Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
Алексей просто не мог без Любаши. Жить не мог, дышать не мог – без её дыхания. Болели плечи, руки, спина – не от усталости, не оттого, что третьи сутки в море. От того, что столько часов не целовал, не ласкал Любашу… Не обнимал, не прижимал к себе… Димка Гладышев посочувствовал:
- Спать, небось, охота? Обалдеть – ты ж третьи сутки.
Алексей угрюмо взглянул на Димку: спать?.. Может, и хотелось спать… но только – чтобы Любку держать в объятиях… А так – ни спать, ни жить не хочется. Как нравилась ему Любашина сладкая усталость – после его ласк, как нравилось смотреть, как она засыпает в его руках – Алексей никогда не засыпал раньше Любки, ждал, пока она заснёт, только потом сам прикрывал глаза, ещё какое-то время покачивался в тёплых волнах…
Неужели это такое простое счастье утрачено безвозвратно… Любка, Любаша!... Любонька! Что же это вышло-то у нас так… Я ж только тебя одну и любил… тебя, мою девочку с такими сияющими веснушками… Любил, и сам отмахивался: да ну! Пройдёт! Забудется! Маленькая она, Любка! Думал – просто нравишься, а оказалось – жить без тебя не могу…
И не знал Алёшка, что прошедшей ночью и Любаша не спала. Что маленькое тельце её тоже изболелось без его сильных и бесстыдных рук, без смелых губ... Любаша металась без сна, потом замирала от жаркого стыда: ей хотелось, чтобы Алёшка ласкал её… как той ночью. Знал бы об этом Алёшка – бросился в холодные волны, к берегу поплыл бы, чтобы бежать к Любаше…
…Карина с первой минуты урока в Любкином первом классе почувствовала, что ребята насторожились. Не забыли, значит, её громких окриков, когда она, завуч, приходила к ним на уроки. Карина Евгеньевна и сейчас строго велела достать тетради по математике. И вдруг рассмотрела, что у малышей всё готово к уроку, всё перед ними на партах: видно, что приучены к порядку… Сначала Карине хотелось найти, увидеть то, чего не умеют Любкины первоклассники, чему не научила она их… А малыши решали задачи и примеры, уверенно поднимали ручки, отвечали на Каринины вопросы… И были такими серьёзными, послушными и… такими дружелюбными, что Карина и сама не заметила, что расхотелось искать Любкины недоработки. И росла зависть к Любке: надо ж!.. Какие славные ребята, оказывается… Нет, Карина тоже была учительницей… и хорошо знала, что такие славные первоклассники запросто, ни с того, ни с сего, с неба не падают… За каждым их умением – решать задачи, писать, читать, вот так дружелюбно себя вести – стоит учительский труд. И… получается, Любка смогла научить их – всего за полгода. Карине было чего-то жаль… было страшно обидно, что это не она научила этих малышей. Да, наверное, она и не смогла бы так… Это совсем другое – не то, как она давала самостоятельные задания своим четвероклассникам…и злилась, когда они что-то у неё спрашивали – отвлекали от разговоров по телефону, от косметических каталогов… И совсем не то, чтобы с чувством такого… упоительного превосходства тыкать учителям на какие-то недостатки в конспектах уроков… Нелепая химера – её уверенность, что она может и должна руководить. Карина злилась на Любку, но понимала: Любкина работа – это настоящее.
Четыре урока промелькнули – только теперь Карина поняла, что устала: даже не присела ни на минуту. И обида снова захлестнула Карину Евгеньевну: малыши быстренько собирались домой, вежливо прощались… и уходили… А с Любкой, бывало, подолгу сидели после уроков в классе… что-то она им рассказывала, занималась с теми, у кого на уроке что-то не получилось…
Уже после семинара Люба узнала, что объявлено штормовое предупреждение… Из окна автобуса смотрела на море: как-то быстро опустился густой-прегустой туман… Волн ещё не было, но в непроглядной мгле чувствовалась тревога… И стемнело быстро…
Команда рыболовецкого сейнера получила приказ – срочно возвращаться в порт. Уже недалеко от берега моторист Димка Гладышев замер: в машинном отделении появилась вода… Пробоина?.. Конечно!.. Вскоре стало совершенно ясно, что сейнер в сплошном тумане налетел на подводные камни – в этом месте они острыми выступами протаранили судно. Димка прислушался: на корме тоже происходило что-то тревожное, слышались взволнованные голоса. Час от часу не легче: в сетке-«кошельке» вместе с уловом – ставридой, виднелось что-то непонятное, ржавое, зловещее… Суходол негромко, устало сказал:
- Мина… – Алексей ещё раз вгляделся, потёр ладонью воспалённые глаза: – Мужики!.. Давайте, разойдитесь. – Кивнул подошедшему Димке: – Попробуем достать… эту сволочь. Так, Димка… Осторожно разгребаем ставриду… докопаемся! Аккуратнее, Дим!
Губы у Димки пересохли:
- Алёх!.. Достанем, а дальше что?.. Она такая ржавая, смотри! Рванёт!
Суходол вздохнул:
- Я ж не отрицаю, что рванёт… Раз её достали со дна, так рванёт. – Улыбнулся: – Мы ж не можем замереть здесь без движения… а ей немного и надо – чтобы мы не дышали… А тут, смотри, как качает!.. Мне случалось видеть, как разминируют… Правда, современные. Не такие ржавые. Но – один хрен. Я попробую. – Гладышев хотел возразить, но Суходол перебил: – Выбора у нас нет, Димка. Давай, осторожно! – Алексей выбрасывал рыбу на палубу, ещё и любовался: – И улов-то какой, Дим! Смотри, красавица какая!..
Уже сильно штормило. Вода показалась и здесь, на палубе. Но, видно, пробоина всё же была незначительная – вода прибывала медленно…
Алексея обдавали холодные брызги, а он чувствовал, что на лбу смешались солёные капли и пот… Он перестал замечать, слышать шторм. Ему вообще казалось, что в мире стоит небывалая тишина. Улыбался застывшей тревоге в Димкиных глазах. Пару секунд давал пальцам передохнуть: не получается… А когда понял, что получилось… что теперь это проржавленное железо не опасно, в голове счастливо промелькнуло: значит, и с Любкой… получится! Значит, Любке он нужен… если не рванула эта ржавая хрень в его руках…
А Любаша бежала в порт. Вышла из автобуса, издалека увидела тёмные окна своего дома… Василёк у крёстной… И Алёшки нет… невыносимо захотелось увидеть Алёшку, хоть незаметно посмотреть на него, просто убедиться, что сейнер благополучно вернулся в порт… Она не видела Алёшку три дня, а сейчас ей казалось, что прошла вечность, и жить дальше просто нельзя – если она не увидит Алёшку прямо сейчас.
В порту, в быстро наступившей темноте, Любу и правда никто не заметил. Рабочие громко переговаривались. Люба расслышала – они говорили, что уже недалеко от берега сейнер налетел на камни… и что в неводе оказалась ржавая мина… И что Алёшка Суходол сам провёл разминирование… что раненый сейнер уже отбуксирован в порт. Люба счастливо прикрыла глаза: сейчас она придёт домой, а там Алёшка… Без сил прислонилась к фонарному столбу: сейчас… только минуточку передохну… А вместе с бессилием внизу живота медленно, но как-то неумолимо появлялась тянущая боль. Дорога от порта до деревни вдруг представилась бесконечно, непреодолимо долгой. Достала телефон из сумочки… От обиды чуть не заплакала: батарея разряжена. Сквозь туман увидела огоньки домов военного городка… До него было значительно ближе, чем до Новосёловки. В одном из домов, на втором этаже, нашла, рассмотрела окно Каринкиной комнаты… Окно светилось, а за ним – Каринка, подруга… А вдруг можно будет прижаться к Каринкиному плечу… рассказать ей об этой незнакомой, никогда не испытанной тянущей боли… Беспомощно оглянулась: одни парни да мужики вокруг. А боль эта, Любаша чувствовала, связана с крошечной капелькой-тайной Алёшкиных ласк, что непостижимо стала вдруг сердечком Алёшкиной дочки – Люба с самого первого, ещё до конца неосознанного мгновенья, знала, что это дочка. Превозмогая боль, Любаша шла к Карининому дому. Было скользко, темно, за спиной белой холодной кипенью вздымались штормовые волны. Люба понимала, что уже никогда они с Кариной не будут подругами – раз случилось так, что Каринка знает об Алёшкиных родинках... и раз на совещании она, Любаша, напомнила Карине о том, что она так ничего и не знает о технологиях обучения... Но не мужикам же в порту рассказывать про эту неожиданную, так несправедливо захлестнувшую её боль. А от Карины можно будет хоть позвонить крёстной…
…Рыбаки вздохнули с облегчением, когда у Суходола всё же получилось обезвредить ржавую мину. Но теперь надо выяснить, велика ли пробоина в днище. Мужики вспоминали: случалось, что приходилось подручными средствами заделывать пробоину – лишь бы до порта. Димка Гладышев и Алексей лишь переглянулись… Через секунду Димка был в воде – чтобы изловчиться, поднырнуть, хотя бы на ощупь определить размер пробоины, разобраться, в каком месте повреждён сейнер. Оказалось, острый каменный гребень протаранил левый борт, в самом низу, у самого днища. Это ничего, заделаем! Трясущемуся от холода Димке помогли подняться на судно. Суходол снял свою куртку, набросил на Димку. Тот с удовольствием укутался. Игорь Илюхин покосился на Суходола: когда в рейсе был Алексей, даже речи о выпивке на борту не шло. Игорь по этому поводу не скрывал возмущения:
- Мичманские понты! Достал Суходол!
Сейчас всё же достал бутылку с водкой, объяснил:
- Это ж для сугрева Димке, не просто так!
Алексей взял бутылку, сам налил Димке и себе. Вернул водку Илюхину, кивнул:
- Ну… согрейтесь.
Вскоре подоспел буксир-спасатель. Уже темнело, в порту зажигались фонари. Димка пожал руку Суходолу, чуть застенчиво сказал:
- Я к Каринке.
В тёплой дежурке Алексей с мужиками ещё выпили, а потом – ещё… Суходол пил не только за возвращение в порт. Просто он так и не придумал, как объяснить Любане про Каринку… какими словами рассказать ей о своей любви. Пил и знал, что теперь не сможет припереться пьяным домой – после их с Любашей разговора… Решил переночевать здесь. Утешал себя: утро – оно вечера мудренее…
Любаша добрела до Каринкиного дома. Обрадовалась: Карина как раз вышла на балкон. Встряхнула… Алёшкину куртку, аккуратно и бережно повесила её сушиться… Любашу заметила. И… не смогла справиться с желанием ещё раз сделать Любке больно: а чтоб жизнь мёдом не казалась! Вот и пусть посмотрит, что её Суходол до сих пор заходит к ней – а то уж куда там… на совещании-то: в рейсе муж… Алексей не телёнок! Усмехнулась: не телёнок… А всё ж пришла сюда… выслеживает своего Алёшку!.. Карина торжествовала: значит, её слова всё же достали Любку, и зря она демонстрировала такую спокойную уверенность! Карина и Любаша смотрели друг на друга. В какую-то секунду Карине захотелось крикнуть этой дуре, что просто-напросто Димка Гладышев пришёл в Алёшкиной куртке… Но все неурядицы, все обиды последних дней словно навесили тяжёлый замок на Каринино сердце. И ничего она Любаше не объяснила, просто вернулась в комнату…
Люба брела к деревне. Плакала, не вытирала слёз, уговаривала Алёшкину крошку потерпеть. А боль становилась безжалостной. Люба опустилась прямо в мокрый снег, прижала ладони к животу… Услышала тихое рычание. Оглянулась… Неподалёку стояла… волчица. Та самая, что они с Васильком выхаживали у себя в сарае. Волчица уже не казалась такой худой, и туманной боли в глазах уже не заметно. Смотрела волчица внимательно и насторожено. На днях Григорий с Михаилом отвезли её в своё степное хозяйство, к ветврачу. А сейчас она стояла почти рядом и негромко рычала. Любаша поднялась, медленно пошла. Волчица тоже пошла за ней, но близко не подходила – просто неотступно шла за Любой. Чуть ближе подходила лишь тогда, если Люба от нестерпимой боли снова опускалась на снег. Подходила и негромко рычала – но не злобно, а… как-то словно укоризненно, словно убеждала Любу, что надо подниматься и идти… И лишь у самой околицы деревни волчица остановилась. Но не уходила, пока Любаша не вошла в свой двор… Тогда волчица повернулась и не спеша побежала в степь.
Дома был Василёк – всё же настоял, чтобы тётя Алёна с дядей Валерием отпустили его домой.
- Я взрослый. И буду ждать Любашу дома! – заявил мальчишка. – А то она приедет, а в доме темно и пусто.
Полухины переглянулись: возразить пацану нечего.
Любаша присела на пол прямо в коридоре. Пересохшими губами с запёкшейся кровью прошептала Васильку:
- Я… сейчас… – И – совсем неслышно: – Как больно…
Встревоженный Василёк присел рядом:
- Тебе больно, Люб? Ты ударилась?
Почему-то мальчишка вспомнил, как он ударился, когда с разгона упал с нового велосипеда… Тогда бабушка прикладывала к ушибам лёд – он хранился в глубоком погребе почти до лета. А сейчас и во дворе есть лёд, хоть и подтаявший. Василёк метнулся во двор, приволок более-менее ровный кусок. Помог Любаше добраться до постели. Только теперь, в тепле, Люба почувствовала, что брюки внизу промокли… Похолодела: кровь! Сквозь боль Любаша улыбалась: она ещё девчонкой слышала, что, если вдруг кровотечение… если низ живота болит в самом начале беременности, надо раздобыть лёд… Как правильно сделал маленький Василёк, что притащил лёд! Додумался же! Положил лёд в пакет, ещё и в простынку завернул. Укрыл Любашу тёплым одеялом. Боль немного утихла, и Люба сразу задремала. А Василёк побежал за крёстной Алёной…
Продолжение следует…
Начало Часть 2 Часть 3 Часть 4 Часть 5
Часть 6 Часть 7 Часть 8 Часть 9 Часть 10
Часть 11 Часть 12 Часть 13 Часть 14 Окончание
Навигация по каналу «Полевые цветы»
