрогнули и сокрушились в одночасье ледяные полки врага, развеялись по небу искрами, рассыпались столпами пыли, растаяли в победных клубах дыма.
Яркой и яростной была жизнь Метеора, чистой и святой оказалась его пролитая кровь. Оттого и память о нём не сгорела и не сгинула без следа: пролилась она на родную землю красным заревом маков. Каждую весну, не тратя попусту кратких дней, вечно спешат они жить и, словно бессмертия, жаждут достичь своего лета.