7 октября 2002
Дорогие друзья,
Погода в начале октября установилась по московским меркам августовская. Нам пока везет в том плане, что дожди идут по будням, а по выходным сияет солнце (обычно, по закону подлости, бывает наоборот – бутерброд падает дождями по выходным). В субботу 5 октября мы совершили идейно-пропагандистскую экскурсию на статую Свободы и на о.Эллис, куда с 1892 по 1954 год причаливали корабли с иммигрантами, чтобы властям было удобнее их регистрировать.
День был настолько теплым, что мы вышли на верхнюю открытую палубу катера.
Идея подарить американцам статую к 100-летию США пришла в голову французам в 1865 году за ужином у историка Эдуарда Лабулайе (видно, шампанское текло рекой). Образованный тогда же комитет направил в США скульптора Бартольди (за 2 года до ужина проигравшего конкурс на проект маяка в Суэцком канале). Подплывая к Нью-Йорку, Бартольди, пораженный великолепным видом, определил и место для своей статуи при входе в гавань. Французский комитет обязался собрать деньги по подписке на саму статую, а комитет с американской стороны – деньги на пьедестал. Первоначальная смета была определена в 250 тыс. долл. – по тем доинфляционным временам сумма немалая. Бартольди создал статую по образу и подобию своей матери, а внутренний металлический каркас, на который крепились 300 медных листов оболочки, заказал сделать Г.Эйфелю, позже построившему башню своего имени в Париже. Понятное дело, стоимость работ и материалов, перевозки возросла до 400 тыс. долл., и средства «добирали» в том числе и с помощью композитора Гуно, сочинившего кантату «Свобода». 4 июля 1884 года статую передали в дар американскому народу в лице посла США во Франции. Поэтесса Эмма Лазарус написала стихи «Новый колосс», выгравированные позже на пьедестале.
С американской стороны сбор средств продвигался туго: копию верхней части статуи с факелом и головой представили в Филадельфии, на выставке к 100-летию США, публика рядом с ней фотографировалась, но кошельки не развязывала. Тогда редактор газеты «New York World» Иосиф Пулитцер (ежегодная премия его имени – самая престижная в США в области журналистики) призвал простых американцев вносить деньги по копеечке (это же дар народа народу, а не французских миллионеров американским миллионерам). Сыграл он на жажде славы, обещая опубликовать имя каждого спонсора, независимо от внесенного вклада, и дело пошло. В 214 ящиках статую перевезли через океан, пьедестал для нее спроектировал знаменитый американский архитектор Ричард Хант, и в октябре 1886 года под грохот канонады трехсот кораблей президент Кливленд открыл статую.
Накануне нашего визита по ТВ 13-й общественный канал крутил фильм об истории создания статуи, в котором доводил до сведения граждан, что факел и книга в руке статуи – суть масонские знаки и что Лабулайе сотоварищи были масонами.
Дальше паром отправился на о.Эллис (Ellis Island).
В самом здании, где проходила регистрация иммигрантов, сейчас представлены диаграммы въезда-выезда из страны. В 20-ом веке 36 млн. въехало и 12 млн. выехало; пик «заезда» приходился на 1880-1920 годы, по большей части на начало 20-ого века (особенно 1907 год – 1 млн.чел.), когда развитие транспортной сети в Европе позволило из своей богом забытой деревни по ж/д добраться до морского порта. Сначала прибывали немцы, ирландцы и «разные прочие шведы», а за ними потянулся народ из Центральной и Восточной Европы – итальянцы, поляки, чехи, русские, евреи.
Характерно, что индейцев к началу активного заселения Америки европейцами в середине 17 века насчитывалось 5 млн., а к началу ХХ века осталось 250 тыс. (сейчас, благодаря неустанным заботам государства их численность возросла до 500 тыс.чел.), но об индейцах поговорим попозже.
На эту экскурсию мы потратили полдня: сначала стояли в очереди за билетами, потом в очереди на катер. Очередь продвигалась медленно, так как в целях безопасности, тем более что дело касалось одного из символов США, «трясли» экскурсантов особо тщательно. От острова, на котором стоит статуя Свободы, катер отправляется на остров Эллис, и только оттуда можно вернуться на Манхэттен.
Впоследствии, уже приобретя некоторый опыт старожилов, мы своим гостям, обычно пребывавшим в цейтноте – посмотреть максимум за минимум времени – советовали пользоваться общественным транспортом, а именно паромом, что бесплатно доставляет пассажиров с Манхэттена на Стейтен Айленд. Паром проходит мимо статуи Свободы, вид на Манхэттен, что с экскурсионного катера, что с парома великолепен, фотографии на память получаются отличные, а все путешествие занимает часа полтора-два, если быстро сойти на берег Стейтен Айленда и успеть на паром, отходящий в обратную сторону.
Затем наш путь лежал на юг Манхэттена к площадке Всемирного торгового центра (WTC), стоявшего совсем близко. Сейчас это просто расчищенный котлован, обнесенный металлической сеткой. Как я уже писала в февральском «репортаже», зрелище пустого котлована с бойко торгующим универмагом и завешенным черной тканью полуразрушенным небоскребом по соседству навевает жуть. Контраст особенно очевиден, если смотреть на котлован со смотровой площадки Всемирного финансового центра (WFC), что через дорогу (Henry Hudson Parkway). Входишь в здание со стороны чистой нарядной набережной с пришвартованными белыми яхтами, проходишь в зимний сад с пальмами высотой этажа в три и с балюстрады «красивой жизни» ужасаешься пустоте. Весь мир в прямом эфире видел, как падали башни и гибли люди, но мне не по себе было именно от тишины и пустоты. За пять лет нашего пребывания в Нью-Йорке споры о дальнейшей судьбе этого места так и не разрешились: патриотический настрой общественности, финансовые интересы застройщиков и личные чувства родственников погибших примирить не удавалось: мемориал жертвам, музей свободы, деловой центр в небоскребе еще выше прежних башен или все вместе? – разногласия то утихали, то вспыхивали новым скандалом.
Мы спустились в метро (поскольку изначально намеревались посетить три достопримечательности, то трижды искать стоянку для машины при вдвое возросших штрафах за парковку в неположенном месте (115 долл.) было бы проклятьем, платить же за парковку в подземном гараже по 15-17 долл. за полчаса – разорением. К тому же, «на новенького» Ираиде Ивановне хотелось посмотреть метро, так что машину оставили на 64-ой стрит в служебном гараже. Нью-йоркская подземка знаменита своим жалким видом и неудобством, в чем Ираида Ивановна смогла убедиться на собственных ногах: эскалаторы практически отсутствуют, станции - душегубки, с низкими потолками, замызганные; лестницы узкие и крутые; разделения пассажиропотоков нет в принципе – через те же турникеты народ входит и выходит; переходы длинные и несуразные.
При нас у одного пассажира по поводу запутанности переходов началась просто истерика: «Не понимаю, почему я должен идти в эту сторону, а не в другую, вверх, а не вниз, не понимаю!». Единственная отрада – вагоны, оборудованные кондиционерами (впрочем, кондиционеры – не роскошь, а средство выживания: если бы их не было, то народ бы давился от удушья, как нелегальные китайцы в тоннеле под Ла Маншем).
Мы хотели доехать до Чайна-таун, но, запутавшись, попали на станцию, через которую идет только экспресс-поезд, поэтому пришлось проехать на 3 остановки дальше - до станции, где останавливается и экспресс, и местный поезд (local – идет со всеми остановками), пересаживаться и ехать в обратную сторону.
В Чайна-таун показали Ираиде Ивановне цветастые лавки китайцев, пообедали в ресторанчике, дорвавшись до пива, заслуженного честной туристской беготней . Уже без приключений, по прямой на местном поезде доехали до гаража, где пересели в машину. Ираида Ивановна призналась, что даже представить себе не могла, насколько метро может быть отвратительным. Больше, обещала она, не будет проситься покататься на нью-йоркском метро. Домой вернулись к 9-ти вечера.
В воскресенье, 6 октября, по облегченному варианту и совету подруги Иры покатили в Бруклинский ботанический сад на праздник перца-чили. Бруклин, до начала прошлого века живший отдельной от Нью-Йорка жизнью, поскольку не входил в черту города, низкорослый и облезлый, похож, по оценкам Ираиды Ивановны, на Подольск 60-х годов. Сам ботанический сад порадовал глаз: в саду большой розарий с остатками его былой летней роскоши; японский садик с прудом, в котором плавают утки, жирные престарелые золотые рыбины и черепахи; два пруда с разных цветов лилиями, оранжерея с бонсаями – самому старому, можжевельнику, 145 лет, и пр.
Само празднество проходило под большим шатром, где музыкальные группы поочередно играли латиноамериканскую музыку, и тут же была организована продажа всякой еды, приправленной перцем, и самих растений, преимущественно декоративных, какие есть и в Москве. Мы выбрали уху с кукурузой, умеренно острую по уверениям организаторов. Надо ли говорить, что представления об умеренности могут быть разными?
Погуляв пару часов, мы отправились домой, но на уже знакомую вам по моим рассказам дорогу N 278 вырулить не сумели (пересечение с дорогой на карте вовсе не означает, что на нее есть выезд). Решили поехать по скоростной дороге на западной стороне Манхэттена, где час простояли в пробке и прибыли домой к 5 вечера. Счастье еще, что старшему советнику удалось поспать после обеда. Суматошный уикэнд закончился.
Пребываю без задних ног ваша,
Руссо туристо.
