- Ты,Рита, очень изменилась. Хотел было сказать - постарела, но нет - повзрослела, скорее. Красивая стала, холеная - госпожа. Но волна от тебя все та же идет. Захлестывает.
Маргарита даже заледенела .от этого голоса - вкрадчивого, глубокого, низкого. проникающего до костей. Она поставила сумку на землю, постояла, вжав голову в плечи, чувствуя, как дрожь речной рябью прошла по коже от плеч, которые сдавили сильные руки, до пяток, колюче поднимая дыбом мелкие волоски - мурашки были приятными, горячими, волнующими и...давно забытыми. Аккуратно сняв эти руки, она повернулась лицом к Михаю - и почти не узнала его. Красивые до нереальности черты, смуглая кожа, четко прочерченные скулы, твердый волевой подбородок и пронзительные черные глаза - все исчезло, пропало, расплылось, как будто отлично нарисованный на плохой бумаге портрет потерли ластиком, а потом пролили на него чай - и он поплыл, пошел волнами, искажая черты, превращая красавца в уродца.
- Здравствуй, Михай. Ты тоже изменился, время никого не щадит. А про волну могу сказать тоже самое. Впрочем, я тебе это говорила.
Михай откинул капюшон - он был в огромной, мохнатой волчьей дохе, Маргарита таких никогда не видела - похоже шил сам- провел мосластой кистью по волосам, откидывая их назад, усмехнулся
- Смотри ка, полжизни прошло, а мы все дурью маемся. Хочешь, подвезу, но я на санях, по старинке.
Маргарита кивнула - перспектива тащиться с вокзала по заснеженным улицам по колено в снегу, а ночью видно прошла пурга, ее совсем не прельщала, Михай подхватил ее чемодан, и быстро пошел вниз по тропке, почти не обращая внимания на ее семенящий бег и с трудом переводимое дыхание. Наконец, они добрались до цели - на вокзальной площади к металлическому столбу ограды и вправду была привязана гнедая коняга, запряженная в сани - настоящие, с облучком, низкой лавкой и брошенной на них козьей шкурой. Михай забросил сумку, помог Маргарите подняться, укутал ее ноги мехом, вспрыгнул на облучок и они тронулись.
Зимний день потихоньку разгорался, в лисьей шубке (последний подарок Толика) было тепло, ноги жарко грела козья шкура, Маргарита расслабилась, даже немного вздремнула, и то ли сон, то ли просто воспоминания, только такие яркие, что можно было принять за реальность, нахлынули, проявили прошлое - остро и щемяще, до боли.
… На том вечере в клубе - Михай появился неожиданно. Потом говорили, что он пришел с табором, но с цыганами парень не общался, он снял комнату у старой Матрены, нанялся в совхоз конюхом, и каждое утро сельчане видели, как, вытянувшись в струну, его поджарое, изящное, но мощное тело несла по лугам самая бешеная в хозяйстве лошадь - гнедая Рыска. Маргарита - шестнадцатилетняя угловатая, но уже начинающая хорошеть оторва, с замиранием сердца следила за парнем - она уже была в него заочно влюблена. Михай легкой, слегка пританцовывающей походкой прошел по залу, оценивающе оглядел девиц, а потом подошел к председателю, завел разговор. Как Рита тогда решилась на это, она до сих пор не понимала, но, дождавшись медленного танца, оторвалась от своего угла и пошла через весь зал, простреливаемая очередями удивленных и насмешливых взглядов. Встав перед Михаем, она выдержала изучающую гримасу парня и неловко и странно поклонилась.
Михай усмехнулся, щелкнул Риту по курносому конопатому носу,
- Ты что, носопырка? Школу решила завтра прогулять? Смотри, мамка с папкой попку надерут, сесть не сможешь. Ишь ты! Танцорка.
Рита покраснела так, что даже слезы моментально высохли на горячих щеках, отпрянула в сторону и, словно опоенная, смотрела, как высокая, стройная, прямая, как натянутая струна Елена, старшая сестра Лариски, красивым движением откинув белокурые, волнистые волосы, зарумянев нежной кожей щек идеально вылепленного лица, медленно плыла, покачивая округлыми точеными бедрами прямо к ним. А Михай, чуть отодвинув окаменевшую Риту в сторону, смотрит на заразу, не отрывая черных внимательных глаз.
- Приехали, барыня. Просыпайся. Плати кучеру червончик.
Маргарита, вздрогнув, открыла глаза - похоже она и вправду задремала - сани стояли у ее домика, Михай протягивал руку - давай, выходи. С трудом придя в себя, она выползла из саней, на секунду утонула в темных, совершенно незнакомых, насмешливых глазах, проговорила, смущаясь, как девчонка.
- Зайдешь? Я кофе привезла - настоящий, отличный, такого здесь не купишь, конфеты московские.
Она помолчала, помялась (Михей тоже не проронил ни слова) сама удивляясь своей непроходимой глупости, добавила
- И коньяк. Французский. Наполеон. Любишь такой?
Михей чуть наклонил голову и пошел вперед к калитке, лишь слегка посторонившись, чтобы Маргарита могла сунуть ключ.
...Как это случилось, Маргарита, наверное, сказать уже не могла. Коньяк - странная штука, лишает воли, разума, зато накрывает волной любви. Тихонько встав с кровати, чтобы не разбудить Михая, она отодвинула занавески, глянула на улицу - там, чуть подальше, у самого колодца собралась толпа. Люди что-то кричали, жестикулировали, толстый Кузячков безуспешно потрясал своим блокнотом - но его никто не слушал. От бешеного стука в дверь Маргарита подскочила, как ужаленная, так могла стучать только сестра - только у нее были ключи от ворот и калитки (на всякий случай). У нее и от дома были ключи, и не влетела она только потому, что Рита закрыла двери на внутренний засов. Откинув его Рита попыталась удержать сестру в сенях, но это было все равно, что табуретку подставить под летящий поезд, и, с интересом глянув на проснувшегося Михая, Анька встала посреди комнаты и трубно проорала
- Любитесь? А Лариска утопла в речке! Говорила дуре, кто сейчас белье в проруби полощет? А она - свежесть, свежесть! Вот и посвежела! Утром нашли, на стремнине выбросило. Федька в отделении, ужас просто...
