Настоящая история злой мачехи: начало, назад
Сначала хищнику внутри меня показалось, что проблем с девчонкой не будет.
Алёнка словно почувствовала чужое присутствие и беспокойно сдвинула брови, не поднимая ресниц, а улыбка медленно сползла с беззаботной мордашки. Я хорошенько прилепилась к окну, чтобы не упустить ни одной капли. Если делать это второпях, то половина точно зазря расплескается.
Ну вот, страх неведомого уже пробежался по её сосудам и нервам, запустил процесс. Она ещё и не проснулась — этого и не требовалось, а я даже сквозь вентиляционные отверстия почуяла ни с чем не сравнимый, аппетитный аромат.
Воля к жизни: юная, сильная. Надолго утолит раздирающий иссохшееся нутро голод.
В темноте комнаты что-то мелькнуло. Нет, не человек, другое. На подоконник медленно опустился обрывок паутины, потом ещё один.
Стоп, стоп. Этого нельзя. Запрещено есть там, где плетётся паутина. Но как уйти, когда чудесная, прекрасная пища — вот она? Только потянись.
И стекло слегка запотело — люди бы и не заметили, но я прекрасно видела разницу. Внутри кто-то очень опасный, но он прячется, не хочет показываться. Значит, боится сам?
А может, все запреты — просто глупость, чтобы меня ограничивать? Сами-то они так не могут, как я. С превосходством посмотрела вниз, на забитый автомобилями прямоугольник двора и такую миниатюрную отсюда детскую площадку. Человеческие детёныши удивительно беспомощные, если подумать. Годами и шагу не могут ступить без взрослых. С другой стороны, это даже к лучшему.
Им всем слабо быть такой, как я. И моим учителям — тоже.
Я прижала нос к прохладному стеклу и всмотрелась повнимательнее. Девочка по имени Алёна теперь выглядела ощутимо напуганной, как раз то, что надо; но слева, за занавеской, раскачивалось пустое кресло-качалка.
Повесть с чёртовой удачей и домовыми: "Алиса и её Тень"
А потом обзор загородили непонятные редкие волосы, я аж моргнула. Сверху, с потолка, на окно вниз головой наползала женщина, сперва её распущенные волосы, а потом и лицо, замотанное в паутину, как в тряпку.
Надо бы испугаться, но я уловила в ней неуверенность, а этого быть не должно. Женщина внимательно обнюхала оконные швы и уставилась на меня невидящими взором, хотя это скорее догадка — ничего же не видать.
Клянусь, я почувствовала такое вселенское горе, что чуть не разжала конечности. Вот это было бы весело, звездануться сейчас с верхотуры и разбудить народ воплями сигнализации — наверняка не промахнулась бы мимо крыши одной из многочисленных местных машин.
А потом грустная женщина резко приложила ладонь к оконному стеклу и я-таки полетела вниз.
Царёв ворвался в детскую комнату, готовый вытрясти душу из любого, кто посмел пролезть сюда со злыми намерениями. Он и сам не понимал, отчего вскочил среди ночи и, не найдя под боком молодой жены, в панике бросился к Алёнке.
Та перевернулась во сне и тихонько засопела, понемногу успокаиваясь. Кажется, всё в порядке, только где же Федора? Она такие штуки всегда лучше улавливала, что с Алёнкой, надо ли побыть рядом или следует просто уйти.
Царёв озадаченно почесал затылок, стоя у кровати и пытаясь объяснить себе, что он вообще тут делает, и почему не проверил сначала Федору в более вероятных для ночных прогулок местах, а сразу побежал к спокойно спящей дочери. Осторожно и скорее символически поправив одеяло, вышел на цыпочках.
Тоже мне, бином Ньютона, где искать жену в такой час. А он всё-таки стареет, и оттого слишком сильно цепляется за молодость. Хотя, как ни посмотри, она того стоит.
Царёв прошёлся по комнатам, не включая свет — он и так знал здесь каждый сантиметр, а сегодня полная луна щедро разбавила чересчур плотный сумрак.
Федоры нигде не было.
Включив свет в прихожей, Царёв попробовал по памяти проверить верхнюю одежду — вся на месте. И обувь. Неужели она так и ушла, в пижаме и босая?
