- А давай ему когти пострижём?
- А давай!
- Только ты вслух не говори, а то он поймёт всё и спрячется.
- Да он всё равно спрячется, даже если ничего не поймёт!
*Тяжелый вздох*
- Это точно…
Такой конспиративный план разрабатывали мы с маман в отношении, разумеется, Вениамина Карловича, солнца маминой души и мастера вокала и изящных манер. Как раз на фоне нашего телефонного разговора слышно было, как Веничек упражняется в солировании на излюбленную тему «О еде».
Пронзительный фальцет заглушал разговор и ненавязчиво давал понять, что хватит трындеть, Веничек голодныя-сирыя-убогия и уже пять минут наблюдает мисочное дно. Что есть непорядок и возмутительное нарушение режима дня.
А нарушение режима Веничек воспринимает крайне негативно – ведь нидайбох похудеет! Впрочем, маман этого тоже побаивается, так что дно закрывается быстро и без повторных указаний.
Между тем подстригание когтей – мероприятие непростое, планируется заранее, и мы стараемся предусмотреть все вероятности, когда «что-то может пойти не так». Например:
1. Веничек начнёт орать. Это вряд ли: при виде меня горло Веничка сжимает спазм, сил хватает только на мелкое частое сглатывание и облизывание пересохших губ. А, ещё на вытаращивание глаз сверх всякой меры. Но это мы переживём.
2. Веничек спрячется под ванну. Это серьёзное препятствие, потому что под ванну я не помещаюсь. Вернее, помещаюсь, но не целиком. И как раз этого куска, в который я не пролезаю, мне не хватает, чтобы дотянуться до пышного Веникового филея. Тем более, что упомянутый филей Веник плотно вжимает в угол, втягивает голову в плечи, чтобы казаться мельче и незаметнее, и отчаянно зыркает на меня то одним, то другим пламенным глазом: прячется.
При этом маман долгое время была уверена, что дверь в ванную Веник открывать не может. Но любит там лежать в летнюю жару, так как там прохладно. И если отец или мама по рассеянности дверь в ванную закрывают, Веник садится перед дверью и, пристально глядя на дверную ручку, заводит ПЕСНЬ. Никакое человеческое ухо долго ПЕСНЬ не выдержит, это я вам как слушатель говорю! Поэтому, конечно, маман спешит на помощь и дверь драгоценному ВениаминКарлычу быстро открывает. Не удостоит открывательницу даже взглядом, Вениамин гордо шествует в ванную и там хлопается на пол: отдыхает.
На мои упрёки в том, что Веничек вконец распоясался и «пенделей ему дать, наглецу!», мама согласно кивает, соглашается, но на слове «пенделей» вздрагивает и примирительно говорит:
- Ну я его… это… ругаю.
- Угу… ругаешь, угу…
- Да! – с вызовом говорит маман, - «Скотина» говорю!
В общем, дверь он открывать не мог. До тех пор, пока я в один непрекрасный для Венички день не решила в очередной раз достать его из-за кресла, чтобы полюбить.
- А! Спаси… - хрипло рявкнул он и ринулся в сторону ванной.
Я было ехидно загыгыкала, ведь предварительно дверь в ванную коварно захлопнула. И приготовилась взять Вениамина «тёпленьким». Но пока я кряхтя поднималась с колен и не спеша шествовала к ванной, Веничек неистово грянулся грудью у двери, просунул коготь в щель и рванул дверь на себя. Дверь открылась, едва не заехав Венику в нос, тот увернулся и на выдохе протолкнулся в ванную.
- Ого! – поглядела я на маман. – И давно он так умеет? Ты же говорила, что он не способен открыть!
- Он и не умел – ядовито ответила маман. – Но ты его здорово мотивировала.
Веник сидел под ванной и с тоской понимал, что «Штирлиц провалился»…
3. Веничек начнёт сильно вырываться. И я отрежу ему лапу! Ужас, конечно. Веничек с лапой и Веничек без лапы – две большие разницы, что тут говорить. Так что я принимаю решение завернуть Веника в большое полотенце и выставить только одну эту лапу. Чать, не промахнусь!
- Будешь держать не целого Веника, а только одну лапу. С лапой-то справишься? – спрашиваю я у мамы.
- Ну… с одной лапой справлюсь, - с сомнением говорит маман. – А целиком-то Веник где будет?
- А целиком – полотенце! Я его так скручу – не подкопаешься!
На слове "скрутить" маман опять пытается схватиться за сердце, но мысль о Вениковых когтях приводит её в чувство. Потому что страсть Вениамина к крепким объятиям с хозяйкой привела к тому, что вся её домашняя одежда на плечах похожа на дуршлаг. И из дырочек кокетливо просвечивает обнажёнка.
- Позорище просто! – возмущается маман… - Инженер с высшим образованием…
- …И ходит, как стриптизёрша, да? – с воодушевлением подхватываю я.
- Да ну тебя! – и маман подтягивает футболку на плечах.
- Скотина! – с чувством добавляет она, обращаясь в сторону батареи.
Обругала, надо понимать. Под батареей традиционно сидит Вениамин Карлыч и сверлит меня огненным глазом: ненавидит. Он уже полчаса как голодный, а я не собираюсь уходить.
4. И, наконец, Веничек может того… обделаться. Это, конечно, было бы неприятно. Но не смертельно. Полотенце, опять же. Постираем, ежели что.
- Ну что, Веничек, рыбонька моя, - зловещим добрым голосом говорю я, - иди ко мне!
- Ох, что-то я переживаю, - дрогает голосом маман. – Вдруг что…
- Всё будет зашибись! – уверенно говорю я, на самом деле не чувствуя такой уж уверенности.
Но да где наша не пропадала! И махом захлопнула дверь ванной, забаррикадировав её Вениным собственным лотком. После чего нырнула за кресло.
Веник по-пластунски, быстро перебирая коротенькими лапками (наблатыкался за время моих визитов!), переместился в прихожую и кинулся к спасительной темноте. Увидев лоток, резко затормозил, но филейная часть – это такое дело, понимаете… особенно когда филей качественный. В общем, тормоз не сработал, Веник приехал в лоток, лоток ехидно громыхнул наполнителем, но дверь не уступил.
- Надо было тебе тут наждак постелить, - обидно заржала я и сгребла Веничка в охапку.
- Себе постели! – просверлил меня Веник глазом и сглотнул.
Дальнейшее прошло в штатном режиме. Веничек был упакован в банное полотенце наподобие батона колбасы. Передние лапы поочерёдно вызволялись из батона сквозь невнятный мат и яростное сопротивление ВениаминКарлыча.
ВениаминКарлыч проявил неслыханное мужество – не обоссался!
Что же Серафима Прекрасная?
Сима – как и всегда – наблюдала за всеми нашими эволюциями лёжа в кресле с самым независимым и невозмутимым видом. Как бы она ни относилась к происходящему – она никогда не позволит себе проявить эмоции, ибо она – леди. А ледям эмоции не к лицу.
Когда же экзекуция Венички подходила к концу, мат постепенно стихал, лапу не отрезали – Серафима изволила сойти с пьедестала. И даже дала мне погладить себя по пушистому пузу.
Я неимоверно возгордилась: не всякий день чешешь монарший живот! Так что завидуйте!
Пы. Сы. Друзья, я не успеваю отвечать всем на комментарии, простите! Их так много бывает, что у меня физически не хватает времени! Но я стараюсь прочитывать все и хотя бы лайкать - значит, точно прочла)))