Валя ехала на курорт!
Наконец-то это случилось!
Хватит слушать подруг открыв рот и завидовать им, по-хорошему конечно.
Ах, как она завидовала!
Вот очередная подруга собирается на курорт, подлечить желудочно - кишечный тракт в Минводах или опорно-двигательный аппарат в лечебницах Крыма.
Боже, сколько суеты, сколько забот для вида, а на самом деле сколько же неподдельного счастья.
Вроде пытаются сделать серьёзный вид, кислое лицо, мол плохо болеть, оёёёй, всё бы отдала, да, чтобы быть здоровой.
Да только бесенят в глазах, их-то не спрячешь!
Знала Валя, знала как они там лечатся. Целые вороха платьев различных везли с собой товарки на те курорты.
Все портнихи были завалены заказами по самое горло. Шили, шили, шили себе наряды эти больные.
Особенно перед тем как заполнять санаторно - курортную карту, начинают хворать усиленно, к уже имеющимся ещё столько болячек напридумывают себе, что смотришь на них и думаешь, как же ты ещё ходишь?
Давно пора завернуться в простынь белую, да и ползти медленно в сторону кладбища...
Так думала Валя до последнего времени.
Ну здоровая была Валя, как бык здоровая. У них вся семья такая. Прабабка до ста лет дожила, без очков нитку в иголку вдевала.
Сидит на печи в деревне, смотрит на пол и говорит
-Валентина, а чай иголка у щели блястит
-Баба, да какая иголка, -говорит маленькая Валя
-Да такая, стальная, кака ишшо-то, ну побач, побач. Сползи со стула -то, нешто баушке лезть по полу. Вон, вон у щели, ну...
Сползает Валя на пол со стула, лазит на коленках, и точно иголка, маленькая, еле как своими молодыми зоркими глазками Валюшка углядела. А бабка, гляди - как, сто лет в субботу, а углядела.
Вот какая порода у Валюхи.
Как подросла, да в силу вошла, парни заглядывались. И то, коса до подколенок, попа что печь, стан крутой, грудь, как бидоны, шея длинная, кожа белая, глаза с поволокою.
Валя на завод пришла работать, дак на такую красоту все цеха смотреть ходили, в самом натуральном виде. Приходили и стояли открыв рот.
-Царица, как есть царица, — причмокивают мужики.
Бабы бесятся, мужикам грозят, а те будто рассудка лишились, пока не посмотрят на Валентину, работать не идут. И главное молчком стоят и пялятся.
Мастер ругается, начальник цеха материт их, а сам на Валю смотрит.
До директора слух дошёл. Тот перед сменой пришёл, сейчас мол, я их успокою, увидел Валентину, рот открыл.
Маленький, кругленький, лысенький, ручки потные трёт.
Мычит там что-то. Помотал головой, махнул рукой и пошёл, крутя красной шеей.
Вот какая Валя была по молодости.
Работала не разгибаясь за станком по полторы смены стояла.
Пришёл к ним стропаль в цех, Алёша.
Про таких говорят косая сажень в плечах. Глаза голубые, волосы, что лён, кольцо в кольцо, силы немеряно, как есть былинный богатырь.
Тут уже девки, да бабы рты разинули. Редкой красоты парень, а добрый, что телёнок у мамки.
Конечно встретились эти двое, полюбили друг друга, не могли ни встретиться, если рождается один человек, значит ему в пару другой есть. Таков закон небесный. Не может человек один быть, хоть и такое бывает.
Двадцать лет вместе прожили, как один день.
Алёша всё так и остался добрым и готовым последнюю рубашку с себя отдать. Билась с ним, билась Валентина, всё без толку. Смотрит на неё телячьими глазами своими и улыбается
-Ну что ты ругаешься, лапушка? Ну что ты Валюшка, мы же не голодом сидим, а товарищу помочь первое дело.
Уж и говорить Валя не стала, что товарищу тому регулярно раз в месяц помощь требуется, ну что поделаешь, вот такой он, Алёша.
Стала Валя тоску какую-то испытывать, чует что бабский век её короток, вот и волос пожидел, давно уже косу свою отрезала, и тело упругость потеряло, рыхлым начало становиться, хотя в бане-то как разденется, бабы завидуют
-Эх, Валька, тело-то какое дебелое, гладкое у тебя
-Да ну вас, — отмахивалась Валентина.
А сама дома разденется перед зеркалом, осмотрит себя, да вроде ничего...
А потом накинет вдруг халатик испуганно и ругает себя, чё удумала.
А Алёша, что Алёша. То куму помочь, то зятю, то брату, то свату.
А Валя всё же женщина, ей внимания хочется, вот и затосковала.
Алёшу она любила, да только хотелось ей, как в фильмах объятий страстных, да поцелуев при луне.
Смотрят с Алёшей кино про любовь, Валя смотрит, вздыхает, к Алёше ближе движется, а он приляжет на диван и спит сном младенческим.
А тут подруги с курортами этими, целый год потом вспоминают, воспоминания новыми подробностями обрастают.
И вот в очередной раз, рассказывает какая-нибудь Маша, как прощалась с каким-нибудь Анатолием, держались за руки и обливались горькими слезами.
Валя ведь настолько не испорчена была, она свято верила, что весь месяц, ходила Маша с Анатолием за ручку, читал он ей стихи собственного сочинения, поил Нарзаном, вместе сидели на лавочке, голова к голове и держась за руки томно вздыхали…
Ах, Валя, Валя.
Но вот это произошло и с Валентиной, скрутило ей спину так, что света белого не видно. Еле как в больницу доставили.
Там что только не делали, уколы, капельницы, мази, растирания, даже блокаду сделали.
Кое-как отпустило, а через месяц опять.
Вот тогда и предложили Валентине на курорт поехать.
Та начала отнекиваться, а у самой душа пела.
Как? Неужели? Она Валентина и на курорт, одна?
Ждёт, ждёт там её какой-нибудь Анатолий, все глаза просмотрел, стихов сотню сочинил, Нарзаном обпился, все звёзды выучил…
Отнекивается Валентина, а сама думает, господи, хоть бы не отказали.
Но сначала врач настоятельно рекомендовал, а потом и профком посодействовал, и Алёша с детьми тоже, поезжай мол, подлечись.
Так Валентина с чистой совестью и больной спиной пошла шить платья.
-Так не пойдёт дорогая подруга, - Маша озабоченно смотрела на Валентину, — что-то нужно сделать с волосами, о! Идём к Любке, она тебе химию сделает.
Сделала Валя химию Алёша увидел, улыбается, -ну ты мать у меня барашек, -говорит.
Ну вот лучше бы промолчал, морщится Валя.
Эх, Алёша, иди уже на диван.
Скоро, скоро Анатолий будет читать ей свои стихи, и будет она гулять под звёздами, и сердце будет биться...
Едет Валя на курорт
Тук перестук, стучат колёса, тук-тук-тук стучит Валино сердце.
Даже курица с яйцами не лезут в горло, волнение.
Встретили приветливо, показали куда заселиться.
Четыре женщины в палате.
Одна артрозница, еле передвигается, а туда же, как платья начала вытаскивать, разложить некуда, вторая с радикулитом, третья непонятная птичка-синичка, всё губки поджимает, да носиком острым крутит, что-то ей не так, да четвёртая Валя.
Вот и начали лечиться, Валя всё ждёт своего Анатолия.
Лежит в грязи, в лечебной, а сама Анатолия ждёт, на ЛФК, а сама Анатолия выглядывает, сердце от волнения уже в горле стучит.
Валя килограмм пять потеряла от тех волнений, есть то не может. Так и видится ей, как гуляют по аллеям санатория, а он ей стихи читает, читает…
Да где же этот чертов Анатолий, уже сердится Валентина.
Вон даже артрозница себе какого-то деда нашла, по три раза на день наряды меняет.
Он нашёл её, когда брела Валя грустно по аллее вечером, то и дело натыкаясь на хихикающие парочки радикулитчиков
-Милая дама, я уже давно наблюдаю за вами, позвольте спросить, отчего такая красота гуляет в одиночестве
-Гы, -только и смогла сказать Валя, у неё от долгого ожидания в зобу, как у той вороны дыханье спёрло
Мужчина был галантен, остроумен, весел и красив. Звали правда не Анатолий, а Валентин.
Ну так ещё и лучше, Машкин Анатолий пусть ей останется, а Вали есть свой Валентин
-Валентина и Валентин как романтично, — восхищался Валентин и читал, читал ей стихи собственного сочинения, с небольшим завыванием
Ты меня не любишь, не жалеешь,
Разве я немного не красив?
Не смотря в лицо, от страсти млеешь,
Мне на плечи руки опустив.
Молодая, с чувственным оскалом,
Я с тобой не нежен и не груб.
Расскажи мне, скольких ты ласкала?
Сколько рук ты помнишь? Сколько губ?
Знаю я — они прошли, как тени,
Не коснувшись твоего огня,
Многим ты садилась на колени,
А теперь сидишь вот у меня.(с)
Валя умилялась, и томно вздыхала.
Прочитав пару стихотворений, кавалер решил, что пора переходить к более решительным действиям
Сидя на скамейке, Валентин положил буйную головушку на плечо Валентины, а руку как бы нечаянно на колено.
Валя затаила дыхание…
Второй рукой он повернул лицо Вали к себе и впился в её губы своими губами-пиявками, обдавая Валентину запахом котлет съеденных на ужин. Первая же рука оказалась на груди Валентины и больно сжала её.
Валя не ожидавшая такого подлого нападения, с головы ударила кавалера между глаз, а рукой схватила за причинное место и больно крутанула.
Этому приёму её прабабка ещё научила, чтобы никто не покусился на честь девичью, а то мало ли…
Пригодилась прабабушкина наука.
Кавалер взвыл как раненый койот и уполз под пальму, а Валентина пошла домой.
В ту ночь, впервые за многое время Валя спала спокойно. А с утра с аппетитом съела две порции каши.
Неясное томление у Вали прошло. Кавалер обходил её стороной, а она лечилась усиленно.
Приехала домой, увидела своего Алёшу и заплакала от счастья, и Алёша плачет
-Ты Валюша у меня самая красивая, я весь месяц спать не мог, боялся что уведут тебя
-Глупый, говорит Валюша, — у меня же ты есть, мне и ненужен никто. Я что сказать хотела, Алёша, надо нам к морю ездить, вдвоём. Я одна больше лечиться не поеду
-К морю, не знаааю. А какое оно море Валюша?
-Я тебе расскажу…
***
Прибежали подружки с вопросами ну что там, как? Как отдохнула телом и душой?
-Как, как? Лечилась
-Ну не хочешь не говори,- обижаются подружки
-Дак, а чё говорить-то, ну лечилась я.
Не станет же она про Валентина рассказывать, ещё посчитают её гулящей какой.
Не всем же Анатолии, которые стихи собственного сочинения читают попадаются.
А этот гад, ещё и стихи чужие себе присвоил.
Валюша очень Есенина любила, в драмкружке, при заводе читала его. Промолчала из вежливости, а надо было продолжить
И ничто души не потревожит,
И ничто ее не бросит в дрожь,—
Кто любил, уж тот любить не может,
Кто сгорел, того не подожжешь.(с)
И чё ей какой-то бракованный попался? А может оно и к лучшему? Вон Алёшку -то медведя своего любит как, и он её…
Ах эти курортные романы. Многим они кружили головы, кто-то и семьи бросал. Хорошо, что Вале какой-то бракованный попался, а то кто его знает?
С уважением ваша Мавридика д.
P/S Я хочу поздравить с праздником всех нас. Кто бы что не говорил, этот день был, есть и будет в нашей памяти.
Я горжусь моими дедушками Георгием Николаевичем и Виктором Владимировичем! Один из них был мальчишкой, добавившем себе годы и сбежавшим на фронт, другой отцом и мужем. Они с честью защищали свою родину.
Мои бабушки, Валентина Николаевна, тринадцатилетней девчонкой встала к станку, на военном заводе. Анисья Саватеевна, оставляя двоих малышей шла работать со всеми.Так делали миллионы советских женщин и детей! Вечная вам слава.
Я помню, я горжусь.
Я горжусь вами, милые мои и не только в этот день, а всегда!