Алла не спала, наверное, уже шестую ночь, может и больше, она уже потеряла счёт дням и ночам. Время слилось в один сплошной и гудящий тёмный туннель, по которому неслась её теперешняя жизнь - только мелькали часы и дни, одинаковые, пустые, полные отчаянья и надежды. Димка после операции изменился настолько, что она его почти не узнавала - этот, полностью погруженный в свои мысли, смурной, немолодой человек Димкой - тем, весёлым, молодым, чуть шебутным, восторженным и романтичным уже не был. Что послужило причиной этого изменения, конечно было понятно - отнятые пальцы ног сделали его инвалидом, ходить у него не получалось даже с костылями, да он и не хотел. Сутками сидел в инвалидной коляске, глядя в одну точку - куда-то между углом окна и божницей, мешал дни с ночами и все время молчал. Алла не лезла к нему в душу, жуткое чувство вины выжгло ее изнутри дотла - в ту страшную зимнюю ночь, когда мужа принесли домой без сознания и со страшными, раздутыми, как шары синими ступнями, она не стала слушать робкие слова Марины, о том, что надо бы дать возможность Агнессе попробовать что-то сделать, а вдруг получится спасти и настояла на больнице. Да еще и Вадим совершенно потерял голову, бегал вокруг сына, как заполошная курица, а потом сам помчался в медпункт вызывать скорую. Ну и… пальцы ампутировали. Одновременно ампутировав счастье, радость, надежду и жизнь…
-Дим… Давай я тебя отвезу сегодня к реке. Смотри, какая погода- весна ведь на дворе, тепло, солнышко, сегодня картошку сажали - черемуха распустилась. Аромат какой - голова кружится.. .Расстелим покрывало на берегу, посидим, как раньше… Как тогда, помнишь?
Димка угрюмо молчал, он все эти месяцы вообще не смотрел на жену, как будто ее и не было. Алла подошла, встала на колени перед коляской, приникла лицом к пледу, который укутывал ноги мужа, стараясь сдержать слезы. Она столько раз их уже сдерживала, что они превратились в горячие камушки, которые иссушали ее глаза изнутри, не давая плакать. Димка поднял руки, так замер, превратился в соляной столп, стараясь не коснуться растрепанных волос Аллы. Потом аккуратно и холодно взял ее за плечи слегка оттолкнул.
- Не хочу. Отойди.
Алла устало и с трудом встала, подошла к окну и, сквозь мерцающий в глазах туман стала смотреть на высокое ярко-голубое небо, все в зеленом кружеве распускающихся берез, как будто наблюдая равнодушно и спокойно, как в эту синюю бездну утекает ее жизнь.
…
К вечеру жара спала, прохладный ветерок натащил откуда-то синие тучи, они быстро собрались в мрачный, беспросветный купол над селом, почти погасившим звуки и свет. Воздух стал плотным и вязким, сгустился настолько, что застревал в горле и не давал свободно вздохнуть. Казалось, что электрические заряды зарождаются в этой душной плотности, пробираются внутрь, под одежду, поднимают волоски на коже. вызывая мурашки, будоражат сердце, Ладно, человек - созданье божье - тонкое и романтическое - корова и та капризничала, прядала ушами, приседала на задние ноги, Алла и уговаривала ее , и гладила по гладкому, упругому животу , все равно - еле справлялась. Наконец, закончив доить, она взяла ведро, вышла во двор и чуть не упала, налетев на Агнессу. Дочь, встрепанная, похожая на испуганного воробышка, стояла на дорожке и вздрагивала от каждого всполоха начинающейся грозы. Она смотрела на мать огромными синими глазами, и Алла очередной раз изумилась - совершенно непохожие не по форме, н по цвету на Машины, они все таки были ее - особый таинственный, упорный, колдовской взгляд - так смотрела только она, и Алла, к сожалению, этот взгляд хорошо помнила.
- Мама! Беги! Папа поехал к реке. Сам...
Черная река отражала, как в зеркале уже совсем близкие разряды начинающейся грозы, атласные листья только вынырнувших после зимней спячки кубышек, казались под этими вспышками разноцветными, радужными. Алла бежала наперерез к тому самому , единственному месту, где заросли прибрежных кустов расступались и могли пропустить вниз к воде инвалидную коляску. Это очень сокращало путь, не меньше, чем в два раза и, несмотря на то, что она продиралась через терновник, в кровь изодрав руки и ноги о длинные острые шипы, Алла выскочила к берегу всего лишь на несколько секунд позже, чем надо было. И поэтому, чувствуя, как от ужаса холодеет и останавливается ее сердце, она, как в замедленном кино, сначала смотрела, как переворачивается с обрыва Димкина коляска и выбрасывает его тяжелое, равнодушное тело в сверкающую от молний темную воду, а потом, вдруг поняв, что надо делать, разбежалась и прыгнула вслед, стараясь поймать руками ускользающую ткань мужниной рубахи.
…
Легкая ладошка скользила по Аллиной щеке ласково нежно, в жизни никто не касался ее лица так любяще. С трудом справившись с острыми солнечными лучиками, запутавшимися в ресницах, Алла открыла глаза, поймала ручку дочери и сильнее прижала к щеке. Агнесса сидела на краешке ее кровати, держала чашку, парящую таким запашистым раствором , что комната стала напоминать цветущий луг. Жадно проглотив ложечку мятного и бодрящего отвара, Алла почувствовала, как проясняется сознание и становится четче неверное зрение. В дверях, неловко сгорбившись на костылях, стоял Димка. Он улыбался, в рыжих прядях немного поседевших волос путались солнечные зайчики, а лицо у него было таким … Совсем, как тогда, на берегу, когда он целовал свою худенькую стриженую девочку… Давно забытое лицо…
- Слава Богу, рыбка моя водоплавающая. Две недели без сознания. Я уж решил, что ты меня разлюбила...