Стихи расстрелянных поэтов
Кровь от пули последней брызни.
На поляну, берёзу, мхи...
Вот моё продолжение жизни -
Сочинённые мной стихи.
Борис Корнилов, 1938.
У меня… теперь много братьев.
Не по крови – по Духу слова.
В их предсмертных стихах-заклятьях
Больше Света, чем стона злого.
Я зажгу поминальные свечи,
Я молитвой прочту их строки –
Пусть их Душам там станет легче,
Да чтоб ныне извлечь уроки.
Да! Я в душу и в слово поэта
Верю больше, чем в бой курантов,
Где горячий ствол пистолета
Весит больше любого таланта.
Я не жил, говорят, в то время,
Но в стихах их живо сегодня,
И взошло в душе моей семя
Той эпохи и… Правда исподня.
Не Есенин убит в «Англетере»,
И не Павел Корнилов расстрелян,
То во мне - их боль и потери,
Это я - убит и растерян.
Да, конечно, была эпоха!
Лес рубился, и были победы -
И, подумаешь, щепки! Кроха
Из беды, что вынесли деды.
Только, люди, зажгите им свечи…
По богатству Душ, поимённо!
Чтоб до ваших сердец человечьих
Их слова дошли вдохновленно.
Не для них – для себя зажгите –
Для детей для своих и внуков…
Со спокойной душой живите.
Их-то нет… Да память - наука.
10.04.2021.
Сегодня написал стихотворение "Стихи расстрелянных поэтов". И если уже говорить о поэтах, расстрелянных НКВД в 1937-38 годах, то хотелось бы в этой статье рассказать о каждом. Но о каждом не напишешь: из 2500 членов Союза Советских писателей" в 1934 году к 1938 году 2000 было репрессировано. Самых талантливых расстреляли. Многие из тех, кого осудили по 58-й статье и по этапу отправили в лагерь - на лесоповал или рудник, назад уже не вернулись. Я расскажу лишь о тех, о ком нельзя не рассказать, чьё творчество мне особенно дорого.
Борис Корнилов (1907-1938)
Нас утро встречает прохладой,
Нас ветром встречает река.
Кудрявая, что ж ты не рада
Весёлому пенью гудка?
Не спи, вставай, кудрявая!
В цехах звеня,
Страна встаёт со славою
На встречу дня.
И радость поёт, не скончая,
И песня навстречу идёт,
И люди смеются, встречая,
И встречное солнце встаёт -
Горячее и бравое,
Бодрит меня.
Страна встаёт со славою
На встречу дня…
«Песня о встречном»… была написана для фильма "Встречный", открывшего в стране советов в 1932 году эру звукового кино. С этой песни начинается ярчайшая страница в истории советской массовой песни. При С. М. Кирове утренний эфир Ленинградского радио начинался не с «Интернационала», а со слов «Не спи, вставай, кудрявая!».
Только «Встречный» – это никакой не прохожий и даже не встречный поезд, а встречный пятилетний план, иначе говоря, обязательство перевыполнить план пятилетки. Только вот авторов песни диктор объявлял так: «Музыка Дмитрия Шостаковича, слова народные»…
На самом деле, у слов был автор, расстрелянный в 1938 году поэт Борис Корнилов, сборники стихов которого, несмотря на то, что его стихи, поэмы («Триполье», 1933) и песни были проникнуты романтикой борьбы за новый мир, изъяли из всех библиотек. Вот только «Песню о встречном» запретить не смогли – чересчур она была популярна.
В 1934 году на Первом съезде писателей Николай Бухарин объявил Бориса Корнилова надеждой советской поэзии. Особенно Бухарину нравилось стихотворение Бориса "Соловьиха". И что бы тому, кто наблюдает за нами Свыше, не избавить его от такого внимания… Потому как и Николая Бухарина, главного идеолога большевиков, редактора газеты «Правда» с 1918 года, советского политического, государственного и партийного деятеля, члена Политбюро ЦК ВКП (б), академика Академии Наук СССР, как и многих других его соратников по партии, расстреляют в том же 1938 году.
В камере перед своим расстрелом Борис Корнилов пишет своё последнее стихотворение, которое, за отсутствием бумаги, он надиктовал своему сокамернику и попросил его запомнить. Оказавшись на свободе, сокамерник поэта пришёл к его матери, которая долгое время потом хранила последнее стихотворение сына в секрете... Охранники же, отпуская этого человека на свободу и обыскав его, ничего не нашли… Ибо докопаться при обыске до памяти, до сердца - руки коротки. Вот это стихотворение:
Я однажды, ребята, замер.
Не от страха, поверьте. Нет.
Затолкнули в одну из камер,
Пошутили: « Мечтай, поэт!»
В день допрошен и в ночь допрошен.
На висках леденеет пот.
Я не помню, где мною брошен
Легкомысленный анекдот.
Он звереет, прыщавый парень.
Должен я отвечать ему,
Почему печатал Бухарин
"Соловьиху" мою, почему?
Я ответил гадюке тихо:
«Что с тобою мне толковать?
Никогда по тебе "Соловьиха"
Не намерена тосковать».
Как прибился я к вам, чекистам?
Что позоришь бумаги лист?
Ох, как веет душком нечистым
От тебя, гражданин чекист!
Я плюю на твои наветы,
На помойную яму лжи.
Есть поэты, будут поэты!
Ты, паскуда, живи, дрожи.
Чуешь разницу между нами?
И бессмертное слово-медь -
Над полями, над теремами
Будет песней моей греметь.
Кровь от пули последней брызни.
На поляну, берёзу, мхи...
Вот моё продолжение жизни -
Сочинённые мной стихи.
Сергей Клычков(1889-1937)
Сергей Клычков… Несправедливо забытый самобытный русский поэт и верный друг Сергея Есенина и Николая Клюева. Имя народного поэта и прозаика со старообрядческими корнями Сергея Антоновича Клычкова теперь мало кому известно. Однако, для староверов Сергей Клычков наряду с поэтом-песенником «избяного рая» Николаем Клюевым до сих пор является одним из величайших авторов начала XX в.
Недавно в прессе широко освещался уход из жизни латиноамериканского писателя-мистика Габриеля Гарисии Маркеса, который получил международное признание и славу. По мнению современных исследователей, в России родоначальником магического реализма может быть назван Сергей Антонович Клычков, ярчайший певец сказочного мира народных поверий:
Вышла Лада на крылечко,
Уронила перстенек,
Бирюзовое колечко,
За березовый пенек.
Покатилося далечко
Бирюзовое колечко:
По опавшему лесочку,
По затянутым ручьям —
По хрустальному мосточку
К ранним утренним лучам!
Синим морем всё-то краешком
По песочку да по камешкам,
Пред волною вдали
На далекий край земли!
На краю земли в пещере
Есть золоченые двери,
Есть и камень перед дверью,
А сквозь щели на двери
Блещут крылья, клюв и перья
Птицы огненной — зари!..
1910.
В «Автобиографии» Сергей Антонович писал: «В общем: языком обязан лесной бабке Авдотье, речистой матке Фекле Алексеевне и нередко мудрому в своих косноязычных построениях отцу моему (…), а больше всего нашему полю за околицей и Чертухинскому лесу..»
Мне люди говорят, что ширь и даль
За лесом сердцу и глазам открылась,
А мне до слез лесной опушки жаль,
Куда ходил я, как дьячок на клирос!
Жаль беличью под елью шелуху
И заячьи по мелколесью смашки…
Как на мальчишнике засевшую ольху,
Одетую в широкие рубашки!
Жаль стежки лис, наброшенные в снег,
Как поднизи, забытые франтихой,
И жаль пеньки и груды тонких слег,
Накрытых синевою тихой…
Вздохнуть на них присядет зимний день
И смотрит вниз, не подымая взгляда…
И тень от облака да я, как тень,
Бредем вдвоем по дровяному складу…
1929.
Революцию воин-поэт принимает восторженно, как великий пролом в народное будущее. Снимает с себя мундир младшего офицера и переходит на сторону революционных солдат. Выступает на митингах. В Крыму, куда судьба заносит Сергея Клычкова, он был дважды приговорен к расстрелу: в первый раз врангелевцами, во второй — махновцами. Повезло ему тоже дважды…
Но закончилась война. А в 1927 году развернулась борьба с «есенинщиной», отразившаяся на живых друзьях убитого поэта.
За стол без соли сядешь поневоле…
И пусть слова участья дороги,
Но видно, для того у нас мозоли,
Чтобы по ним ходили сапоги!…
Эти стихи — из последнего сборника. Немало там таких горьких строк, черных дум и безысходной тоски. Критика откликнулась на выход сборника колкой рецензией, проиллюстрированной Кукрыниксами. Клычков был изображен в виде злобного, отвратительного гуся, в мятом крестьянском колпаке, традиционно-карикатурной «кулацкой» одежке и с крестом, болтающимся на шее. Эпиграмма гласила:
Не рви волос,
Не бейся лбом о стену
И не гнуси: «О РУСЬ, СВЯТАЯ РУСЬ!»
Мы «журавлям» твоим узнали цену,
КУЛАЦКИЙ ГУСЬ!
Последние слова, выделенные крупным шрифтом, звучат как приговор, как анафема поэту.
Сергея Антоновича Клычкова арестовали в ночь с 31 июля на 1 августа на даче в «Лесном Городке» по Киевской железной дороге. Жене (Варваре Николаевне Горбачевой) сообщили, что муж ее осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР на 10 лет без права переписки. Тогда еще не было понятно, что формулировка «10 лет без права переписки» означала расстрел, и родственники еще долго надеялись обрести Сергея Антоновича живым …
Николай Клюев (1884-1937)
Наша деревня — Сиговой Лоб
Стоит у лесных и озерных троп,
Где губы морские, олень да остяк.
На тысячу верст ягелёвый желтяк,
Сиговец же — ярь и сосновая зель,
Где слушают зори медвежью свирель,
Как рыбья чешуйка, свирель та легка,
Баюкает сказку и сны рыбака.
За неводом сон — лебединый затон,
Там яйца в пуху и кувшинковый звон,
Лосиная шерсть у совихи в дупле,
Туда не плыву я на певчем весле…
«Погорельщина» Николай Клюев
Николай Клюев... При всей своей кажущейся крестьянской простоте, Николай Клюев, в своих глубинных самобытных образах, со своим необыкновенным народным языком, ныне давно утерянном в далёких исторических лабиринтах ушедшей от нас Руси, он будто и сам, как тот гость из прошлого, случайно и неприкаянно оказался в 20-м веке...
Во всём, что касается жизни Николая Клюева всё окутано туманом легенды, тайны и мифа… И, что для меня не кажется странным, лжи тех, для кого ложь – лучшее средство, если надо похоронить не только человека, но и светлую о нём память.
Но главное, пожалуй, в биографии Николая Клюева – его, такая же сложная и непонятная, как он сам, дружба с Сергеем Есениным, и даже более, чем дружба, если учесть, что сам Есенин называл Клюева своим учителем.
Как-то в разговоре с томскими студентами-филологами о Есенине, на вопрос какие стихи Есенина для него самые любимые, Клюев ответил: «…Вряд ли еще когда такой народится. А что до его стихов, то нету у меня таких, любимых. — И, как бы отвечая на их удивленные взгляды, добавил с улыбкой: — Я все их люблю, все, как свои. Может, и больше». Оттого и пишет, как плачет, Николай Клюев с горечью и нежностью о своём любимом «совёнке» в поэме «Плач о Есенине»…
Из-под кобыльей головы, загиблыми мхами
Протянулась окаянная пьяная стёжка.
Следом за твоими лаковыми башмаками
Увязалась поджарая дохлая кошка.
Ни крестом от неё, ни пестом, ни мукой,
Женился ли, умер — она у глотки,
Вот и острупел ты весёлой скукой...
В кабацком буруне топить свои лодки…
Но если Сергей Есенин в своих стихах очеловечивал природу, то Николай Клюев её обожествлял... И противопоставлял «божественную" Природу современной индустриализации, когда Природа в стихах Клюева расцветала, как естественная деревенская среда с её физическим трудом и крестьянами-землепашцами, одухотворённая особой святостью. И напротив, всё, что противостоит природе и деревне – город, интеллигенция, фабрика, да и сама городская культура, оторванная от своих исконных истоков, всё обличалось Клюевым, как проявление дьявольской силы:
Широко необъятное поле,
А за ним чуть синеющий лес!
Я опять на просторе, на воле
И любуюсь красою небес.
В этом царстве зелёном природы
Не увидишь рыданий и слёз;
Только в редкие дни непогоды
Ветер стонет меж сучьев берёз.
Не найдёшь здесь душой пресыщённой
Пьяных оргий, продажной любви,
Не увидишь толпы развращённой
С затаённым проклятьем в груди.
Здесь иной мир — покоя, отрады.
Нет суетных волнений души;
Жизнь тиха здесь, как пламя лампады,
Не колеблемой ветром в тиши...
Поэзии свойственны искренность и честность… Именно поэтому в роковые тридцатые годы под расстрельный список попали самые лучшие, самые талантливые поэты России. «Погорельщина»…, поэма Николая Клюева о тяжёлой доле крестьян в период коллективизации, не осталась не «замеченной». В результате - ссылка в Нарым, а в 1937 году - арест. "Я погорел на своей "Погорельщине", - напишет он в одном из своих писем уже из ссылки.
Выписка из протокола заседания тройки управления НКВД Новосибирской области 13 октября 1937 года:
«...Клюева Николая Алексеевича РАССТРЕЛЯТЬ. Лично принадлежащее ему имущество конфисковать.»
Падает снег на дорогу —
Белый ромашковый цвет.
Может, дойду понемногу
К окнам, где ласковый свет?
Топчут усталые ноги
Белый ромашковый цвет
.Вижу за окнами прялку,
Песенку мама поёт,
С нитью весёлой вповалку
Пухлый мурлыкает кот.
Мышку-вдову за мочалку
Замуж сверчок выдаёт
Сладко уснуть на лежанке…
Кот — непробудный сосед.
Пусть забубнит в позаранки
Ульем на странника дед,
Сед он, как пень на полянке —
Белый ромашковый цвет…
«Плач о Есенине» Николай Клюев
Николай Бруни (1891-1938)
Не властны мы
замедлить шаг
Ни дней последних,
ни столетий.
Но если мы уроним
стяг —
Его поднимут наши
дети...
Н. Бруни
Николай Бруни… Уникальная личность! Не только священник, не только поэт и художник, но и авиатор. И не просто авиатор, а военный летчик Первой мировой войны, полный Георгиевский Кавалер. Плюс ко всему - изобретатель и профессор Московского авиационного института.
Николай Александрович Бруни родился в 1891 году в Санкт-Петербурге. Закончил Тенешевское училище и консерваторию по классу фортепьяно, был талантливым художником, посещал "Цех поэтов", публиковал стихи в "Гиперборее" и других периодических изданиях. Учился в Санкт-Петербургской консерватории по классу фортепьяно. Во время учебы в консерватории был солистом Петербургской филармонии. Был отличным спортсменом, играл за сборную Петербурга по футболу.
Музыкальный мир России пророчил Николаю Бруни блестящее будущее, но в 1914 году он ушел добровольцем на фронт, став санитаром. А в 1916 году окончил летную школу под Севастополем. За участие в боях был награжден тремя Георгиевскими крестами. Вот одно из его стихотворений, написанных в этот период:
На Неве
На тонких стеблях жёлтые цветы
Всю ночь горят над набережной сонной,
А к утру, как разводятся мосты,
Слышны сирен пронзительные стоны.
А сердце мира — тихий алый круг —
За крепостью встаёт над грязным дымом,
И голуби шарахаются вдруг,
Когда, усталый, прохожу я мимо.
Неудержимо катится Нева...
О, кто-то затопил меня тоскою!
Петра я слышу вещие слова,
Он вдаль грозит протянутой рукою.
1915
В боях под Одессой Николай Бруни был сбит, но выжил, по состоянию здоровья был списан из Красной Армии и решил остаток жизни посвятить служению Богу.
На Украине все еще шла Гражданская война, отец Николай исполнял обряды, бесконечно служил панихиды по убитым и умершим от голода, но денег с прихожан не брал.
В феврале 1921 года, спасая детей от голода и холода, семья Бруни пешком, пользуясь случайным транспортом, отправляется в Москву. И хотя в Москве оказалось ненамного лучше, но там ему удалось найти комнату вблизи Арбата и поступить служить в маленькую церковь.
Здесь он сблизился со многими поэтами. А когда 7 августа 1921 скончался Александр Блок, отец Николай по просьбе общества московских литераторов отслужил по нему панихиду. Рассказывают, что начал он ее с чтения стихов...
И по-прежднему, Николай Александрович не брал с прихожан денег. А средства на содержание семьи он зарабатывал изготовлением детских деревянных игрушек, которые расписывал красками. Но жизнь повернулась так, что отец Николай вынужден был оставить церковную службу, после чего он работает переводчиком в Институте военно-воздушных сил Рабоче-Крестьянской Армии, Центральном аэрогидродинамическом институте, Институте гражданской авиации.
В 1933 году - он профессор Московского авиационного института. Оставил след в отечественной авиации как авиаконструктор, разработав новую кинематическую схему автомата перекоса несущего винта вертолета, которая до сих пор используется во всём мире.
Но в 1934 году в качестве консультанта в Москву по приглашению МАИ приехал знаменитый французский летчик Жан Пуатисс, и Бруни сопровождал его в качестве гида и переводчика. 9 декабря 1934 года он был арестован как "французский шпион" и 23 марта 1935 года осужден на 5 лет.
Срок Николай Александрович отбывал в лагере в районе Ухты, где в 1936 году был осужден повторно на 10 лет ИТЛ. В 1937 году художник Николай Бруни в Ухте соорудил уникальный памятник Пушкину из гипса, кирпича и досок.
В лагере отец Николай по просьбе заключенных исполнял обряды, что было запрещено. 21 декабря 1937 года Николай Бруни по обвинению в "контрреволюционной агитации" был приговорен к расстрелу. В последние дни своей жизни в стихотворении «Декабристам» он пишет:
Пусть нам свободы не вернуть,
Пусть мы бессильны и бесправны!
Но наш далекий, трудный путь
Постигнет прозорливый правнук.
О, не оглядывайтесь вспять,
О, не заламывайте руки -
Для тех, кто любит, нет разлуки,
Так солнце может мир обнять!
Поселок Чибью, 1938
29 января 1938 года Бруни Николай Александрович был расстрелян в печально знаменитом лагере Ухтарка.
Павел Васильев (1910-1937)
Азиат
Павел Васильев
Ты смотришь здесь совсем чужим,
Недаром бровь тугую супишь.
Ни за какой большой калым
Ты этой женщины не купишь.
Хоть волос русый у меня,
Но мы с тобой во многом схожи:
Во весь опор пустив коня,
Схватить земли смогу я тоже.
Я рос среди твоих степей,
И я, как ты, такой же гибкий.
Но не для нас цветут у ней
В губах подкрашенных улыбки.
Вот погоди, другой придет,
Он знает разные манеры
И вместе с нею осмеет
Степных, угрюмых кавалеров.
И этот узел кос тугой
Сегодня ж, может быть, под вечер
Не ты, не я, а тот, другой
Распустит бережно на плечи.
Встаешь, глазами засверкав,
Дрожа от близости добычи.
И вижу я, как свой аркан
У пояса напрасно ищешь...
Павел Васильев… Читая стихи Павла Васильева невольно сравниваешь его с Сергеем Есениным. И по его неуёмному русскому духу, и по красоте и точности его метафор, и по его «хулиганскому» нежеланию приспосабливаться под «людоедские» нравы власть имущих.
Что же нам делать? Мы прокляли тех,
Кто для опавших, что вишен, утех
Кости в полынях седых растерял,
В красные звезды, не целясь, стрелял,
Кроясь в осоку и выцветший ил,
Молодость нашу топтал и рубил…
В результате Павел Васильев за сочувствие казачеству получает 3 года ссылки. Хотя потом его реабилитируют ввиду явной надуманности обвинения. Жаль… Жаль, что ничего не понял, не почуял и не затаился. Жизнь катилась своим чередом! Влюбившись в очередной раз, он пишет Наталье Кончаловской, внучке художника Василия Сурикова;
Сшей ты, ради бога, продувную
Кофту с рукавом по локоток,
Чтобы твоё яростное тело
С ядрами грудей позолотело,
Чтобы наглядеться я не мог.
Я люблю телесный твой избыток,
От бровей широких и сердитых
До ступни, до ноготков люблю,
За ночь обескрылевшие плечи,
Взор, и рассудительные речи,
И надо же было комсомольскому поэту Д. Алтаузен позволить себе поиздеваться и цинично пошутить о Наталье. И хотя она предпочла Павлу другого, но он мужик, и морду комсомольцу бил, как нормальный мужик.
В результате в суд поступило заявление: «Павел Васильев устроил отвратительный дебош в писательском доме, где он избил поэта Алтаузена, сопровождая дебош гнусными антисемитскими и антисоветскими выкриками и угрозами расправы по адресу советских поэтов…» - и т.д. и т.п. Подписан сей "опус" двадцать советских поэтов во главе с А. Безыменским. И уже получалось, что он не просто бил, а бил по антисоветски!
И как же это заявление перекликнулось со статьёй в "Правде" Максима Горького "О литературных забавах", где про Васильева говорилось, что «от хулиганства до фашизма расстояние короче воробьиного носа». Надо же, сама «Правда» предупреждает! Надо бы ему что-то патриотическое, про славных красных конников, например, а он честно пишет:
И вот солдаты с котелками
В харчевню валятся, как снег,
И пьют веселыми глотками
Похлебку эту у телег.
Войне гражданской не обуза –
И лошадь мертвая в траве,
И рыхлое мясцо арбуза,
И кровь на рваном рукаве.
И кто-то уж пошел шататься
По улицам и под хмельком,
Успела девка пошептаться
Под бричкой с рослым латышом.
И гармонист из сил последних
Поет во весь зубастый рот,
И двух в пальто в овраг соседний
Конвой расстреливать ведет.
Арестовали поэта по делу о терроризме и подготовке покушения на Сталина, и после недолгого следствия он был расстрелян. По этому делу расстреляли и Юрия Есенина – сына Сергея Есенина, и Артёма Весёлого – автора романа «Россия, кровью умытая». Конечно, на допросах все они «сознались»: да, готовились убить вождя. Протоколы допросов сохранились. Реабилитирован Павел Васильев был в 1956 году. Могила так и не найдена.
Расстрелянный ручей
На распутьях земной круговерти,
Как на всём неземная печать,
Так в беседе о жизни и смерти
Лучше встать на краю да молчать.
Кто ушёл, тот, конечно, вернётся…,
Как иссохший за лето ручей
С первым дождичком в землю прольётся
В брызгах света весенних лучей.
Ни могил, ни счастливых билетов…
Только слышно, как щёлкнул курок.
Жаль расстрелянных русских поэтов,
Жаль уже не написанных строк.
Как себя не мытарить невольно
Чтоб при этом себе да не врать!
Отчего же бывает так больно
Свет их строк сквозь себя пропускать?
И не надо ни слёз, ни стенаний…
Мотыльку больно биться в стекло,
Чтоб пробить свою стену страданий
Сквозь предел, за которым светло,
Как в мечту, где Душа не избыта
На земле хоть в раю, хоть в аду,
Где ни память в тебе не убита,
Где с собой на века ты в ладу.
Потому как, кто жил, тот вернётся…,
Как иссохший за лето ручей
С первым дождичком в землю прольётся
В брызгах света весенних лучей.
Если публикация не оставила Вас равнодушным, не жалейте лайк ( палец вверх ), делитесь с друзьями в соц. сетях и подписывайтесь на канал (вверху).
Ссылка на похожую статью:
"Тайна смерти Сергея Есенина... О чём молчат и о чём говорят его стихи"
