Шаман 4. Ведьмин пёс. Глава 12
Они посидели немного молча, переваривая полученную каждым информацию, наконец, Энджи спросила:
— Так ты мне расскажешь про первого ярчука?
— Ты слышишь? — насторожился вдруг Егорша и вскочил на ноги.
— Что?
— Здесь кто-то есть! — уверенно ответил он, — но я, пожалуй, в лес проверять не пойду. Посижу лучше рядом с тобой — целее буду.
Энджи и сама встревожилась, но вида не подала. Всматриваясь в темноту, она не увидела абсолютно ничего.
— Тебе показалось, — выдохнула она.
— Я слышал шаги, может это твоя мать?
— Эта может, — вздохнула Энджи, — она ведёт себя здесь очень странно. Мама, это ты? — повысила она голос.
Ответом ей был шелест листвы и далёкое уханье филина, лишь чёрная тень мелькнула и скрылась в кустах, но ни Энджи, ни Егорша этого не заметили.
— Жутковато здесь, — поёжился Егорша.
— А мне нравится, — возразила Энджи, — здесь так тихо и спокойно, не то что в городе. Я раньше как-то редко на природе бывала, но сейчас, пожив здесь, начинаю понимать людей, которые стремятся уехать из города. Была бы здесь ещё горячая вода и канализация...
— Ты ведьма, — кивнул Егорша, — природа питает твои силы, а это место особенно. Да и кого тебе бояться, ведь никого страшнее тебя здесь нет.
Энджи довольно хмыкнула:
— А ведь ты прав...
Егорша опустился на крыльцо.
— Когда Прокопий привёз ярчука, все, наконец, могли вздохнуть спокойно. Это был самый настоящий ярчук. Говорят, он был огромный и очень злой. Звали его Ярый. Прасковья как-то учуяла его и сидела здесь в лесу тише воды, ниже травы, а в деревню и носа не казала. Люди уже начали и забывать про неё, но собачий век недолог, Ярый стал стареть, слабеть и Прокопий отправился за вторым. Того тоже Ярым назвали и он тоже дюже лютый был и со службой своей хорошо справлялся.
А потом война, мужиков всех позабирали в том числе и Прокопия. У людей горя и без Прасковьи хватало, да и притихла она, как будто её и не было, а может Ярый её отпугивал. Ведь бабы его берегли, хоть и самим не хватало, а ярчука всей деревней подкармливали. А потом война-то закончилась, мужиков многих она покосила, кто-то домой вернулся, а многих за собой унесла. А Прокопий вернулся в деревню только лет через десять, с малолетней дочкой на руках.
— Это с Балашихой что ли?
— С нею родимой, с нею. Война его хорошо потрепала, где он ещё десять лет обретался, от кого дочку прижил и где мать-то её, никто и не знал, ведь родаков-то его, чтобы рассказать, уже в живых не было, а сам он не особо-то и распространялся. Хмурый стал да замкнутый. Дом родительский подправил и стал с дочкой-то жить поживать. Прасковья-то как узнала, что он вернулся, так снова вьюном завилась, видно, засел он ей в сердце занозой и не вытащить. А тот опять же на неё ноль внимания, а стал к одной вдове-солдатке похаживать. Не стерпела Прасковья-то да и ослепила его, видно, чтобы на баб и не смотрел совсем. Лег он спать зрячий, а проснулся-то уже слепым как крот. Видели её люди, как она ночью-то под окнами его стояла. Перепугался народ, надо снова ярчука брать, пока крышу-то ей по новой не снесло. А кого посылать? Послали другого мужика, привёз он ярчука, но щенка. Уж не знаю почему, может, на взрослого денег не хватило, а может и не было, так сказать, взрослого в наличие. Привёз и слепому Прокопию передал.
Печатная книга первой части о Шамане уже доступна
Щенку, а это была с..., было на тот момент шесть месяцев, и поселил его Прокопий у себя во дворе. Шевчуки-то ему раньше говорили, что ведьма попытается избавиться от щенка, пока тот мал и волчий зуб ещё не вырос, поэтому щенка нужно сильно беречь.
— Волчий зуб? — переспросила Энджи.
— Ну да, тот самый, который и делает ярчука таким опасным. Поэтому положено щенка спрятать в глубокой яме и накрыть её осиновой бороной, только там она до него не доберётся. Держать его там до тех пор, пока ему год не исполнится, ведь после этого ведьме с ним будет уже не справиться.
— Если бы меня в яме до года держали, я бы тоже, наверное, злой стала, — хмыкнула Энджи.
— А ты — нет? — обернулся к ней Егорша и пытливо заглянул в глаза.
— Что — нет? — не поняла она.
— Ты не злая? — даже без намёка на шутку спросил Егорша.
— Да, вроде, нет... — растерянно ответила она.
— Хорошо бы, — вздохнул он, — ну так вот, Прокопию, видно, стало жаль щенка в яму-то сажать, а, может, и забыл он этот наказ, ведь сам-то он взрослых всегда привозил и не последовал этому совету. И недели не прошло, как обнаружил он щенка во дворе мёртвым. Порешила ярчука Прасковья, не дожидаясь, пока тот в силу войдёт.
— Ничего себе, — охнула Энджи.
— Да, ярчук такое дело, мало его вывести, нужно его ещё и сохранить, чтобы ведьма раньше времени-то с ним не расправилась.
— И что дальше?
— А что тут сделаешь? Деньги на щенка потратили, на нового средств нет, сдались, так сказать, на милость ведьме-то. Она вроде бы и не лютовала сильно, так по мелочи гадости делала, а в основном-то в лесу сидела. Видно, причина её злости в Прокопии была, а теперь-то что, слепой да с малолетней дочерью кому он нужен.
— Да... — протянула Энджи, — сколько бед из-за любви-то этой. — Ну а теперь про этого пса расскажи, который за матерью хвостом ходит
— Да чего рассказывать-то, — вздохнул Егорша, — этого пса мы сами вывели, да вот, наверное, технологический процесс где-то нарушился, — усмехнулся он.
— Сами? — удивилась Энджи.
— Ну да, мой отец подумал, а чем он хуже Шевчуков, ну и когда у него от чёрной с... родилась чёрная же девочка, решил попробовать.
— И что?
— Как видишь, не получилось, — вздохнул Егорша. — Уж не знаю, где он там ошибся, меня-то здесь несколько лет не было, но...
— Ну пёс-то получился солидный, такой грозный и брутальный...
— Он и вправду злобный, но без волчьего зуба, а это решило всё. Батя ведь его и в яме под бороной держал, чтобы ведьме не достался, а она его играючи увела и к себе приручила, а отца наказала, чтобы не повадно было.
— Наказала? Как?
— Мной, — усмехнулся Егорша.
— Это как? — не поняла Энджи.
Егорша отвернулся и тяжело вздохнул:
— Ну... отец мною очень гордился, я же окончил школу с золотой медалью и физмат с отличием в Москве, поступил в аспирантуру. В общем, большие надежды подавал, а теперь посмотри на меня... — горько усмехнулся он.
— Ты закончил физмат? — искренне удивилась Энджи.
— Да, представь себе, ещё я в совершенстве тремя иностранными языками владею. В общем, это уже неважно. В то лето как раз я к отцу в отпуск приехал, а уехать уже не смог.
— Это как?
— Ведьма сделала так, что не могу я из Глухова уехать, от слова «совсем». Я когда из отпуска-то тогда уезжал, то мне вдруг в поезде резко поплохело, да так, что на первой же станции скорая меня сняла и сразу в реанимацию. Пока до больницы довезли, я в уже в коме, сахар резко упал. Врачи меня вроде вытянули, сахар препаратами поднимают, а он всё падает и падает. Они руками разводят, ничего понять не могут. Ну вроде выровняли более или менее, домой выписали. Купил я глюкометр, затарился шприцами и инсулином и отец меня домой-то и повёз. Чем ближе к дому подъезжаем, тем мне всё лучше и лучше. А как до Глухово добрались — я как огурчик.
Пожил я ещё здесь пару недель, каждый день сахар мерил, всё отлично, даже упаковку с инсулином не распечатывал. Отпуск-то давно закончился, надо же в Москву возвращаться. Сел я в поезд и история повторилась, правда, на этот раз до комы дело не дошло. Не успели мы тогда дальше отъехать, засуетился я раньше, почувствовав знакомые симптомы. Снова больница и врачи в недоумении, но тут уже мне в голову подозрение и закралось, что неспроста это. В общем, когда меня выписали и мы с отцом до дома добирались, я через каждые десять километров сахар-то себе мерил. И увидел, что чем ближе к Глухово, тем сахар всё больше выравнивается. Как только до деревни добрались, всё в норме. Чудеса!
Это Прасковья так отца наказала. Мне теперь из Глухово никуда. Я свою теорию проверял, на велике в разные стороны отъезжал и сахар замерял. Понял, что максимальное расстояние, на которое я могу себе позволить удалиться, это пятьдесят километров. Если отъезжаю дальше, то с каждым километром сахар начинает падать всё сильнее. Вот так я здесь и застрял, и все мои амбиции и мечты полетели к чёрту. В общем, озлился я на всех, в депрессию впал, начал пить, а что тут ещё делать, ну и... Результат налицо. А отец с горя-то через год и помер... вслед за матерью. Вот и живу я здесь, как привязанный, а зачем и сам не знаю.
Продолжение следует
Начало здесь
Глава 11 здесь
