Положим, ситуация такова: посылает вас жена к соседям с каким-нибудь поручением – денег занять до зарплаты (в день получки вернём), кисть попросить перед беленкой (ковыль вырастет – отдадим) или там противень в разгар предпраздничной стряпни, а вам идти не хочется, вы можете возразить вполне солидно и даже как бы с благородным возмущением:
– Ага, сейчас пойду, как тот Углей, маячить под окошками!
И вас если не оправдают, то поймут.
...Жила в деревне, на углу школьного переулка, семья Лыковых. Отец у них на фронте погиб, мать осталась с тремя ребятишками мал мала меньше, старшему – семи не было. Хватили они мурцовки досыта. Три рта накормить – не мутовку облизать, успевай поворачиваться. Лычиха же не отличалась ни особым проворством, ни доходным ремеслом – школу сторожила. Велик ли заработок у сторожихи! И уж если всем несладко приходилось в те военные-послевоенные годы, то Лыковым – подавно. Одна фуфайка – на четверых. Дровишек в запасе – ни полена. То вязанку в школе вырядят, то свой огород по пряслицам разберут, который весной загородили с горем пополам, то щепок, обрубков на стройке соберут – тем и топились. Сущая беда и с растопкой печи была: огня в доме не водилось – ни спичек-серянок, ни даже уголька в загнетке. Каждое утро, наломав кой-каких палок через колено, Лычиха снаряжала Шурку-старшего к соседям «за жаром». И Шурка, золотушно-подслеповатый, щупленький, нахохленный под стать своему домику парнишка, набрасывал длиннющую, в заплатах фуфайку и трусил по деревне в поисках горячих углей.
Во дворы не заходил по своей робости. Свернёт к избе, над которой дымок курится, взберётся на завалинку, приоткроет ставню и вскрикнет коротко: «Углей!» – а сам спрячется тотчас, прижмётся спиною к простенку.
Многие сельские хозяйки уже знали, что этот ранний голос невидимки принадлежит Шурке Лыкову, и выносили ему тлеющих углей. Шурка торопливо пересыпал их в свой совок и, на ходу раздувая жар, пускался вприпрыжку домой – печь растоплять, сестрёнок младших отогревать, нехитрый завтрак варить. Так и прозвали мальчишку в деревне странноватым прозвищем – Углей.
…Прошло немало лет с тех пор. И вот однажды довелось мне участвовать в литературном празднике, проходившем в южных районах края. В клубе идринского села Катериновка подошёл ко мне ладный кудреватый мужчина, с портфельчиком, при галстуке, и как-то по-свойски тронул за плечо:
– Не узнаёшь?
– Углей? – непроизвольно вырвалось у меня.
– Он самый. В сотне вёрст отсюда поисковая партия стоит. Ведём нефтеразведку. Я буровым мастером работаю. Книги со школьных лет люблю, особенно – про деревню. Летом походную библиотечку вожу в чемодане. Узнал вот про литературные встречи в районе, решил съездить, послушать, что нового писатели пишут, о чём читатели говорят… А в наших родных местах давненько уж не бывал. Вот бы описать, как мы жили там когда-то, нужду маяли и как люди добрые нам на ноги встать помогли. Говорят, в селе моё детское прозвище поныне в ходу, про него целую байку сложили…
– Углей! – вскрикнул он вдруг тоненьким, пугливым голосом и рассмеялся с грустью в смородиновых глазах.
Tags: Проза Project: Moloko Author: Щербаков А.
Книга "Мёд жизни" здесь и здесь