Мария Семеновна давно уже просыпается ни свет ни заря. Не глядя на часы, встает, одевается, садится за прялку или берет в руки спицы – все равно уже не уснуть.
Но сегодня она встала даже раньше обычного. Затопила печь и начала налаживать тесто – ей предстояло печь пирожки. Они предназначались на поминки скончавшейся два дня назад соседке. Больше полувека прожили они окна в окна. Тридцать лет назад Мария Семеновна ласково называла соседку Любашей, а в последние годы та превратилась для нее в Любаху – они не разговаривали друг с другом почти двадцать лет.
... – Манечка, Манечка, что ж ты сидишь, – вбежавшая Любаша, запыхавшись, бросилась ей на шею. – Война-то, война, – и, не договорив, заплакала, а потом закружилась по комнате, разбрасывая сложенное после стирки белье, – война кончилась, Манечка!..
Мария Семеновна замела с пола муку, подсыпала еще угля, захлопотала по хозяйству – ждала, когда подойдет тесто.
...Дружно когда-то жили, все праздники гуляли вместе. Прямо на улицу выносили хлеб, картошку, огурцы, сало – кто что мог. А они с Любашей всегда заводили песни петь. Хорошо было...
Подошло тесто. Любила Мария Семеновна с ним возиться, всегда пекла много и охотно. Вот и сейчас привычными движениями защипляя пирожки, она вспомнила, как вчера зашел к ней Николай, Любин сын, ставший каким-то начальником в Москве. Уехавший от матери очень давно и совсем не знавший новых соседей, он пришел сюда, к тете Мане, к которой прибегал когда-то в детстве, разыскивая засидевшуюся здесь мать, и попросил испечь на поминки пирожки. Мария Семеновна открыла было рот, чтобы отказать (в последние дни радикулит не давал покоя), но осеклась и вместо этого начала перечислять, что будет нужно для теста и начинки.
...Ругались по пустякам и через день-два мирились они, конечно, часто. Но вот после той роковой ссоры... Как ругала тогда Мария соседку за то, что она, как ей казалось, по глупости, разошлась с мужем. Но Люба заладила: не твое дело. Так и прожила одна всю жизнь. Впрочем, сама ссора потом уже не имела значения – не замечать друг друга вошло в привычку. Хотя сначала, казалось, что скоро они помирятся (даже новости в голове одна для другой держали), а потом отношения как будто закостенели. Муж у Марии Семеновны работал машинистом – это по тем временам большой честью было, поэтому среди подруг она всегда верховодила. Все собирались у ее двора – пряли, вязали, просто разговаривали. И только Люба не выходила – сидела во дворе.
Это произошло лет пять спустя после ссоры – солнечным майским утром. Все домашние дела Мария Семеновна всегда делала сама – ее муж-машинист знал только свою работу. В то утро она взялась сама красить крышу. Работа не из легких, но все кругом было так по-майски празднично и свежо, что Мария не удержалась и... запела. Сидит на крыше, красит и поет, да громко, звонко. А тут и Люба из своего дома вышла. И так захотелось Марии крикнуть: «Давай, Любаш, на подмогу!», но та отвернулась и зашла в калитку. От обиды и горечи кисточка выпала из рук, и, не сдержавшись, Мария крикнула ей вслед: «Беги, беги...» Больше в то утро она не пела.
Мария Семеновна достает пирожки из печи и прямо на противне мажет их сверху сахарной водичкой.
...Жили, работали, кончая один платок, начинали другой – так пробежали годы. Позапрошлым летом соседка впервые подошла с вязанием к ее двору. Мария Семеновна как раз собиралась вставать идти кормить деда. И так получилось, что ушла со своими клубками вроде как из-за Любы. Больше попыток к примирению не было.
А годочки-пирожочки складываются один к одному, один к одному. Мария Семеновна пересчитала их, накрыла чистенькой марлей, присела.
...Ну вот и помирились.
Tags: ПрозаProject: MolokoAuthor: Еремеева Светлана
Другие рассказы этого автора читайте в книге «Покатилось жизни колесо» здесь и здесь