В лесной избушке открыл зимние и летние рамы, и поверх дачных крыш, над сосновыми и лиственничными кронами отпахнулись взору по-осеннему засиневшие небеса и заречный хребет с бурыми, желтоватыми осенними подпалинами, на гребне коего уснули сизые облака. Печально, светло и сладостно поёт душа, зреет песнь, а коль певучего голоса Бог не дал, завёл музыку. Слушаю… Ох, напрочь я испорченный слушатель песен – сквозь музыку и пение внимаю словам, и, словно песком по стеклу, скребёт по душе корявый слог; и уже не волнует песня, хотя о Боге и русском народе. Слушаю песню, облачённую величавой музыкой и чудным голосом народной певицы; вслушиваюсь в слова и огорчённо вздыхаю: в песне бочка мёда, но и ложка дёгтя… Высокий, горестный зачин: «Ой, не время нынче спать, православные, / Белый голубь пал в бою с чёрным коршуном...» Эх, почесал бы деревенский мужик, в затылке: «Сроду не слыхали, чтобы голубь попёр на коршуна. Вроде заяц на волка… Голубь – птица не драчливая, а вот ежли бы сокол…»
А дальше стих и вовсе вне русского поэтического благолепия, словно газетная статейка: «То, что горько нам сейчас, вряд ли главное …» (главное , что через строку опять выныривает, – мусорное словцо для поэзии). «Ну-ка, матушка, встань с колен, надо сделать последний шаг…» Привадились Россию по плечу похлопывать да перстом тыкать: туда-сюда иди-бреди; шибко уж панибратски стали обращаться с матушкой-Россией, чьи пути лишь Богу ведомы. И выходит, стихотворец мощней России – на ногах стоит, велит и России встать с колен, чтобы «сделать последний шаг…» А куда этот шаг , не поясняет, и почему последний ?.. что там, за последним шагом – рай или адская бездна?
Дивная музыка, дивное пение спасли уйму бедных и бледных стихов, обратив их в излюбленные простолюдьем, народные песни. Слушаем оповещение: «Мы жили по-соседству, встречались просто так…»; слушаем скорбные слова: «Четыре трупа возле танка / Дополнят утренний пейзаж… » – слушаем, и чуем: поэзия в сих стихах, вроде, и не почивала, но события, волнующие душу, музыка, пение вознесли стихи в народные песни.
Музыка и пение… Помню пышный творческий вечер шустрого стихотворца; и помню, страдал голосистый оперный певец, что на сем вечере не смел петь русские народные песни, а пел песни на топорные стихи шустрого, ибо стихотворец подрядил обнищавшего певца. И чудо, певец вдохнул жизнь в словесное мёртвое плетево, и заиграли стихи, обращённые в песни, хотя до народных песен, как до небес.
Повторю, русские композиторы и певцы спасли музыкальным даром уйму скудоязычных стихов. Ладно, любовные страдания, ставшие русскими народными песнями, где простота от души, искренно и ясно любящей, от чего и души слушателей вослед поют, но беда, когда стихоплёты замахиваются на святое русское – Спас Вседержитель, Святая Русь – ни духа любящего, ни слова благолепного за душой не имеючи.
Народились в нынешнюю российскую смуту два митинговых уродца: эстрадное православие и кликушеский русский национализм. А се для народа русского, для Царства Русского подобно богоборчеству и русофобии иноверных ленинских гвардейцев, ибо уничижают русскую святость, опускают до крикливого, визгливого циркового балагана.
Набуровит иной стихоплёт, нагородит иной режиссёр, на кривой кобыле не объедешь, и все колоколят о русском, православном, а попробуй скажи: мол, пустолайно, пустобайно, и русским духом не пахнет, тут же завопят восторженные книгочеи и зрители: «Как ты смеешь, негодяй?! Там же сплошь, каждое слово да через слово про Бога и Русь!.. Значит, ты против народа русского, против веры православной!.. Да, недаром у тебя и мама – Софья, и дед – Лазарь, и сам картавый, и нос, что еврейский шнобель…»
Вот ведь, помянешь иные есенинские стихи либо рубцовские, где и Бог всуе не поминается, и слово русский не затычка ко всякой бочке, а таким пронзительным русским духом веет, словно от сокровенной молитвы, щемящей душу до слезы очистительной и спасительной. Вспомним Рубцовское певучее:
Тихая моя родина!
Ивы, река, соловьи…
Мать моя здесь похоронена
В детские годы мои.
(…)
Тина теперь и болотина
Там, где купаться любил…
Тихая моя родина,
Я ничего не забыл.
(…)
Школа моя деревянная!..
Время придёт уезжать –
Речка за мною туманная
Будет бежать и бежать.
С каждой избою и тучею,
С громом, готовым упасть,
Чувствую самую жгучую,
Самую смертную связь.
Project: Moloko Author: Байбородин А.