"Зоя" 125 / начало
На следующий день у Григория прихватило сердце. Он не смог встать с кровати. Евдокия места себе не находила. Только к обеду ему полегчало, дыхание стало ровнее. Поднялся с кровати, прошёлся по квартире и опять лёг. Евдокия разрывалась между детьми и мужем.
- Не вздумай Джана возвращать, - сказал Григорий. – Или ты забыла, как он сказал, что если мы любовь потеряем, то оба опять сляжем. Мысли у тебя, Дунечка скверные. Вижу я всё, не дураком же родился.
Евдокия вспомнила слова Джана. Сердце её забилось тревожно. Вечером, когда уложила детей и уснул Григорий, она пошла в комнату, где жил Джан. Ещё ничего не убирала там после его ухода. Присела на кровать, погладила подушку, на которой он спал, а потом прижала её к себе и зарыдала. Плакала долго, слёзы лились из глаз не переставая.
А утром не смогла накормить детей, пропало молоко.
Евдокия совсем растерялась. Сыновья плакали от голода. Григорий поил их водой. Но этого хватило ненадолго. Совсем отчаявшись, она обратилась к недавно родившей соседке. Та отказалась, и как слёзно ни просила Евдокия, не смогла уговорить её.
Уже когда вернулась к себе, услышала стук в дверь. Пришла всё-таки соседка, приложила к груди детей Евдокии и Григория. Те сначала не брали чужую грудь, выплёвывали, а потом присосались. Евдокия даже не знала, как благодарить. Даже побоялась спросить, сможет ли она накормить их, когда проголодаются.
А соседка сама сказала, что если нужна будет, то пусть зовут. И они позвали. Еще в обед и вечером приходила она. А ночью Евдокия почувствовала прилив молока и уже утром кормила детей сама. Сыновья, видимо, ощущали что-то неладное и стали очень беспокойными. Успокаивались только на руках у матери. И стоило только Евдокии положить заснувших детей в кроватку, как те мгновенно просыпались и требовательно просились на руки.
Григорий пытался помочь жене. Качал детей, носил их на руках, пел им песни. Но у отца они кричали ещё громче. Измученная Евдокия положила их рядом с собой и только так смогла уснуть ненадолго.
А Григорию места на кровати не нашлось. Он нехотя пошёл в комнату, где жил Джан. Яростно скинул на пол простынь, одеяло. Как-то резко благодарность к Джану сменилась на ненависть. Григорий начал ругать тот день, когда впервые подошёл к нему и попросил помочь Дунечке. Теперь вся жизнь из-за этого китайца пошла наперекосяк.
- И без него бы справились, - причитал Григорий. – Сколько баб рожают, а тут без его помощи никак не обошлись. Точно он колдун какой-то. Как пришёл в дом, так сразу и Дунечка забеременела.
Что-то острое пронзило сердце.
- А может, а может, - шептал он, - не мои это дети? Может, он поэтому так обхаживает жену мою? Вот же ж чёрт китайский, я тебе покажу, как жён чужих брюхатить. Они же даже не любят меня, эти дети. А ему улыбаются. Эх, Дунечка, Дунечка, спелись вы хорошо, пока я работал.
Он выскочил из комнаты, разбудил Евдокию. Потянул её за руку. Жена испуганно посмотрела на мужа. Проснулись дети.
Но Григорий не отпускал руку жены, силой стащил её с кровати.
- Ну что скажешь мне, Дунечка? Любовь китайская слаще моей? А я дурак, поверил чёрту этому. Когда же вы всё успевали-то? Хотя это дело не хитрое.
- Отпусти, - взмолилась Евдокия.
Но Григорий был вне себя от ярости.
- Чего орут они? – спросил он, показывая на детей. – К отцу небось хотят. Так отнеси их ему, они только у него спокойно себя ведут.
- Отпусти, Гриша, мне больно, - со слезами на глазах просила Евдокия.
- А мне, думаешь, не больно? – крикнул Григорий. – Я думал, что наконец-то Бог мне детей послал, а они-то не мои.
- Гришааа, как же ты мог такое подумать обо мне? Ты же один у меня и на всю жизнь.
Евдокия пыталась вырвать руку. Но Григорий вцепился крепко. Дети продолжали кричать.
И вдруг Григорий ослабил хватку, Евдокия освободилась и сразу же бросилась к детям. Успокаивала их, плачущих, и сама рыдала. Григорий выскочил из комнаты, сильно хлопнув дверью.
Продолжение тут