Марина прошла комиссию, собрала все справки на дочку и с понедельника вышла на работу. Заведующая определила ее в младшую группу, девочку - в ясельную.
- Нехорошо, когда мать и ребенок в одной группе, - пояснила она. – И ребенку плохо, потому что он еще не понимает, почему его мама не только с ним, и маме тоже – нужно всем уделять внимание.
Марина это понимала, поэтому приняла все как должное. Девочка первые дни привыкала плохо, кричала, когда Марина уходила. У нее сердце кровью обливалось, но она понимала: это бывает почти у всех. Зато себя она чувствовала хорошо: она работала, ощущала себя не домохозяйкой, а человеком при деле. Ивану это не очень нравилось, вернее, очень не нравилось. Он уже привык к тому, что жена встает раньше него, чтобы приготовить ему завтрак, проводить. А теперь она встает раньше, чтобы собрать ребенка, привести себя в порядок, а ему приходится самому делать бутерброды и чай.
Спустя некоторое время Иван заметил, что Марина стала особенно тщательно собираться на работу: платье, прическу, макияж осматривала с особым вниманием. Однажды он спросил ее:
- Куда это ты так наряжаешься? Если бы я не знал, где ты работаешь, я подумал бы, что стараешься для мужчины.
Марина помолчала, глядя в зеркало, потом сказала:
- Разве выглядеть нужно только для кого-то? А для себя? Чувствовать, что выглядишь хорошо – это много значит для женщины.
- Но ведь вы там в белых халатах ходите?
Марина засмеялась:
- Вот что значит, что ты ни разу не был в детском саду, когда Вася ходил туда. Ты бы увидел, что в халатах воспитатели ходят только в яслях, а в садовских группах - в платьях, халаты надеваем только во время кормления детей.
- Так что же вы – друг перед другом демонстрируете наряды? – засмеялся Иван.
Марина улыбнулась:
- Не только. Дети должны видеть нас красивыми. И родители.
Она вспомнила, как смотрел на нее папа девчушки, крохотной, похожей на Дюймовочку. Однажды она предложила ему помочь заплести косичку девочке – она видела, что ему это дается непросто.
- Это лучше делать дома, когда не спешите, - сказала она. – Мама вам не помогает собираться?
- У нас нет мамы, - тихо сказал папаша, и Марине сделалось очень неловко: она видела в журнале запись напротив фамилии этой девочки – в графе «мама» стоял прочерк.
- Извините, - пробормотала Марина, - я работаю недавно, не всех детей знаю.
- Ничего, - ответил папаша,- теперь знаете.
Марина спохватилась:
- Вы можете идти, я сама заплету вашу девочку, у меня получится лучше, я уверяю вас!
- Я не сомневаюсь, - ответил мужчина, - но моя дочка должна знать, что ее отец умеет все. И косички заплетать тоже.
Марина опять смутилась. Этот папаша заставил ее краснеть уже второй раз за утро. Она решила отойти от них, пообщаться с другими родителями.В основном это были мамочки, реже – бабушки, и совсем редко – отцы. Разговаривая с ними, Марина все время думала о том папаше. Нужно будет посмотреть, как его зовут. Фамилию она знала, девочку звали Люба. Марина заметила, что косички были заплетены, девочка обняла отца, он встал и повел ее к двери в группу. Марина быстро подошла к ним, протянула руку:
- Пойдем, Любочка, скажи папе «до свидания!»
- До свидания, - пролепетало маленькое создание и потянулось к отцу за поцелуем.
Тот поцеловал ее и пошел к выходу.
Марина заметила, как две мамочки, глядя вслед ему, стали шептаться. Она вошла в группу, где уже было много детей, пожилая нянечка собиралась идти за завтраком.
- Марина Викторовна, я пошла, смотрите за ними, - сказала она, выходя их группы.
Марина открыла журнал со списком детей. «Ивлева Любовь Алексеевна», - прочитала она имя девочки. В графе «отец» было записано: «Ивлев Алексей Борисович», проставлен номер воинской части, где он служит. Что случилось с матерью девочки, Марина решила узнать у нянечки – она работает в группе с сентября.
- Так она ж померла, - сказала Мария Григорьевна, - рожала второго и померла. Не смогли спасти, а мальчик живой. Приехала ее мать, сидит с мальчиком, ему уже, наверное, месяцев девять.
Марина посмотрела на девочку - та совсем была непохожа на отца: темноволосая, с черненькими, будто пуговички, глазками, а он – сероглазый блондин.
С того времени Марина стала замечать Ивлева. Трудно сказать, что привлекало ее в нем: трепетное отношение к дочке, абсолютное равнодушие к женщинам, которые, как заметила Марина, всегда обращали внимание на него. Особенно старалась мать-одиночка Вероника. Каждое утро она говорила своему сынишке:
- Смотри, Никита, какое платье сегодня на нашей невесте! Бери ее за ручку, веди в группу!
А сама в это время изо всех сил старалась поближе оказаться к ее отцу. Однажды она остановила его:
- Извините, я знаю, вы ездите в сторону Малого, подвезете меня?
Малым назывался аэродром вертолетов. Ивлев пожал плечами:
- Если по пути, подвезу, конечно.
Марина вдруг почувствовала неприязнь к этой женщине. Чего она цепляется к нему? И тут же одернула себя: «Какое тебе дело до них? Они взрослые люди, оба одинокие...» Однако неприятный осадок оставался у нее весь день.
Дома она заметила, что когда Даша подошла к Ивану, читающему газету на диване, он мягко отстранил ее, сказав:
- Я устал, доча, иди к маме!