Как-то приходит Лада и объявляет, что грядут прыжки с парашютом, обязательные для всего лётного состава и, хотя он любит прыгать, но набрал лишний вес и боится за свои ноги.
Родька тут-же вызвался прыгнуть за него.
— А что? — вступил в разговор Михалёв. — У Родионенко большой опыт перевоплощения, на кафедре Лозинского его до сих пор называют Чувахиным…
— А почему? — спросил Лада.
— Да, Родя подписался сдать экзамен по КиПсу за Бориса Чувахина, который этот предмет недолюбливал. Ну, пришёл, докладывает: «Курсант Чувахин на экзамен прибыл»! Взял билет, подготовился да и выпалил: «Курсант Радионенко к ответу готов»!?
Скандал… Кистанов Роде отмерил и за него, и за Чувахина… Мы смеялись, Родя тоже, смеялся и Лада.
— Да нет, наверное я сам прыгну, хотя надо подумать: нач.ПДС лейтенант Цветков недавно в должности, нас ещё не знает…
На следующий день, на построении, комэска зачитывал фамилии лётчиков, которым необходимо убыть на прыжки. В списке был и Ладыченко, но его почему-то не было на построении. Позже к комэске подошёл врач майор Головид и что-то тихо доложил, а мы услышали слово «Ладыченко»…
— И как он? — спросил комэска Калинцев.
— Да, сидит на кушетке, отходит, гематома у него, а так — чего этому слону могли сделать два хулигана?
Оказалось, что на нашего инструктора рано утром было совершено разбойное нападение…
В расположение полка из центра Ряжска можно было попасть двумя путями: праведным и неправедным, как говаривал Лада. Праведным – офицерским: из городского автобуса, через КПП — к ДОСам. Неправедным – курсантским: через овраг и огороды — к дыре в заборе позади котельной. Лада, проводив родственников на вокзал, возвращался домой. Время было позднее, и он решил идти кратчайшим путём, то есть неправедным. Из центра плохо асфальтированная тропинка приводит к останкам какой-то церкви конца XVII века, а за ней — курсантская тропа.
Поравнявшись с этими останками, Лада инстинктивно почувствовал чьё-то присутствие и в подтверждение услышал свист какого-то примитивного оружия… Это оказалась дубина, которая скользнула по шапке и поломалась на плече… Резко обернувшись, Лада увидел двух удивленных забулдыг, которые не понимали, почему Лада не падает… Присмотревшись, они увидели двухметровую детину, 180х100х90… Последнее, что видели… Быстрее своего визга они пытались бежать, но не смогли. Какая-то неведомая сила враз обоим вывернула «бежалки» аккурат возле задницы. Обмякших злодеев Лада приволок в городок и сдал в караулку, где их поместили в комнату для хранения ядовитых веществ. А в санчасть Лада прибыл не из-за своих увечий, а просить Головида оказать помощь пострадавшим в инциденте…
Такого злодейства по отношению к нашему инструктору, выведенному из строя по настоянию медслужбы, мы потерпеть не могли и лукаво просили Ладу разрешить нам отвести разбойников в милицию…
— Знаю, как вы их отведёте, — ответил Лада. — Пусть этим занимается комендант.
После этого случая Лада ещё неделю не снимал тёмных очков, скрывая гематому.
А прыжки пришлось отложить на время.
Родя
На самом интересном месте Родькиного анекдота про утонувшую фигуристку в класс вошел Лада. Настроение — так себе… Он всё ещё в очках, глаз не видно и настроение точно не определить.
— Сейчас, – говорит, – комэска разбор полётов проводил, так накрутил хвоста инструктору курсанта Медведева! Вчера на полетах откуда-то взялся дождевой заряд, да такой сильный, что земли видно не было. А в это время на посадке два самолёта: 158-й с инструктором и 157 – Медведев-САМ… Один после четвертого разворота, а другой — после третьего. Инструктор 157-го доложил РП ухудшение видимости и получил от него указание уходить на второй круг…
Почти одновременно доложил и Медведев, и тоже был отправлен на второй круг… Как же удивился РП-комэска, когда сквозь пелену дождя увидел пробегающий по БЕТОНУ самолёт… Ничего не понимая, он запрашивает: кто на пробеге? Выяснилось — курсант Медведев… Летчик ушёл на второй круг, а курсант Медведев, с дуру, сел. Зарулил, сел под крыло и дождь пережидает… Там его КЗ и нашёл… Его пытают, почему не ушёл на второй круг, как приказал РП, а Медведев отвечает, что подумал — это первый самолёт отправили… Чтобы не увязнуть на грунте, довернул до бетона и сел… Скандал!
Ещё дальше в демонстрации безрассудной курсантской наглости пошёл курсант первого звена Четвертков… На взлёте у него несинхронно убрались закрылки: левый убрался, а правый не полностью. Одним словом — отказ основной гидросистемы. В подтверждение тому, тормозные щитки стали «хлопать» по фюзеляжу. Какие действия должен был предпринять курсант?
1. Доложить о случившемся РП.
2. Установить в режиме горизонтального полёта скорость по прибору 250 км.час.
3. Задание прекратить и, по крайней мере, действовать по указанию РП…
Ничего подобного Четвертков не сделал… Видите ли, очень хотелось слетать в зону!? (А убиться, интересно, не хотелось?) Ну, до зоны он как-то долетел… разворачивался «блинчиком», усилия снимал триммером, а кренящий момент парировал дачей ноги… А дальше то что? Ведь отказ основной гидросистемы влечёт за собой невыпуск шасси… Так всё и случилось. Тогда-то он и доложил РП об отказе. Надо, конечно, отдать должное и отметить, что все команды РП курсант выполнил чётко, со спокойствием и хладнокровием, выпустил шасси от аварийной системы, зашёл и сел. На стоянке его самолёт имел жалкий вид с безжизненно висящими закрылками. Сам этот факт должен был быть предметом обсуждения всего лётного состава, все должны были пройти инструктаж… И что же Четвертков? Да ни хрена подобного. У него в плановой две заправки, так он перепрыгнул в другой самолёт и улетел… На аэродроме переполох, разборки… А где, собственно, герой? А в воздухе!!! Саморуков чуть трубку не съел… Родя ржет…
— Родя, ты всё ржешь, — строго высказался Лада. — Тебе послезавтра лететь, а ты ржешь. Давай, бубни полёт по кругу. Вот тебе испытание: полёт по кругу продолжается 8 минут. Тебе его проговорить необходимо за 5 — на земле, чтобы в воздухе 3 минуты оставалось на исправление возможных ошибок.
— Начинай, а я засекаю время, – закончил Ладыченко.
Родя начал изворачиваться:
— В инструкции на полет по кругу отведено 11 листов, а с запуском и заруливанием — все 15. Я даже прочесть не смогу за 5 минут, а не то что пересказать…
— Ну, тогда ты не вылетишь сам, — произнес Лада.
— Да ладно, Чепус тоже не уложится в 5 минут, но он же вылетел…
— И сел в лужу, — съехидничал Михалёв.
Я показал ему кулак и Юрка сделал примирительный жест — «Шучу, мол».
— У меня друг в Краснодарском училище летает в Кущёвке, – продолжал Родя, — там они учат летать вьетнамцев. Знаете, как они рассказывают полёт по кругу?
Лада:
— Как?
Родя:
— Зь-зь-зь злетели, зь-зь-зь саси, крылки, зь-зь-зь саси, зь-зь-зь крылки, зь-зь-зь сели…
Щербачёк ржет, я улыбаюсь, Камиль очень серьёзно смотрит на Родю — рассказ его впечатлил…
— И нечего. Летают, — закончил Родя.
— Ты всё сказал? — спросил Лада.
— Да!
— Тогда бубни.
— А ты чему улыбаешься? — спросил меня Лада.
— Да, меня в детстве пытались учить музыке, и я хорошо запомнил название темпов на итальянском. От Andante — неторопливо, до Allegro molto — очень скоро… Вы нас учите «бубнить», как Ференц Лист… У него, если на первом листе партитуры стоит темп «скоро» — Allegretto, то на втором – скоро, как только можно — allegro, но на третьем – всё равно быстрее — Prestisimo…
— Вот это правильно, — сказал Лада. – Давай, Родя, «prestisimo»!
Родя:
— Мы тут не в музыкальном училище…
Лада: — А зря! Полёт – это песня!
— Геннадий Васильевич! Вы пели в первом полёте? — подколол Щербачёк.
— Нет, в первом я обкладывал себя бранью за мелкие ошибки, как будто от лица инструктора, но во втором — пел, точно.
— Что-то мы отвлеклись, — напомнил нам Лада. – Рассказывай, Родя. Мы ждём.
Родя начинает издалека: умеренно и тяжеловесно — «molto moderato e pesante»:
— Запускать двигатель можно от бортового аккумулятора…
Лада:
— Родионенко, не дури! Давай от руления…
— Запросить разрешение на руление, получив, выпустить закрылки на 15 градусов и подать команду технику «убрать колодки», осмотреться, увеличить обороты двигателя, рулить на скорости не более 30 км в час…
Щербачёк: — Ты что, Родя, сдурел? На такой скорости ты всех техников передавишь, и все самолёты соберёшь в одну кучу…
Родя обрадовался передышке, перешёл на крик и полез «в бутылку».
— Давай поспорим, что в инструкции — 30!
Камиль полез листать инструкцию:
— Тут написано — без внешних подвесок.
— Да, причём здесь подвески, — подключился к спору Михалёв, — там вообще имеют в виду бетон, а у нас — грунт.
— Ты, Родионенко, пытаешься убеждать нас, как Черчилль, — произнёс Лада. — У того на полях тезисов к докладу было написано: «Довод слаб — повысить голос…»
Короче, начинался обычный для нашего экипажа базар, но Лада не дал ему развиться…
— Рулить нужно со скоростью быстро идущего человека.
— Так, старшина, учить особые случаи, а ты, Родя, пошли со мной…
Лада иногда прибегал к индивидуальному обучению… Родя отвлекался даже на полёт скворца мимо окон, а уж в нашем присутствии он не уложил бы свой рассказ и в час.
Не знаю, какие силы разбудил Лада в Родькином сознании, но через два дня Родя вылетел, и с разницей в два-три дня вылетели остальные. Нет смысла останавливаться на каждом в отдельности, потому что мы, как дети одной матери, болели одними и теми же болезнями и лечились одними и теми же прививками. Мы вылетели все, никого не потеряли, за что и благодарили Первого после Бога нашего ШКРАБА — Старшего лейтенанта ЛАДЫЧЕНКО!
Впрочем, на одной общей болезни следовало бы остановиться, а вернее как мы её лечили. Речь идёт о приступах тошноты «морской болезни». К примеру, перед Михалёвым рассыпали коробок спичек. Он должен был их собрать обратно в коробок, нагибаясь за каждой и делая поворот на 360 градусов. Не совру, поначалу я сам валился после 23 спички, Мальта падал после пятнадцатой.
После этих тренировок перед полётами в зону мы уже все кульбиты в воздухе переносили довольно сносно.
Комэска объявил Ладыченко благодарность за успешное завершение вывозной программы. Его друзья–офицеры требовали «накрыть поляну», но Лада отшучивался: «Ну, что такое благодарность? Для мушкетёра – много, для графа — мало… А для ШКРАБА… Лучше бы стакан налили».
(продолжение следует)
Предыдущая часть:
Продолжение: