Японский блицкриг 1941-42 годов изменил всю расстановку сил на Тихом океане. В руки захватчиков попало множество территорий. В условиях безбрежных водных пространств каждый островок, на который можно было втиснуть взлетно-посадочную полосу, обладал стратегическим значением. Американцы сделали все, чтобы не тратить силы на захват каждого из этих клочков суши, предпочитая засыпать большую их часть градом бомб и снарядов и изолировать от снабжения морем, но кампания все равно вылилась в чреду упорных и кровопролитных сражений.
Условия небольших островков (местами менее квадратного километра) и фанатичность обороняющихся предопределяли характер этих битв. В ряде случаев можно было изрыть укреплениями и уставить ДОТами буквально всю поверхность обороняемой территории. Тут не было слабого места в обороне, не было возможности зайти во фланг или лихим танковым маневром охватить войска неприятеля. На Тихом океане вся война превращалась в тяжелые повторяющиеся удары в лоб, истощавшие обе стороны и стоившие жизней тысяч солдат.
Если очередной остров был достаточно крупным для маневра, на помощь зарывшимся в землю японцам приходили джунгли. Превосходно маскируясь, они наносили контрудары из ниоткуда, заставляя штурмующих быть начеку буквально каждую секунду пребывания на захваченной территории.
Американцы противопоставляли этому подавляющую огневую мощь. Они проводили ужасной силы артиллерийскую подготовку, но после нее из нор неизменно вылезали успешно пережившие ее вражеские солдаты. Янки насытили пехотные подразделения автоматическим и полуавтоматическим оружием, но на стороне японцев была маскировка, оборона на выгодной местности и нечеловеческое упорство. И все же американцы выигрывали сражение за сражением, убивая от пяти до двадцати «чарли» за каждого своего. Паровой каток Штатов крепко встал на рельсы и неумолимо двигался в сторону Токио.
К июню 1944 года Штаты принялись за остров Сайпан, на котором имелись японские поселенцы, и, что намного важнее, аэродром для нанесения бомбовых ударов непосредственно по стране Восходящего солнца. Японцы прекрасно понимали важность этой территории, решившись оборонять ее до применения самых крайних мер. Именно тут и случились первые организованные самоубийственные атаки на суше. То, что раньше носило спорадический и сиюминутный характер (например, атака полковника Итики на Гуадалканале), тут оформилось как постоянная, целенаправленная и получившая широкое применение тактика сухопутных смертников.
Высадка на Сайпан началась 15 июня 1944 года. Ранним утром следующего дня на окопавшихся морпехов двинулись японские танки. Странное поведение танкистов, которые время от времени останавливались и, выскакивая из бронированных машин, распевали песни, после чего вновь залезали внутрь и ехали дальше, стало предвестником буйного помешательства защитников острова. Правда, чтобы говорить, было ли все происходящее далее сумасшествием с точки зрения самих азиатов, необходимо потратить громаднейшие объемы времени на их изучение. Однако у штурмующих остров американцев, представителей европейской культуры и европейского миропонимания, происходящее со стороны врага оставляло лишь впечатление мрачного и по большему счету бесполезного балагана.
Еще задолго до высадки перед японцами встала проблема резкой нехватки противотанкового вооружения на островах. То, что имелось, зачастую не могло успешно бороться со средними танками «Шерман», в изобилии встречавшимися на театре военных действий. Заместитель Тодзио (премьер-министра и начальника генштаба), генерал Усироку, предложил снабдить солдат ранцами с подрывными зарядами. Бравый пехотинец Императорской армии должен был дождаться нужного момента, броситься под танк и дернуть шнур. Подобные устройства наскоро мастерились и использовались в боях за Новую Гвинею и остров Бугенвиль, но на широкую ногу, с официальными приказами и централизованным выделением матчасти такое произошло лишь на Сайпане.
Сам Усироку, воплотивший в жизнь идею живых бомб, в марте 1944 был назначен командующим обороной Сайпана, но, видимо, решил, что его жизнь слишком ценна, и покинул остров незадолго до американского вторжения. Последним распоряжением, оставленным им на этом посту, было предписание как можно чаще использовать «человеческие заряды». Можно было бы подумать, что этот человек погиб в какой-нибудь банзай-атаке немного позже, или же, узнав о капитуляции Японии, совершил сэппуку, то есть, ритуальное самоубийство, но нет, генерал предпочел сдаться частям РККА в августе 1945 года. Вернувшись домой через 11 лет, Усироку прожил до 1973 года, до самой смерти занимая пост председателя ассоциации ветеранов.
Тактика самоподрыва не помогла – уже к 5 июля американцы вытеснили неприятеля в северную часть острова. Через день генералы Сайто, Игета и адмирал Нагумо, руководившие обороной острова, совершили самоубийство. На традиционное вспарывание живота у них не было ни времени, ни желания, и все ограничились использованием пистолетов.
Незадолго до этого генерал Сайто приказал войскам совершить последнюю атаку. В ней также должны были участвовать и тысячи мирных японских поселенцев, вооруженные бамбуковыми пиками. По мнению генерала, это должно было продемонстрировать американцам дух японского народа и полное пренебрежение к смерти. Несмотря на это, дальнейший нажим Штатов на Японию не то что не прекратился, а только усилился.
Американцы каким-то образом перехватили сведения о готовящейся атаке, хотя и не знали, где и когда она произойдет. Перед последним боем японцы твердо решили не оставлять врагу ничего и лихо расправились со всеми имевшимися запасами саке и пива, усеяв склон, ведущий к американским позициям, тысячами опустошенных бутылочек. Уведомляя американцев о начале атаки, три тысячи солдат императора торжественно исполнили боевой гимн «Уми юкаба». Наконец, в 4 утра 7 июля началось основное действо – перемешанные толпы японцев с боевыми воплями «Вах!» (sic!) кинулись на позиции двух батальонов 105 полка.
Не было никакой возможности сдержать этот поток людей, единственная цель которых состояла в том, чтобы умереть в бою. Позиции американцев были прорваны, и безумная толпа хлынула дальше, к артиллерийским позициям. За первой волной атакующих ковыляла процессия раненых, что смогли хоть как-то подняться с коек. Имелись в наличии даже безногие, с трудом передвигающиеся на костылях. У кого-то были гранаты и штыки, у кого-то дубинки, у кого-то лишь голые руки. Еще три сотни тех, кто не смог встать на ноги, пристрелили в госпитале сами японцы.
Вся эта людская масса прорвалась и через артиллеристов, в итоге уткнувшись в наскоро оборудованные позиции янки. Американцы быстро подкинули резервы, состав которых знал японского солдата достаточно долго и близко, чтобы не пытаться брать пленных. Впрочем, атакующие и не пытались сдаваться – около четверти покончило с собой, осознав полную безысходность положения.
На следующий день на острове остались лишь жалкие осколки тридцатитысячного гарнизона. Их прижали к высокому мысу Марпи, самой северной точке острова. Тут столпилось около тысячи мирных жителей и сотня японских солдат. Каждому была выдана граната, и они, выстроившись в подобие шеренги (но с промежутками) перед последним незахваченным японским флагом, занимались ритуальным самоподрывом. Все происходило торжественно и по команде – каждый солдат или мирный житель выдергивал чеку, лишь дождавшись своей очереди. Когда несколько женщин с детьми замешкались, к ним подбежали солдаты и показали, как надо. Процесс продолжался. Все это происходило на глазах ошарашенных американских солдат.
В других местах все проходило не так гладко, и мирное население отказывалось подрывать себя гранатами. Возможно, этому способствовало отсутствие государственного флага и торжественной обстановки. Японцы работали штыками, подталкивая своих женщин и стариков к краю скалистого обрыва. Тех, кто отказывался прыгнуть, пристреливали, после чего завершившие работу солдаты шли в последнюю атаку. Две трети из 12 тысяч гражданских выбрали самоубийство или были принуждены к нему своими же защитниками. Воды северной оконечности острова настолько наполнились плавающими телами, что капитан американского патрульного катера жаловался, что продвижение судна сильно затруднялось сотнями трупов, плавающих в воде.
Весьма знаменит случай с супружеской парой на берегу моря, которая обнимала четырех своих детей и никак не решалась совершить самоубийство. Один японский снайпер убил отца, который упал в море. Стреляя в мать, он попал не совсем точно, и та барахталась в море, пытаясь что-то сказать детям и пугая их видом растекающейся по волнам крови. Тогда снайпер решил прицелиться получше и высунулся из пещеры, где была оборудована его позиция, но тут же получил американскую пулю.
9 июля американцы покончили с организованным сопротивлением на острове. Следующим стал Тиниан, расположенный все в том же Марианском архипелаге, что и Сайпан. Высадка на него началась 24 июля, и в силу меньших размеров острова и относительно скромной численности гарнизона продвижение шло быстрее. Тут впервые применялись напалмовые бомбы, и обороняющимся крепко досталось еще на стадии обстрелов и бомбежек. Японцы снова предприняли банзай-атаку, но та не принесла никаких результатов, а ее участники были уничтожены до последнего человека.
С мирным населением все обстояло точно так же, как и на Сайпане. Матери бросали своих детей со скал и прыгали следом. Как и в прошлый раз, нашлись не спешащие расставаться с жизнью, и таких оставшиеся японские солдаты решили пустить через минное поле. После этого они подорвали себя гранатами. Непривычные к такому поведению, американцы пытались сбрасывать листовки и общаться с населением через громкоговорители, но волну самоубийств среди гражданских удалось прекратить лишь после окончательного уничтожения войск противника.
Последний из крупных захваченных островов, Гуам, высадка на который началась еще раньше, 21 июля, отметился еще более бесполезной и удивительной банзай-атакой, единственный смысл которой заключался в том, чтобы уничтожить свой личный состав. Она произошла уже на шестой день боев, в 4 утра 26 июля, и внесла немалую лепту в победу войск США. Японцы наступали силами десяти батальонов на растянутые по пересеченной местности позиции 3-й дивизии морской пехоты и, понеся тяжелые потери, прорвали фронт. Через несколько часов в тылу у американцев оказалось чуть ли не больше японских солдат, чем перед ними.
Казалось бы, первоначальный успех предоставлял отличную возможность организовать хаос в тылу противника, однако японцы проявляли удивительную пассивность. Иного и не могло быть, ведь единственная цель атаки заключалась в том, чтобы «умереть с честью». Они не рассчитывали ни на что другое, и поэтому перед тем, как броситься на врага, солдаты императора традиционно опустошили все имеющиеся на острове запасы спиртного. Их имелось немало, так как на Гуаме размещался центральный склад алкоголя, снабжавший гарнизоны всех соседних островов, и теперь все, кто дожил до рассвета, мучились от сильнейшего похмелья.
Американцы отбили несколько разрозненных атак вдребезги пьяных солдат. Большинство столпившихся в неприятельском тылу японцев потеряли всяческую волю к борьбе и безучастно ожидали действий противника. Последний, разумеется, довольно быстро оправился и, подтянув свежие силы, ликвидировал разбитые на группки и покинувшие укрепления части, принявшие участие в банзай-атаке.
Этот прецедент, продиктованный удивительным сочетанием безволия и истерии, как нельзя лучше показывает истинную сущность так называемого «самурайского духа», лежавшего в истоках самоубийственных пехотных атак. Сиюминутный порыв, кратковременная ярость и традиционная азиатская жестокость – а дальше лишь пассивное ожидание смерти и отсутствие попыток принести хоть какую-нибудь осязаемую пользу. Солдат императора выполнил формальность, уже погибнув в своих мыслях, и совершенно не знал, что делать, оставшись в живых.
Тем временем дела у японцев шли все хуже и хуже. Американцы добрались и до Филиппин, потерянных в результате японского блицкрига 1941-42 годов. Это порождало удивительный эскапизм, сам по себе не менее интересный, чем феномен самоубийственных атак. В частности, во время боев за Филиппины в моду вошел приказ, точный смысл которого мог объяснить далеко не каждый пехотный офицер Императорской армии. Короткое слово «Тенсин!» дословно переводилось, как «Повернись кругом и наступай», что позволяло обозначать отступление, не применяя при этом недопустимого по японским меркам слова.
Совершенно иначе дела обстояли на Иводзиме, штурм которой начался 19 февраля 1945 года. Этот остров площадью в каких-то 23 километра унес жизни почти 7 тысяч морских пехотинцев США, а его взятие стало одной из самых кровопролитных операций Штатов на Тихом океане. Японцы упорно отбивали атаку за атакой, и продвижение по сравнительно небольшому острову стоило американцам неимоверно дорого. Причиной этого стало руководство генерала Курибаяси, являвшегося непримиримым противником банзай-атак.
Младшие офицеры неоднократно обращались к нему с просьбой разрешить им умереть с честью таким способом, но Курибаяси раз за разом давал решительный отказ и заставлял честолюбцев вернуться к исполнению тяжелых ежедневных обязанностей. Вечером 8 марта ситуация все же вышла из-под контроля, и один из старших офицеров провел банзай-атаку, которая закончилась полнейшим разгромом.
Командующий американцев, генерал Холланд Смит, хотел выслужиться и намеренно исказил события, 15 марта сообщив начальству, что остров взят. Это породило забавную цепь событий, произошедшую в результате полной изолированности штабистов в Токио от реального положения дел на Иводзиме. Судящий о ситуации чуть ли не по сообщениям американских газет, Генштаб 21 марта приказал всем оставшимся в живых защитникам острова предпринять последнюю банзай-атаку. Курибаяси только усмехнулся и потребовал от своих солдат продолжать «нормальную войну». Но дела становились все хуже и хуже, и 26 марта командующий все же разрешил ее устроить. На следующий день с организованным сопротивлением на острове было покончено.
Последняя крупная банзай-атака произошла на острове Бугенвиль, что ныне входит в состав Папуа-Новой Гвинеи. В конце января 1945 года японцы предприняли удар по хорошо укрепленным позициям американцев силами около 19 тысяч человек. Янки ответили ураганным артиллерийским огнем, после чего неприятель отступил, оставив обороняющимся 5522 тела. Ходят споры, считать ли это банзай-атакой, так как основная масса атакующих, испытав неудачу, откатилась обратно в джунгли, то есть умирать все до единого японцы все же не собирались. Тем не менее, очевидная, в том числе и самим организаторам, глупость замысла ставит произошедшее в один ряд с сознательным массовым самоубийством.
1 апреля 1945 года американцы высадились на Окинаве. К тому времени бесперспективность попыток сломить боевой дух янки путем организации психических атак была осознана даже самыми ярыми фанатиками. Это означало конец подобной тактики, но вовсе не конец применения смертников. 22 мая американцы почти взяли город Сюри; чтобы спасти остатки отходящих войск, японцы выделили отряд в 4 тысячи человек, который прикрывал отход, сражаясь до последнего бойца. Впрочем, подобные вещи встречались в истории сражений постоянно. Намного более интересной стала атака смертников-коммандос, произошедшая в ночь с 24 на 25 мая.
Американцы захватили на Окинаве аэродромы Йонтан и Кадэна и использовали их, совершая налеты на территорию Японских островов. Было принято решение высадить на аэродромы десант, который должен был вывести из строя как можно больше американской техники и, в первую очередь, самолеты. Операция изначально задумывалась как самоубийственная, какая-либо связь или поддержка десантников не подразумевались.
С одного из последних японских аэродромов на Окинаве вылетели 12 средних бомбардировщиков Ki-21-II, каждый из которых нес по 14 десантников, вооруженных пистолетами-пулеметами и огромным количеством взрывчатки. Американские истребители и ПВО среагировали еще на подлете, сбив 11 машин. Лишь один бомбардировщик, изрешеченный пулями и осколками, прорвался к аэродрому Йонтан и, кое-как выровнявшись, рухнул на взлетно-посадочную полосу.
Японцам повезло, и в самолете не сдетонировало ни топливо, ни гранаты или взрывпакеты десанта. В живых остались десять человек, включая двух членов экипажа. Все проявили редкую для ищущих смерти в бою японцев осмысленность: рассредоточившись по аэродрому, они успели уничтожить 9 стратегических бомбардировщиков Б-29 и поджечь склад горючего на 70 000 галлонов. Также незваные гости успели убить двух морпехов и ранить 18. Один из смертников, израсходовав взрывчатку, смог скрыться в неизвестном направлении, после чего присоединился к частям 32-й армии, все еще обороняющей остров.
Это был, наверное, единственный случай за всю войну, когда тактика самоубийственных атак на земле принесла хоть какой-то результат. Хоть торжество японцев и блекло при напоминании о 12 потерянных бомбардировщиках и трупах 192 десантников, убитых еще на подлете, факт оставался фактом – по-другому бороться с тотально превосходящими силами американцев уже не получалось.
Воодушевленные японские штабисты начали готовить новые операции подобного типа, но американцы, вовсе не собирающиеся допускать повторения случившегося, усилили удары по оставшимся неприятельским аэродромам. Мысли о новых атаках коммандос-самоубийц пришлось отбросить ввиду отсутствия самолетов.
На Окинаву вернулась практика применения ранцев со взрывчаткой. После многочисленных бомбежек и поражений способность японцев уничтожать танки сходила на нет, и атаки смертников продолжались. Все это соседствовало с применением (и массовой гибелью) формирований, подобных группе «Химеюри бутай» («отряд лилий»), полностью состоящей из девочек-школьниц 12-16 лет. Последние, к счастью, занимались не самоубийственными атаками, а всего лишь санитарной деятельностью, но, чтобы ощутить себя в плохом японском мультике (из тех, что стали снимать после войны), подобных зрелищ хватало. В частности, «лилии» в процессе боев погибли все до единой.
Были зафиксированы случаи формирования и боевых подразделений из гражданского населения. В частности, американцы видели отряд из 11 японских женщин, вооруженных винтовками. Все они были уничтожены пулеметным огнем, не сумев причинить ровно никакого урона.
13 июня произошла банзай-атака сражающихся на суше японских моряков. По своим масштабам она не была примечательной или заслуживающей внимания, но это, судя по всему, была последняя атака подобного рода на Тихоокеанском театре военных действий. 17 июня американцы овладели последним укреплением. Окинава была взята. Сражение за этот остров стало последними крупными действиями сухопутных армий в этом регионе, но до капитуляции Японии должно было произойти еще кое-что.
Советский союз и Японская империя ощетинились рядами колючей проволоки и подозрительно посматривали друг на друга на протяжении всей войны. Мало того, такое положение возникло задолго до ее начала. Прерываясь сравнительно мелкими конфликтами, результат которых не позволял ни одной стороне пойти на что-то большее, оно продлилось до лета 1945 года. За это время многое изменилось – вооруженные силы страны Восходящего солнца были практически раздавлены превосходящей мощью Штатов, а ее города сгорали дотла один за другим. СССР же, несмотря на урон, в итоге лишь нарастил боеспособность, имея к этому времени сильнейшую и опытнейшую сухопутную армию в мире.
У северного колосса (ноги которого оказались вовсе не глиняными) и Японии были долгие и сложные отношения. Маньчжурия стала местом столкновения этих двух образований еще во времена Российской империи. По неудачным для русских итогам этой войны и последующей японской интервенции на Дальнем Востоке у Москвы накопилась солидная задолженность, которую давно следовало вернуть. В мае 1945 года у СССР наконец-то появилась такая возможность – эшелоны с войсками шли на восток чуть ли не до подписания Германией безоговорочной капитуляции. Ближе к концу лета приготовления были завершены, и в полночь с 8 на 9 августа русский танковый таран устремился на позиции знаменитой Квантунской армии.
Эта армия представляла собой формирование в миллион человек (в самой Японии имелось четыре миллиона, но они были раскиданы по разным группировкам, и Квантунская считалась самой крупной), но у нее были свои уязвимые места. Японская техника (которую получалось массово производить) к концу войны безнадежно устаревала, а в Маньчжурию шли далеко не самые передовые разработки. Самым больным местом по-прежнему было противотанковое вооружение, что при войне с Советским союзом, обладавшим лучшими в мире бронетанковыми войсками, приобретало еще большее значение.
Японцы попытались решить проблему чисто в своем духе, снабдив пехотинцев двухметровыми бамбуковыми шестами, на концах которых торчали кумулятивные мины. Эти устройства, разумеется, подразумевали неминуемую смерть вооруженных ими солдат, которые не имели шансов избежать воздействия ударной волны и осколков корпуса танка. Наибольшее количество применений шестовой мины было зафиксировано в расположении частей 6-й японской армии. В любом случае, это не принесло ощутимых результатов. РККА имела солидный опыт штурма крупных городов, где из-за каждого угла мог выскочить фаустник, поэтому каждый танк сопровождало до взвода автоматчиков, которые быстро пресекали любые попытки смертников остановить бронированные машины.
В Квантунской армии была сформирована целая бригада из самоубийц, насчитывавшая 4 тысячи человек. Помимо этого, свои отряды формировали подразделения вплоть до роты. Все они использовали ранцевые заряды. Добежать до заветного танка с таким устройством было еще сложнее, чем с шестовой миной, и смертники все чаще маскировались и выжидали удобный момент для самоубийственной атаки. Доходило до того, что остановившиеся для ремонта или дозаправки танкисты обнаруживали подобную «лисью нору», лишь отлучившись по малой нужде, то есть совершенно случайным образом. Судьба нашедшего схрон солдата редко была счастливой – в большинстве случаев азиат тут же дергал за шнур подрыва.
13 и 14 августа на муданьцзянском направлении было зафиксировано массовое применение ранцевых зарядов. Бой был жаркий, и японцам удалось сжечь десять советских танков, но вся бригада смертников была полностью уничтожена.
Не обходилось и без традиционного для японской армии уничтожения своих же мирных граждан. В 12 километрах южнее города Дзиси советские войска обнаружили 400 трупов стариков, женщин и детей. Все это были японские колонисты, которых солдаты не успевали взять с собой в сопки.
Эта особенность японцев представляется наиболее уникальной, по крайней мере, если судить о двадцатом веке и более-менее развитых странах, обладающих собственной тяжелой промышленностью. Пропагандистские усилия различных стран приписывали друг другу ужасающие зверства, но систематическое уничтожение собственного населения, причем не с целью поддержания порядка или наказания политических противников, а лишь для того, чтобы никто не достался врагу – таким не занимался никто.
13 августа близ города Муданьцзян произошел забавный случай – японцам потребовалось быстро взорвать один из стратегических мостов, перед которым вот-вот должны были появиться советские танки. К бетонным опорам бросилось около 15 смертников, вооруженных ранцевыми зарядами. Они взрывались один за другим, однако это не причинило мосту ровно никакого вреда, и уже через десять минут им пользовалась Красная армия.
Во время высадки на Курильские острова японцы превзошли даже самих себя. Понимая, что десант неспособен быстро развернуть на острове артиллерию, они решили провести психическую танковую атаку. Уникальное явление являлось смесью красоты и буйного помешательства – танки, не торопясь, двигались в сторону десантников, медленно ползя за возглавляющей атаку машиной. На ней красовался офицер, наполовину высунувшийся из башни и торжественно размахивающий развернутым знаменем. Японцев подвели две, казалось бы, незначительных мелочи. Первая заключалась в том, что их танки были далеко не «Тиграми», а вторая – в том, что им противостояла лучшая в мире сухопутная армия, дошедшая до Берлина. Подавляющее число машин было уничтожено противотанковыми ружьями и гранатами.
Последнее крупное появление самоубийц произошло уже после капитуляции Японии, 5 сентября. Около 150 смертников с ранцевыми зарядами пытались атаковать советскую комендатуру в китайском городе Пиняньчжэнь, но были уничтожены до последнего человека, не причинив никакого ущерба.
Все проявления «самурайского духа» на суше оказались в лучшем случае бесполезными. В подавляющем же большинстве событий использование тактики самоубийственных атак носило ярко выраженный вредительский характер, за который японцам были благодарны как американцы, так и русские. Что банзай-атаки, что подрывные заряды, что прочие экзотические средства самоуничтожения приводили лишь к напрасной трате личного состава. Это не наносило противнику эквивалентного урона и уж точно не могло спасти империю, затягиваемую водоворотом поражений.
Феномен поставленного на поток самоубийства занял место в мировой культуре. Неужели все восторги и восхищение сознательной жертвой, приносимой столь большим количеством людей, являются незаслуженными? Что же, для доказательства обратного у японцев остается еще ровно одна сфера, в которой смертникам удалось нанести противнику наибольший ущерб. Сфера, которая сделала феномен самоубийственных атак знаменитым, которая породила термин «камикадзе».
В следующей части мы поговорим о смертниках в воздухе.
Перенесено силами сообщества cat_cat с сайта fakel-history.ru.
https://vk.com/fakel_history — паблик Факела в ВК.