Вдова Анфиса заприметила Трифона до того, как скрипнула калитка и залаял пёс. Поправила на шее янтарные бусы, убрала кокетливый локон, выбившийся из под платка.
Трифон Кузьмич был первым мужчиной на селе: в должниках у него половина дворов. Если что не по его, становился злым, как чёрт. Его приход обычно не сулил ничего хорошего, и Анфиса решила быть с ним милой и покладистой, чтобы не навлечь на себя неприятности.
— Анфиса, забери пса, не то зашибу его! — раздался грозный рык Трифона. Анфиса поймала пса и привязала. Тот недовольно заворчал, ему явно не нравился гость - от его плотной фигуры за версту несло табаком, водкой, самодовольством и...кровью.
— День добрый, Трифон Кузьмич! — поклонилась Анфиса, опустив глаза.
— Добрый, — осклабился он, подкручивая ус и скользя взглядом по округлостям вдовы. — Пригласишь в дом? — и, не дожидаясь разрешения хозяйки, шагнул в сени.
Тут послышался страшный грохот и отборный мат - Трифон Кузьмич оступился о порожек и рухнул на земляной пол, задев дверной косяк. С косяка сорвалась ему на голову подкова. Анфиса зажмурила глаза и приготовилась к самому худшему.
Но ругань стихла. Анфиса вошла в сени, и увидела распростёртое тело на полу. Осторожно она приблизилась к нему, поглядеть, жив ли? Трифон не подавал признаков жизни, но едва вдова наклонилась над ним, схватил её и притянул к себе.
— Ах ты, курва! - загоготал он, больно щипнув её за бедро.
— Трифон Кузьмич! — вспыхнула вдова и хотела вырваться, но он схватил её за голову, и притянув к своему лицу, зашептал жарко:
—Тише, тише, ишь норовистая кобылка! Я ж тебя озолочу. Первой будешь на селе! Все бабы и с этой, и с другой стороны реки будут тебе завидовать!
— Что-то в толк не возьму, — тяжёло дыша, прошептала Анфиса — вы меня при живой жене — замуж зовёте, а, Трифон Кузьмич?
Она не оставляла попыток вырваться, но Трифон был намного сильнее и держал вдову железной хваткой.
Её отпор ещё больше распалил его. Развернув вдову, он взгромоздился на неё и поставил колено ей между ног. Руки его меж тем задирали её многочисленные юбки.
— Ой, лишенько! — стонала Анфиса, понимая, что никто не придёт ей на помощь. Слёзы потекли из глаз. Она плакала от злости, что не может дотянутся до старой косы, стоявшей на чуть большем расстоянии, чем она могла бы дотянуться.
Она напряглась всем телом, изогнулась дугой, сжала зубы и... о чудо! Коса зависла в воздухе, и поплыла.
— Трифон, уйди! Не доводи до греха! - крикнула Анфиса в красное лицо насильника, но тот уже стянул с себя штаны и цыкнул на неё: - Цыц, дура. Ещё бегать будешь за Три...
Коса вошла ему аккурат промеж лопаток. Дико выкатив глаза, Трифон уставился на вдову, и наконец, рухнул на неё и задёргался в агонии.
Она завизжала, из-зо всех сил пытаясь выбраться из под тела, и когда ей это удалось, побежала к бабке Степаниде. Та давно жила на выселках, и считалась ведьмой.
После захода солнца, Степанида пришла в избу Анфисы. Брезгливо ткнула клюкой в распростертое тело Трифона и плюнула:
—Тьфу, бесстыдник! Вот что, Анфиса. Такого кабана мы, слабые женщины, не сможем вытащить. Я сейчас заговорю его, только не бойся, не ори - а то погубишь и себя и меня!
— Да, бабушка. — кивнула Анфиса. Она была бледна, и её всё ещё трясло от случившегося.
Бабка зашептала что-то на ухо покойнику, и вот он поднялся сначала на колени, потом на ноги, и наконец встал перед старухой, глядя вперёд невидящими очами.
— Внучка, надень ему портки, штоль. Не ровён час, увидит кто, нам это ни к чему.
Вдова кое-как натянула Трифону штаны, подвязала кушаком. Она старалась не смотреть на покойника - лицо его застыло в жуткой гримасе.
—...фоном! - выговорил мёртвый язык, и водянистые глаза уставились на Анфису.
— Бабушка...— заскулила Анфиса — мне стра-а-ашно!
— Не хнычь. Он сам пойдёт, куда накажу. К реке пойдём.
Село уже спало, но чтобы избежать случайных взглядов, бабка Степанида и Анфиса повели мёртвого Трифона задворками, ломая на пути прогнившие балки загонов. Когда вышли к реке, напихали ему полные карманы камней, и за пазуху для верности положили камень потяжелее.
— Ну, прощай, батюшка, Трифон Кузьмич, — Степанида ткнула ему в спину своей клюкой, и мертвец, переваливаясь с одной ноги на другую пошёл в воду. На полпути вода закрутила его — здесь был омут, гиблое место.
—Бабушка! Что же теперь будет?! — Анфиса обняла старуху, но тотчас отпрянула: — Что это с тобой?
Бабка Степанида как-то съёжилась, ссохлась, словно Трифон забрал с собой все её силы. Лицо её выглядело почти белым в мертвенном свете луны.
— Ослабла я, внученька. Помру скоро. Ну, пойдём, не то заметят нас у реки, ни к чему это.
Когда пришли к Степаниде, та, не запаляя лучины, легла на скамью. В избе и так было светло — в окно глядела полная луна,
— Спасибо тебе, бабушка! — поклонилась вдова.
— На кой мне твоё спасибо? — усмехнулась старуха. — Долг платежом красен. Не упрямься, девонька, ты одна из нас. Я поняла это сразу, как только ты родилась.
Анфиса склонила голову. Пожалела она, что обратилась к ведьме, потому что та давно хотела сделать Анфису своей преемницей, передать свой дар, а вместе с ним страх и ненависть, который испытывают к ведьмам люди.
— Но ведь мне не обязательно...
— Да. Теперь обязательно. Ты призвала силу, и теперь она в тебе... а я спокойно смогу умереть. Подойди сюда.
Нехотя и с опаской Анфиса подошла к старухе. Та протянула ей руку, и Анфиса дала свою. Старуха неожиданно сильно сжала её, и Анфиса закричала от боли — её ладонь словно обожгло огнём. Отдернув руку, она увидела странный знак на своей руке, круглый шрам — ведьмин глаз. Теперь она одна из них! Анфиса, схватив себя за руку выше запястья, завыла.
Ну всё... Старуха закрыла глаза. Суета этого мира уже не занимала её. А всего-то и нужно было заговорить косу, опоить Трифона любовным зельем и направить к вдове... Всё получилось так, как она и рассчитала. Теперь-то Анфиса сама сможет двигать предметы на расстоянии. Из неё выйдет сильная ведьма.
После смерти старухи, вдова вернулась к себе, и не выходила из своего дома несколько дней. Её пёс перегрыз веревку, за которую был привязан, и сбежал на поиски пищи.
Собаку признал Андрей, местный кузнец. Он, бывало, помогал вдове, по старой памяти, так как был другом её покойного мужа, Саввы.
Андрей нашёл Анфису в полузабытьи, растолкал её. Вдова узнала его и слабо улыбнулась спёкшимися губами.
— Священника... попросила она. — Исповедаться хочу.
— Что с тобой, Анфиса! На-ко, выпей! — он зачерпнул воды, и поднёс кружку к её губам.
— Нет. Сперва священника... Андрей, поспеши. Чувствую, силы мои на исходе.
— Да что стряслось-то?
— Степанида, помирая, взяла меня за руку... вот — Анфиса показала ему "ведьмин глаз" на ладони: — "Дар", говорит. А по мне, не дар это, а проклятие... Мерзости мерещатся. Жизнь не мила...
Когда Андрей привёл священника, Анфиса спала. Батюшка Нафанаил осенил себя крестным знамением, и стал раскладывать на столе святые дары. Он стоял спиной к болящей и не видел, как она встала и вытянув вперед руки, сделала шаг в его сторону. Глаза её смотрели в одну точку. Андрей заметив это, бросился между вдовой и батюшкой.
— С нами крестная сила! — крикнул он. Вдвоём со священником они держали извивающуюся и изрыгающую проклятия ведьму. Святой отец читал молитвы и кропил её святой водой. Обессилев, Анфиса рухнула навзничь на кровать и затихла.
— Померла, что ль? — испугался Андрей.
— Да нет. Вроде дышит. Вот ведь, всё лицо исцарапала, ведьма...
— Да не ведьма она... Степанида её обманула, дар свой навязала!
— Значит, поневоле, но всё одно, ведьма! У нормальной бабы разве найдётся столько сил, чтобы два мужика еле сладили?
— Что же будет теперь?! Жалко ведь. Хорошая женщина, добрая... была.
— На всё божья воля... — подняв глаза к небу, сказал батюшка, и собрав святые дары, ушёл, сказав что не может причастить бесноватую. Вот, когда будет в разуме, может быть.
Анфиса вновь впала в забытьё, рубаха прилипла к телу, волосы растрепались. Иногда она вздрагивала и жалобно причитала.
Андрей пошёл просить помощи по деревне, но никто из деревенских баб не хотел остаться с болящей, отереть испарину со лба, подать питьё. Слухи о новом даре Анфисы разнеслись очень быстро, и все боялись, что ведьма заберёт их здоровье.
Тут вспомнил Андрей про крестную свою, Ефросинью. Та была остра на язык, груба, местные её не жаловали. Но Андрей знал, что на самом деле, она женщина добрая и неравнодушная.
Ефросинья покобенилась для порядка, но в конце концов, согласилась приглядеть за Анфисой.
Кузнец поблагодарил её сердечно, и сказав, что в долгу не останется, прикрыл за собой дверь.
Остаток дня он провёл в кузне, слишком много дел накопилось: ведь у крестьян была горячая пора. Кому сошку сковать, кому плуг починить, кому кобылу подковать. Умаялся за день Андрей, и после работы заснул до утра, без снов. На следующий день, решил проведать Анфису с Ефросиньей.
Матушка напекла на завтрак блинков, так Андрей взял их и пошёл к вдове. Дверь была незаперта.
— Тётка Ефросинья, раздувай самовар, я блины матушкины несу! — крикнул он, толкая дверь в светелку. — С пылу, с жа...
То, что он увидел в следующий момент, заставило его содрогнуться.
Продолжение
Дорогие читатели, подписывайтесь на ТГ канал, чтобы читать публикации первыми и ничего не пропустить 🤝.