При тусклом свете горящей деревянной палочки, я смотрел на два ящика. Оба военные, зелёные, на обоих были какие-то надписи и цифры. Что они означали не знал, но знал, что в них находится. Эти ящики я сам сюда принёс, мама сказала, что в таких ящиках удобно хранить картошку. Эх, мама, мама, как же я тоскую по тебе, по твоим тёплым объятиям и нежным поцелуям! Началось всё с того, что отчим решил на лето нас с мамой отправить в деревню на Украину к его тётке. Жили мы в Подмосковье, в небольшом рабочем городке, там было две фабрики, насколько мне было известно, на одной делали ткань, а на другой шили из неё мешки, чехлы, да много ещё чего. Отец умер пять лет назад, болел сильно, уж не знаю чем, мне, как маленькому, ничего не говорили. Глядя на лицо мамы, понимал, что скоро попрощаемся с отцом, даже услышал, как она об этом с соседкой говорила, спрашивала, где найти гробовщика. С продуктами в городке было не важно, хлеб отчиму и матери давали на фабрике, на те деньги, что им платили, удавалось купить не много мяса, из этого мама готовила разные блюда, я сглотнул слюну. Даже свиной шкурки я уже давно не ел! Когда начались мои каникулы в школе, отчим посадил меня и маму в поезд, обещал приехать, как только ему разрешат на работе. Мама была беременна, они хотели девочку, а мне хотелось брата. Отчим меня не любил, постоянно попрекал тем, что зря ем хлеб, который он приносит с работы, проклинал моего отца. Мама, слыша упреки, молчала, она и сошлась с ним только из-за его продуктового пайка, было тяжело одной меня кормить, одевать. Всегда больная, она не могла работать на тех станках, где рабочим хорошо платили. Когда приехали в деревню, и я, и мама пожалели. Тётка отчима была злая женщина, мне казалось, что она только и ждёт момента как бы нас отравить. Мы ждали хорошего питания, но получили только овощи, и, если тётка была доброй в этот день, остатки куриного бульона, у тётки были куры, гуси и маленький поросёнок, меня заставляли всю эту живность кормить, убирать за ними. Не желая с ней ссориться, я молчал. Вдоволь наедались мы тогда, когда я, сдружившись с местными ребятами, ловил рыбу или голубей старой сетью.
Так мы прожили месяц. Рано утром мы проснулись от грохота и ярких всполохов огня. Все звуки доносились со стороны реки и дороги. Деревенские бегали по улице, женщины плакали, мужчины матерились. Я не мог понять, что происходит, но понимал, что случилось что-то очень страшное. На следующий день в деревне появились солдаты, это были наши красноармейцы. В рваной одежде, много раненых, за идущими солдатами тянулась цепочка из красных капель. На подводах везли мёртвых, их потом за деревней похоронили в одной могиле. К вечеру приехали машины, привезли много солдат. На колхозном картофельном поле стали копать окопы. Тогда мама и попросила собирать там картошку, как будто чувствовала, что это надо сделать, а ещё наказала найти под неё тару, может ящики. Мы с местными ребятами выхватывали картошку из-под лопат солдат, они нас не прогоняли, даже старались откидывать клубни ближе к нам. Я видел, как несколько пожилых солдат плакали, когда смотрели на нас. Мне досталось мало картошки, местные ребята, отталкивая меня, хватали грязную картошку и складывали в мешки. Говорили, что я не местный, её не садил, а значит, права на неё не имею. Я нашёл одно место, за оврагом, там ничего не копали, других желающих рыть там сырую после дождей землю не было. Там я и копал, там и ящики нашёл, к дому тётки я их ночью принёс, боялся что отберут. Мама похвалила и велела спустить их в небольшой старый погреб, он был полуразрушенный, в нём ничего не хранилось, так я и сделал, картошку туда спускал, пересчитывал и укладывал в ящики. Тётке об этом решили не говорить, от неё многое можно было ожидать. Три дня на колхозном поле грохотало и сверкало, в деревню везли раненых и убитых. Местные их хоронили, вон и сейчас, за деревней, три больших холма, а потом пришли немцы! Тётка вышла на деревенскую дорогу со свежим караваем на белом рушнике. Старший немецкого отряда что-то ей говорил, а она, улыбаясь, заискивающи на него смотрела. Ни она одна вышла, много хлеба вынесли, и молока, и сала! Наверное, из-за этого поступка тётки нас не выгнали из хаты, многие жители деревни переселились в бани и сараи, теперь немецкие солдаты жили в их домах.
Постепенно деревня опустела. Кто-то ушёл сам, кого-то немцы расстреляли или повесили напротив школы. Мальчишек, кому было больше лет, чем мне, на грузовиках увезли, говорили, что они копают могилы для немецких и русских солдат. На меня тринадцатилетнего внимания не обращали, немецкие солдаты кидали мне куриные кости и корки хлеба. Маме пришло время рожать, тётка бегала вокруг неё, волновалась, и однажды ночью это случилось. Пришли две старенькие бабульки, охали и ахали над мамой. Меня выгнали из хаты на улицу, сказали, что это не для меня, я до утра сидел под яблоней. Когда уже рассвело, на крыльцо вышла тётка отчима и сообщила мне, что родился мальчик, а мама умерла. Никакого сожаления она не испытывала, наоборот, радовалась, что у неё появился родственник, а маму похоронили. Всю дорогу на кладбище нас сопровождал немецкий солдат с карабином. Он почему-то смеялся, отхлёбывая из большой бутылки мутную жидкость, закусывал яйцами и коркой хлеба. Когда после похорон все собрались возвращаться в деревню, он спал под большой берёзой, на его лице была довольная улыбка. Эта улыбка мне много раз снилась, я даже её боялся! Тётка выгнала меня из хаты, мне пришлось перебраться в тот самый старый погреб. Немецкие солдаты ходили по деревне, что-то отбирали, что-то им давали люди сами. Ко мне в гости тоже наведались, открыли люк в моё убежище, но тот запах, который там был, заставил немецкого солдата его закрыть. Не стали проверять мою щель! Да, именно так я называл своё убежище, вспомнив, как в нашей квартире тараканы прятались во множественные щели пола и стен.
Прошло три дня после боя на картофельном поле. Я решил сходить туда, насобирать ещё картошки, другой еды у меня просто не было. Выйдя из-за леса, я остановился, с ужасом рассматривал когда-то ровное поле с зелёной ботвой. Поле было всё в ямах и абсолютно чёрным! Под ногами хрустели доски, было много стреляных гильз. Насобирав на его краю ведро клубней, я решил перебраться на другую сторону почти засыпанного окопа, прыгнул и провалился в пустоту. Не успев понять, что случилось, приземлился на что-то мягкое, замер, стал оглядываться. Это было тёмное помещение, размером примерно два на два метра, запах стоял отвратительный! Посмотрев под себя, я разглядел человека, это был советский солдат в форме, на его мёртвом лице сидели мухи, которые не улетели даже после моего падения!
- Ты кто? - раздался голос, который заставил меня вздрогнуть и сжаться, мне показалось, что штаны возле моего паха стали мокрыми.
- Я, я …!
- Русский?
- Да!
- Зачем пришёл?
- Картошки набрать.
- Немцы где?
- В деревне.
- Далеко?
- За лесом, - я пытался рассмотреть человека, который со мной разговаривал.
Удалось, увидел, солдат в грязной форме, его ноги и правая рука были чёрными. Облокотившись спиной на стену подземелья он сжимал в левой руке пистолет, ствол пистолета был направлен на меня. Воспользовавшись молчанием, огляделся. Три ящика, нож, воткнутый в один из них, возле ног винтовка.
- Немцев много?
- Я не считал, но сотня будет.
- Красная армия где? Воюет?
- Не знаю, уже давно тихо.
- Значит, отступили! Местный?
- Нет, на каникулы приехали, с мамой.
- Мамка где?
- Умерла на днях.
- Сам чего думаешь?
- Не знаю, картошки вот набрать, есть-то нечего.
- Лет тебе сколь?
- Тринадцать.
- Как Мишке моему, - солдат повернул голову набок и замер, я испугался, подумал, что он умер. Посмотрел наверх, на тот проём между досок, в который я провалился. Будет трудно вылезти, но можно. Ящики под ноги надо поставить, а дальше на руках подтянуться.
- Добро забери, пригодиться! Я увидел, как солдат положив пистолет, рукой попытался подтолкнуть в мою сторону ящик. У него не получилось, только скривил лицо, видимо от боли.
- Что там?
- Смерть вражеская! Открой. Я, почти на ощупь, открыл, что это я не знал. Маленькие бочонки с ребристой поверхностью, сверху небольшое колечко.
- Что это?
- Гранаты. Одна десять человек может убить, если рядом взорвется. Знаешь как?
- Нет.
- Дай одну, я покажу. Я взял из ящика гранату и протянул солдату, тот попытался её взять, но выронил, я испугался и отскочил.
- Не бойся, подай ещё раз.
- Она не взорвётся?
- Нет, пока за кольцо не потянешь, но перед этим надо разогнуть вот здесь, - солдат большим пальцем показал на загнутую проволоку, - скобу прижми, за колечко потяни, а потом кидай туда где врагов много.
- Громко грохочет?
- Да уж, громко! Забери и отдай тому, кто старше, может и сгодятся. Забирай, иди, не хочу, чтобы кто-то смотрел, как я умираю.
- Я не унесу всё.
- Унесёшь, ты мужчина, хоть и маленький! Подставив под ноги два ящика, я стал выбрасывать гранаты одну за другой в лаз, солдат смотрел на меня пустым взглядом. Когда я уже приготовился выбросить наверх последнюю, он меня остановил:
- Стой, одну мне оставь, разожми там, как я показывал. Я выполнил его просьбу и передал ему гранату.
- А вам зачем?
- Для себя, а то больно мне очень, а в пистолете патронов нет. Иди, живой останься!
За ночь я перетаскал гранаты в свою щель. Пришлось два раза ходить, даже картошку из мешка высыпал для этого, утром вернулся за ней. Собирая её в мешок, посмотрел на то место, где я провалился, там была яма. Взвалив мешок на плечи, пошёл к лесу, но услышав странные звуки, остановился, шум был со стороны реки. Оставив мешок, прошёл в сторону берега, ползком прокрался к обрыву. Сверху было хорошо видно деревянный мост, несколько машин с бочками вместо кузова, много солдат в серой форме. Немцы! Минут десять я наблюдал, как они с помощью длинного шланга переливают что-то из бочек на машинах в небольшие канистры. «Бензин льют!» - догадался я, да и запах его отчётливо чувствовался.
Вот и сейчас, сидя в своей щели, я как наяву видел бегающих по берегу немецких солдат, кричавшего на них человека в фуражке. Видимо, они должны были его слушаться, так как после каждого его крика, солдаты быстрее делали свою работу. Я снова посмотрел на ящики. Двадцать две картофелины, двадцать две гранаты. С раннего детства осталась привычка всё считать. Я стал разжимать концы проволоки, что шли к колечку. Готовые гранаты укладывал прямо на картошку. Заканчивая, я окончательно решил что делать! Опять же за два раза, перенёс гранаты на берег реки, край обрыва нависал над тем местом, где стояли машины и три палатки. Солдат не было видно, горели костры. Постелив под себя мешок, я уснул. Проснулся от шума машин, с тревогой посмотрел вниз. С того берега приехали две машины с бочками, солдаты вскарабкались на них, стали что-то крутить, открывать люки. Подъехали ещё две машины с крестами на бортах, остановились чуть поодаль, из них выпрыгнули солдаты, приседали, подпрыгивали, видимо разминались, как мы на уроке физкультуры. Я внимательно наблюдал за происходящим, наконец, решился! Крепко зажав в правой руке гранату, медленно потянул за кольцо, проволока вышла. Куда кинуть?! Ага, а вот и тот крикливый немец, получи! Не сильно размахнувшись, бросил первую гранату. Раздался взрыв, громкий, страшный! Солдаты забегали, многие попрятались за машины. Подождал минуту, они успокоились, ходят, озираются. Тот немец, что всё время кричал, лежит на земле, возле него столпились пятеро. «Как там говорил солдат, где много врага?!» - получите! Вторая граната полетела вниз, следом третья, четвёртая. Уже не глядя, куда кидаю, я стал сбрасывать гранаты. Потом старался попасть в машины, в солдат, грохот стоял под обрывом! Взорвались машины с бензином, огненный шар поднялся выше меня, надо мной загорелись сосны, волосы на моей голове задымились, чувствовался сильный жар. Взрывы продолжались, хоть я уже и не кидал гранаты, их осталось пять! Заметил как группа немецких солдат, человек десять, побежали к склону обрыва, поняли от куда смерть к ним пришла, бросил две в их сторону, следом ещё две. Осталась одна, крепко зажал её в руке! Справа хруст веток, чужие голоса, ко мне бегут. Только сейчас я понял, для чего тот солдат попросил меня оставить ему одну гранату, потянул за кольцо, проволока с трудом, но вышла, повернулся к немецким солдатам. Те, выбежав на обрыв, остановились. Удивление, страх, злость – всё это было на их лицах! Разжал пальцы, граната мягко упала на прошлогоднюю хвою, мне под ноги.