У меня возникла мысль. И я хочу сообщить её другим людям. Если они рядом, я обращусь к ним со словами, в которых она и выразится. Если я в самоизоляции, то сяду за клавиатуру и буду настукивать нужные слова, чтобы потом нажатием кнопочки Enter отправить их вам. Но сама мысль изначально появилась и существовала в форме слов, проговариваемых мною в своём сознании.
С эмоциями и чувствами сложнее. Они существуют в форме переживания, физиологического состояния моего организма. И если чувство мы ещё можем худо-бедно сформулировать и частично выразить в слове, то с эмоцией это не получится. Чувства - это осознанные эмоции. Эмоции - это неосознанные чувства. А как их передать другому? Вас бы на моё место, вас бы в мою шкуру! Вот! Именно так! Передать эмоции можно только одним путём. Заразить, вызвав в другом организме такую же эмоцию. А сделать это я смогу только тогда, когда создам модель тех обстоятельств, которые вызвали мои переживания. Такие модели можно создавать разными способами. Но все они объединены общим названием - искусство. Литература, музыка, живопись и скульптура, театр и кино - всё это способы моделировать жизнь для передачи эмоций и чувств. Конечно, худо. Конечно, бедно. Но ведь и слово не передаёт мысль точно. Вы же помните Тютчева: "мысль изреченная есть ложь..."
Поэзия моделирует мир с помощью тех же слов, которыми передаёт информацию. Но в ней появляются ещё и эмоционально оценочные характеристики. Простейшее античное двустишие (дистих) уже несёт в себе эмоциональное воздействие. Посмотрите, как у Катона:
Первой добродетелью считаю сдерживать язык:
Близок богу тот, кто умеет умно молчать
Дистих вошёл в историю литературы и как одна из форм строфы, и как отдельный самостоятельный жанр. Например у Пушкина:
Крив был Гнедич поэт, преложитель слепого Гомера,
Боком одним с образцом схож и его перевод.
Или у нашего современника Владимира Вишневского: ищу приличную работу, но чтоб не связана с трудом.
Но иногда двустишие оставляло мысль как-то незавершённой, требовалось уточнение, разрешение конфликта, обозначившегося в двух строках. И тогда появился терцет. Иногда как самостоятельный жанр, вроде японского хайку но чаще просто как строфа, несущая в себе завершённость мысли. И совершенно естественно и закономерно возник из двустиший катрен - четверостишие, тоже как отдельный жанр вроде рубаи, но чаще как форма строфы. Пятистрочная танка стала особым жанром в японской поэзии
Шести-строчных или семи-строчных строф я как-то не встретил в виде особых сложившихся форм и тем более жанра, а вот восьми-строчная строфа с жёстким закреплением рифм a b a b a b a b возникла в XIII веке в Италии. Она называлась сицилиана, или сицилийская октава. Её часто использовал Джованни Боккаччо.
Эта строфа стала традиционной для произведений европейского героического эпоса (Лудовико Ариосто, Торквато Тассо, Луиша де Камоэнса). И соответственно с переводами из этих поэтов октава входит в поэзию других стран. В русской поэзии эта форма строфы встречается у Тютчева, Майкова, Блока, Кузмина., Северянина. Во как использовала октаву первая русская поэтесса Анна Петровна Бунина.
И.А. Крылову
Читая баснь паденья знаменита,
Улыбкой оживил ты лица всех гостей,
И честь того прешла к стране пиита.
Во мзду заслуги сей
Я лавры, сжатые тобою,
Себе надменно не присвою.
Когда б не ты ее читал,
Быть может, Фаэтон вторично бы упал.
А как жанр восьми строчник выступает в триолете, тоже появившемся ещё в средневековье. Существовало два вида твёрдого закрепления рифменных схем ABaA abAB и ABbA baAB. В этих схемах обозначены заглавными буквами те строки, которые повторяются неизменными. Вот триолет Николая Михайловича Карамзина.
«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал:
«Красой подобных нет Лизете;
Лизета чудо в белом свете;
Умом зрела в весеннем цвете».
Когда же злость её узнал…
«Лизета чудо в белом свете»,
Вздохнув, я сам себе сказал.
И наконец, в том же XIII веке, в той же Сицилии нотариус (и поэт) Джакомо (Якопо) Лентини создаёт новый жанр и новую сложную строфу из 14-ти строк - sonetto (сонет).
Форма жёсткая. Два катрена на две рифмы и два терцета на две или три рифмы. Причём, рифмы должны быть точными, с совпадением всех гласных и согласных звуков (и даже знаков). А поскольку поэты не просто делятся своими чувствами с читателями, но ещё не прочь и щегольнуть своим мастерством, и поскольку сложность жанра показывает это мастерство, то сонет становится чем-то вроде документального подтверждения профессионализма в поэзии. Все пишут сонеты. И есть великие мастера. Вот Данте Алигьери.
Сонет — мгновенью памятник: спасён
Душою от забвения и тлена
Умерший час. Высокая арена
Проклятий и молитв, пусть будет он
Обильем сложных мыслей напоён.
Им свет слоновой кости, тьму эбена
Венчайте, и столетий перемена
Не тронет жемчуг лучшей из корон.
Сонет — монета, и на ней портрет
Души. На обороте же прочтите:
Он плата ли за гимн, что Жизнью спет,
Приданое в Любви роскошной свите,
Налог ли Смерти, собранный Хароном
У пристани, под чёрным небосклоном.
Вот Луиш де Камоэнс.
Колокола сзывали в Божий храм,
И люди шли, как реки льются в море,
Чтобы того прославить в общем хоре,
Кто указал пути к спасенью нам.
Но притаился бог незрячий там,
И я в груди стрелу почуял вскоре,
И он сломил мой разум в жарком споре,
Прекрасный лик явив моим глазам.
Язычник одолел меня во храме,
Но я в душе не чувствую укора,
Слепого супостата не кляну.
Я дал ему обвить меня цепями,
Я славил этим Вас, моя сеньора,
И жаль, что прежде не был я в плену.
Вот Шекспир. У него их 154. На русском они существуют во многих переводах, но лучшие у Маршака. Здесь 21-й.
Не соревнуюсь я с творцами од,
Которые раскрашенным богиням
В подарок преподносят небосвод
Со всей землей и океаном синим.
Пускай они для украшенья строф
Твердят в стихах, между собою споря,
О звездах неба, о венках цветов,
О драгоценностях земли и моря.
В любви и в слове - правда мой закон,
И я пишу, что милая прекрасна,
Как все, кто смертной матерью рожден,
А не как солнце или месяц ясный.
Я не хочу хвалить любовь мою, -
Я никому ее не продаю!
Но это великие. А кроме них были тьмы и тьмы тех, кто чуть пониже рангом. Да что там говорить о рангах. Не было поэта, который не попробовал бы себя в сонете. Поверьте мне на слово, сам свидетель. И постепенно жёсткость требований к сонету как-то смягчалась, и незаметно наступил момент, когда сонетом стали считать любое стихотворение из 14 строк. Тогда началась борьба за чистоту жанра. дело в том, что четырнадцать строк - это удивительно гармоничное и уравновешенное число для того, чтобы мысль развернулась во всей полноте, чтобы стих прочитался на едином дыхании, чтобы не возникло пауз и провисания ни в мелодике стиха, ни в движении идеи. Знаменитая "Онегинская строфа" у Пушкина это ведь тоже 14-тистрочник. Мало того - у неё и рифменная схема от классического сонета, но мы же их различаем и не считаем роман Пушкина сборником сонетов.
В 50-х годах прошлого века проходили довольно бурные дискуссии о жанровой чистоте искусства, обсуждался и сонет, были требования чётко развести сонет и 14-строчник как принципиально разные жанры. В дискуссии участвовал и министр культуры ГДР Иоганнес Бехер, сам поэт
и автор сонетов. И я в этой дискуссии был на стороне тех, кто требовал от сонета соблюдения жёсткой схемы рифмовки. Сонет есть сонет. И нечего снижать планку.
И всё же, всё же... Как говорил сэр Тоби Бэлч в Шекспировской "Двенадцатой ночи" назовите меня кургузой лошадью, но мой самый любимый сонет (я настаиваю - это именно сонет!), хотя в нём вообще нет рифмы - это 94-й сонет чилийского поэта Пабло Неруды в переводе Маргариты Алигер.
А если я умру - переживи меня.
С такой неистовой и чистой силой
Неизгладимый взгляд от Юга к Югу брось,
От солнца к солнцу пусть твой рот звучит гитарой.
Я не хочу, чтобы слабел твой смех.
Будь радостью, она - мое наследство.
Не призывай меня. Меня на свете нет.
Живи в моем отсутствии, как в доме.
Огромен этот дом - отсутствие мое.
В него сквозь стены можешь ты войти
И в воздухе развешивать картины.
Прозрачен этот дом - отсутствие мое,
Мне будет видно, как ты в нем живешь.
И если в горе - то умру я снова.
Вот что такое сонет.
