Когда-то была у меня соседка, Любовь Аркадьевна. Ей тогда было лет пятьдесят. Любовь Аркадьевна была душой всей площадки, иногда покупала вина, говорила соседям: «Давайте-ка жахнем!». Если кто-то отказывался, Любовь Аркадьевна обворожительно улыбалась: «Жизнь коротка, мой друг, а вина так мало».
Немного выпив, Любовь Аркадьевна начинала петь. О, нет, это не было противное завывание со вульгарным надрывом. Она пела красиво и глубоко. Всякие старинные романсы. Я заслушивался. Каждый романс она будто бы проживала.
Любовь Аркадьевна была актрисой. Ее однокурсниками были актеры известные, но она называла их «васьками» и «кольками». Однажды к ней в гости явился очень популярный артист, однокурсник, мы все обалдели. А Любовь Аркадьевна подшучивала над ним, вспоминала их давний роман и каким он был тощим, не то, что сейчас.
«Зато какой ты была Офелией!» – улыбнулся народный артист. И по его лицу было видно: ту Офелию в дипломном спектакле забыть невозможно.
Но что же сама Любовь Аркадьевна? Одно время работала в кукольном театре. Давала свой голос разным свинкам и ведьмам. Никто в зале не видел ее лица. Но это всё-таки радость детям. Потом даже из этого театра ее выжили, требовались актрисы помоложе. Иногда ее приглашали на какие-то утренники, однажды снялась в рекламе, мельком, две секунды, и раза три в сериалах, в одном изображала убитую, лежала на полу.
Как-то мы с ней были вдвоем, чуть выпивали. И я спросил: «Любовь Аркадьевна, неужели вы довольны этой своей работой? Этой жизнью? Не хочется нормальной сцены? Вы же талантливая актриса... »
Зря я спросил. Любовь Аркадьевна отвернулась, пробормотала: «Работа как работа… Что вышло, то вышло». Я увидел, что у нее слезы.
Когда-то она была лучшей на курсе, ей сулили великое будущее. Но не сложилось. Слишком много тут факторов кроме таланта – от умения себя «продавать» до банального везения.
… Иногда я думаю. У нас же только в Москве штук пять театральных училищ. А по всей стране их десятки. Каждый год они выпускают сотни молодых актеров, амбициозных ребят и девчат. Сотни и сотни. Даже при нынешнем размахе сериального производства, даже при всех театрах в провинции – ну некуда столько девать. Вряд ли эти красивые ребята-девчата грезят о пропотевшей шубе дед мороза и синтетическом парике Рапунцель на детском празднике. Но ведь большинству из них уготована именно эта участь. А еще бегать по кастингам, заглядывать в холодные глаза режиссеров: « Ну как ?». И к сорока понять, что ни черта из них не вышло, ловить больше нечего.
Года четыре назад я искал студентку театрального для одного проекта. Знакомый преподаватель из Щукинского училища сказал: «Помогу!».
И набрал мне девчонок пятнадцать, с выпускного курса. Они старались, читали текст. Но хороши были лишь трое, остальные вообще мимо, непонятно, чему они там учатся. Причем, это лучшее театральное училище страны. И ведь каждая из них очень надеялась стать новой Ходченковой или хотя бы Софьей Эрнст, вот что смешно. Хотя не смешно.
Миновали четыре года, и где эти три актрисы, что мне понравились? Талантливые девочки. Да нигде! Наверно бегают по кастингам или мелькают в роли покойников.
Но они всё поступают и поступают. Сотни тысяч красивых девчонок мечтают стать актрисами. Ну а кем же еще? Каждую весну у театральных училищ огромные толпы, все задорные, самоуверенные. Сказать бы им: «Не надо сюда поступать, ничего из вас не получится, займитесь другим, пока вы молоды и горячи!»
Не послушают. Каждая уверена, что именно у нее всё получится. А спустя бездарных тридцать лет махнет рукой: «Что вышло, то вышло».
Не надо, девочки, не идите в актрисы! Все это кончится грустно. Вот как у той самой Офелии.
Алексей БЕЛЯКОВ
