После общения с Шишовым Петром Фомичом, Галина Лысова приуныла: «Купила называется дом и нажила приключений на свой зад. Чё же делать теперь, чё делать? Ежели сёдня ночью тоже самое будет твориться, то хоть из дома беги куда глаза глядят. Хорошо, до утра доживу, а если нет? Кто и зна́т, так придушит меня — с покойницы-то и взятки гладки. Чует моё сердце, что э́нто тётка Шишова ко мне во сне приходит, да ведь сон-то к делу не пришьёшь. Кому чужому расскажешь так ведь подумают, что я того: сошла с ума — скажут баба»
Она услышала скрип ворот и вышла из огорода посмотреть кто к ней пришёл. Увидев внучку, обрадовалась:
— О! Знать-то ты, а я думаю кто по мою душу пожаловал.
— Я! Здравствуй, баба.
— Здравствуй, здравствуй. Проходи в избу. — указав рукой на дверь, выкрашенную синей краской, пригласила бабушка. — Чаёвничать будем.
— Спасибо, баба. — ответила Алёнка, прежде чем войти, а потом вспомнив наказ матери, продолжила. — Мамка сказала привет тебе передать, передаю.
— Приветы-то она слать любит, а вот самой нет чтобы остаться у меня переночевать, да разве ж ей э́нто в голову придёт… — с укором в голосе высказалась Галина.
— Не переживай, баб, я же с тобой! — поддержала её внучка.
— Ну ладно хоть ты со мной, заходи давай. Ступеньки в се́нках* склизкие, осторожнее, надо будет половики ли чё ли постелить. Я гляжу ты с ридикюлем пришла, — с ухмылкой в голосе произнесла бабушка, глядя на зелёную лакированную сумку внучки.
— Да, у меня там книжка, перед сном читать буду.
— Модная у меня внучка-то, видать в дедку Сашу пошла. Он ещё тот модник-то.
Алёнка поднялась на четыре ступеньки, сени были выкрашены тёмно-синей краской. В левом углу бабушка поставила комод, который в комнату не вошёл, у комода приютились: холодильник «Саратов», стиральная машинка и кадка, а в правом углу кухонный шкафчик, на котором прижались к друг дружке два эмалированных ведра прикрытых крышками. Она открыла дверь в избу, обитую старым ватным одеялом, а поверх него выцветшим покрывалом и вошла, а следом за ней бабушка. В избе пахло богородской травой, Алёнка принюхалась и насторожилась:
— Баба-а, а почему у тебя покойником пахнет?
Галина вздрогнула от услышанных слов не зная, что ответить и лишь произнесла:
— Обувь сыма́й ** да проходи дальше, откуда у меня тут покойники-то, ты чё буровишь?
— Так пахнет же, баба, как заходишь сразу в нос шибает. У бабы Шуры так было и у Мишеньки.
— У какого ещё Мишеньки?
— У соседского, который над нами жил да помер.
— Ой, нашла о чём вспомнить, мне и без того сёдня ночью не спалось, да ты мне ещё сейчас всякой сикоты́ *** наговорила. Обувай вон тапки, а то пол холодный. Одёжу-то пока на табуретку сложи, около кровати.
Алёнка разделась, обула тапки, а потом огляделась: слева у двери стоял трёхстворчатый шифоньер, напротив него русская печь, в закутке у которой примостился рукомойник. Справа от двери вдоль стены с окном находилась железная кровать с панцирной сеткой. Между печкой и входным проёмом в другую комнату, в левом углу был встроен в межкомнатную перегородку шкафчик с двумя полочками выкрашенный светло голубой краской.
Девочка прошла в другую комнатку, в которой слева увидела диван, а справа кухонный шкаф бледно-голубого цвета с двумя дверками, застеленного сверху клеёнкой, а на нём электрическую плитку с чайником, над ним возвышалась сушилка для посуды с кухонными принадлежностями; посередине, между двух окон прикрытых газетами, круглый стол с тремя стульями, застеленный цветастой клеёнкой, в правом дальнем углу этажерка на верхней полке которой возвышалась радиола «Серенада».
— Баба, как у тебя тесно-о, — оглядевшись сказала Алёнка.
— Ну так домишко-то всего на два окошка. На мой-то век и э́нтого бы хватило если бы… — Галина вдруг остановилась и замолчала, решив не рассказывать внучке о донимавшем её всю ночь сне.
— Баба, тут бабушка умерла, да?
— А ты откуда знаешь? — переспросила Галина внучку. — Мать что ли рассказала?
— Нет. — Алёнка кивнула на гвоздик, торчавший из стены между окошек, — На нём портрет её висел, в чёрной рамке, а под ним её мужа.
— Мужа?
— Да, он раньше её умер, сразу, как только гараж построил.
— Выдумыва́шь ты всё, не болтай. — оговорила внучку Галина, та поняла, что сболтнула лишнего и замолчала. Галина включила электрический чайник, а потом предложила внучке. — Может грибницу разогреть? Я давеча сварила.
Алёнка кивнула, соглашаясь:
— Да, буду.
— Вот и славно, и я тогда с тобой поем за компанию, а то весь день путём и́сть не могла, за стол сяду, а в рот не лезет с расстройства. — пожаловалась бабушка на отсутствие аппетита. — Ой-ё-ёй, до чё дожила-а… И как жить буду дале, ума не приложу. Послушалась мать-то твою с Иркой да уехала из родной деревни, и уж покаялась.
— Баба, не переживай. — сказала Алёнка и села на диван, потом вспомнила о книжке в сумке и взяла. Она открыла книжку и прочла пол страницы, но не могла сосредоточится на том, что читала. Закрыв глаза, она вздохнула, ей было душно. Запах богородской травы не давал отвлечься, она почувствовала, что в комнате кто-то есть и наблюдает за ними. Мурашки побежали по её телу. Кошка мяукнула из подполья.
— Баба, ты слышишь? — спросила внучка. — Муська мяучит.
— Слышу, я её в го́лбец**** сунула, пущай, к новому дому привыкает.
— Баба, Муська уже привыкла, давай её выпустим, а? Она к нам хочет.
— Щас, погоди малёхо, видишь делом занята, — ответила бабушка, подкладывая в печь дрова. — Хотела на плитке грибницу разогреть, да решила на очаге. Щас махом разгорится.
Кошка продолжала мяукать и скрестись о крышку подпола.
— Вот настырная какая… — ругнулась на кошку бабушка, а потом открыла крышку и удивлённо произнесла. — Вот ведь пакость какая, просилась в избу, а сама не идёт.
— Муська, кис-кис-кис, иди сюда к нам! — позвала её Алёнка, но кошка не вылезала, а настойчиво кричала.
— Вот и возьми её, что за кошка такая? Алёнка-а, ну-ка сама в голбец опустись, глянь, чё она там кричит? Я щас свет там включу, — сказала бабушка и включила свет.
Алёнка боязливо взглянула в низ, но кошку не увидела. Осторожно она спустилась по лесенке в подпол, кошка мяукала в правом углу у деревянного ящика и как будто звала её. Девочка отодвинула его в сторону и взяла кошку, под ней что-то блеснуло. Она наклонилась и увидела медальон в форме сердечка. Подняв его, она с кошкой в руках выбралась по лесенке из подполья.
— Баба-а!
— Что?
Алёнка выпустила кошку из рук и протянула ей медальон.
— Смотри что я нашла!
— Сердечко?! — воскликнула бабушка. — Ну-ка дайка его сюда.
— Возьми.
Галина повертела сердечко в руке, потом заметила вслух:
— А не э́нто ли сердечко с меня покойница справляла?..
— Покойница? — переспросила внучка.
Бабушка мотнула головой и сказала:
— Ты оставайся, а я пойду, пожалуй, к соседу схожу.
— Я боюсь, баб, можно я тоже с тобой пойду? — попросила Алёнка, оставаться одной в доме она опасалась.
— Одевайся тогда, скорее. — взволнованно сказала бабушка, торопливо надевая фуфайку, и завязывая шерстяной платок на голове. Алёнка спешно обулась и накинула на себя зимнее пальтишко, и цигейковую шапку.
Вдвоём они вышли из дома, и открыв ворота отправились к соседу. В доме Шишова горел свет, во дворе гавкала собака. Бабушка постукала в окошко соседа, он отодвинул занавеску и поглядел кто его беспокоит. Увидев Галину, он изменился в лице, и недовольно спросил:
— Чё надо?
— Поговорить!
— Сколь говорить-то можно? Уж всё обговорили. — ворчал сосед, но немного погодя, всё же вышел на улицу.
— Я вот чё пришла, внучка в го́лбице нашла вот э́нто, — она показала ему находку.
Сосед, взглянув на сердечко, вдруг оживился и переспросил:
— Не понял, где ты его взяла?!
— Да в го́лбице — в подполе, по-вашему.
— Это Муська нашла, она на нём сидела и мяукала, около ящика в правом углу. — пояснила Алёнка.
Шишов взял медальон в руки, открыл его, внутри его была фотография мужчины и прядь волос.
— Нашёлся-а! Это тётки моей Антонины медальон, на крышечке-то два белых камушка и под вид цветочка с листиками гравировка. Она его потеряла и найти не могла. Ей его жених подарил, перед тем как на фронт уйти и погибнуть. — признался сосед. — Отдайте мне его.
— Нет, баба, нет. Не отдавай, она придёт за ним. — закричала Алёнка. — Ей на могилку её положить сердечко надо.
— Он денег стоит. Я наследник мой и медальон. — заявил Шишов.
— Накося выкуси… — выхватив из руки соседа медальон, показала ему фигу Галина. — Ты сшалел ли чё ли, сосед? Меня твоя тётка сегодня ночью чуть не придушила, а ты о наследстве пережива́шь. Если я баба одинокая, так ду́машь я за себя не постою? Не на ту нарвался, вот чё я тебе скажу. Пошли, внучка, домой. — Галина взглянула на соседа, а потом добавила. — Завтра, если жива-здорова буду, то на кладбище с тобой пойдём к твоей тётке, а пока сердечко э́нто у меня будет. Понял?
Сосед кивнул головой и молча зашёл к себе во двор, закрыв за собой ворота, ругаясь мысленно: «Ну и соседка мне попалась…»
Пояснение:
в се́нках* — в сенях
сыма́й ** — снимай
сикоты́ *** — ерунды
го́лбец**** — подпол, подполье
© 21.04.2021 Елена Халдина, фото из семейного архива
Запрещается без разрешения автора цитирование, копирование как всего текста, так и какого-либо фрагмента данной статьи.
Все персонажи вымышлены, все совпадения случайны
Продолжение 249 Возвращение ночной гостьи
предыдущая глава тут 247 Ночная гостья, или сон не к добру
Прочесть "Мать звезды" и "Звёздочка"
Прочесть Про маму хочу! Санаторий