Догорал короткий полярный день.
На крошечном полустанке стояла полнейшая тишина.
Небольшая группа людей с сумками и рюкзаками молча стояла около таблички с надписью «141 километр» и смотрела на закат, поёживаясь от тридцатиградусного мороза.
Точнее, смотрели они не на закат, а в направлении, откуда скоро должен был появиться поезд в Воркуту. Среди этой группы был и я.
Ожидание затягивалось — поезд запаздывал уже на несколько минут.
Горные хребты обнимали с двух сторон долину реки Собь, вдоль которой шла железная дорога Лабытнанги-Воркута. Закат окрашивал заснеженные склоны гор и лёгкие облака в уютную пастельную гамму.
Я перевёл взгляд на рельсы, по которым уже совсем скоро должен был появится поезд. Две параллельные стальные линии уходили в сторону заката, отражая в себе цвета неба и гор.
Что-то не давало мне покоя, пока я смотрел на эти рельсы. Но что? Как соринка в глазу. Что-то не так.
Я присмотрелся. Потом достал телефон, сделал снимок и приблизил изображение.
Да! Точно. Мне не показалось.
Рельсы были кривыми. Даже не так — они были УЖАСНО кривыми. Во всех плоскостях.
Я вспомнил долгую дорогу сюда — поезд ехал из Воркуты до станции «141 километр» аж целых 8 часов. Тут пути-то — всего ничего, 200 километров по железной дороге. Выходит, средняя скорость 25 километров в час. Пешком быстрее!
Вот, значит, почему так медленно. Едем по невероятно кривой дороге.
А, кстати, в этом есть даже логика. Ну, не в скорости, конечно — скорость ужасная. Логика в том, почему эта дорога такая плохая.
Её же строили заключённые.
Десятки (или сотни?) тысяч людей здесь, в бесконечном захолустье, среди вечной мерзлоты, полчищ гнуса летом и в кошмарные зимние морозы, страдая от холода, голода и лишений, своим рабским трудом прокладывали никому не нужную дорогу.
И я другими глазами взглянул на окружающий меня мир.
Мне-то хорошо стоять тут, в тёплом пуховике и современном термобелье, и лениво размышляя, ожидать тёплого (хотя и медленного) поезда.
Не зная, что ещё тут можно сделать, я мысленно поблагодарил всех этих безвестных людей за их труд, и мысленно же извинился перед ними. Уж не знаю, за что.
И в этот момент появился поезд.
Сидя в уютном вагончике, покачивающемся на поющих рельсах, я смотрел на медленно проплывающие мимо меня склоны хребта Рай-Из, и размышлял о людях, которые навсегда остались здесь, в заснеженных пустынях Полярного Урала.
