Исай Зейтман
Номер журнала: №4 2020 (69)
Живописец Исай Михайлович Зейтман[1] (1899-1996) прожил долгую жизнь, охватившую практически весь ХХ век. Удивительно его творческое долголетие: первая работа - картина «Дуб» - датируется 1917 годом, а последняя - акварель «Прощальный кисти взмах» - создана спустя 79 лет, в год смерти.
Зейтман был знаком и сохранил добрые, дружеские отношения с мастерами, начавшими свой путь в обществе «Бубновый валет» (Р.Р. Фальком, A.А. Осмеркиным, А.В. Куприным и другими). Они, в свою очередь, ценили его работы.
Талант к живописи проявился у Зейтмана еще в гимназии, но Гражданская война и призыв в армию помешали его поступлению в художественное училище. В 1934-1940 годах он брал уроки живописи в студии ВЦСПС (Всесоюзный центральный совет профессиональных союзов) под руководством К.Ф. Юона, у которого тремя десятилетиями ранее, в своем «художественном “детстве”»[2], учился и Роберт Фальк.
Живописью Зейтман увлекался всю жизнь. Выпускник физико-математического факультета МГУ, он на протяжении 25 лет преподавал физическую оптику в Московском высшем техническом училище имени Н.Э. Баумана. И лишь выйдя на пенсию, смог полностью посвятить себя художественному творчеству.
Большая часть наследия Зейтмана хранится в семье художника, но с годами его творчество все больше привлекает к себе внимание частных галерей и музеев. Пять его работ находятся в отделе графики ХХ века Третьяковской галереи. Красочные акварельные пейзажи, выполненные в индивидуальной манере, входят в собрания Московского музея современного искусства и Калининградского музея изобразительных искусств.
О встречах с Фальком Зейтман рассказал в воспоминаниях, написанных на склоне лет, когда ему было 94 года. Совершенно очевидно, что общение с мастером ярко запечатлелось в его памяти. Фрагменты этих мемуаров впервые были опубликованы с небольшими сокращениями в статье B.М. Бялик «Жили-были... Групповой портрет художников на фоне эпохи»[3]. Мы же представляем републикацию всех посвященных Фальку страниц, с восстановлением купюр, и сопровождаем текст новыми комментариями. Текст выверен по рукописи[4], дается по правилам современной орфографии и пунктуации, с сохранением авторской стилистики.
Впервые публикуются графические портреты И.М. Зейтмана, исполненные Фальком в 1950-х годах, их удалось обнаружить в собрании РГАЛИ в процессе подготовки настоящего материала.
Юлия Диденко
- Согласно свидетельству о рождении у Зейтмана было двойное имя: Исай Симон Михелевич Зейтман. Документ хранится в семье художника.
- Из письма Р.Р. Фалька К.Ф. Юону. 4 ноября 1945. Софрино - Москва // РГАЛИ. Ф. 3018. Оп. 2. Ед. хр. 54.
- Русское искусство. 2006. №4. С. 139-141.
- Рукопись представляет собой общую тетрадь большого формата (в клетку) без авторского заглавия (первая фраза: «Когда я говорю, что родился в Александрии, то слышу в ответ “стало быть, в Египте”»). Подлинник, датируемый по свидетельству родственников 1993 годом, хранится в семье художника.
_____________________________________
...Невзирая на то что я не вступал в Союз[1], я поддерживал связь со многими художниками, а с некоторыми дружил. Остановлюсь на каждом.
Роб[ерт] Раф[аилович] Фальк. Я бывал часто у него, тем более [что] из окна моей комнаты[2] был виден знаменитый перцовский дом[3], [в] мансарде которого находилась его мастерская[4]. Так что нас отделяло малое пространство. Впервые я его увидел на какой-то выставке на Кузнецком [мосту], 11, когда он только приехал перед войной из Парижа, где прожил 10 лет[5]. На выставке фигурировали его ученики: Ржезников[6], Зевин[7] и др.
Вскоре была и его выставка в Доме литераторов8. Первое знакомство было заочным.
Роб[ерт] Раф[аилович] пришел ко мне, дверь заперта, т[ак] к[ак] я был на работе, в институте. Он заглянул в стекло двери и увидел мой этюд «Красковское окно», на нем [изображена] ваза с цветами. Работа ему понравилась, и он об этом рассказал жене Ангелине Васильевне.
Посетил он меня также в Краскове[9], где я летом писал этюды. Я писал тогда быстро. Мой темперамент был, вероятно, схож с темпераментом Сутина[10], который хотел видеть результат возможно скорее. Роб[ерт] Раф[аилович] сказал, что совсем не в том дело, чтобы написать побольше работ, а в том, чтоб выйти в верхние (?) внутренние зрительно-психологические процессы. Ему понравилось в Краскове, особенно группировка деревьев. Когда я сказал ему: «Да, я люблю их писать, особенно верхушки деревьев», [он спросил:] «А почему?» Я не нашелся, что ответить. «Потому, - сказал Роб[ерт] Раф[аилович], - что в верхушках деревьев отражается небо».
Раз встретил Роберта Рафаиловича, идущего с выставки Дрезденской галереи[11]. Я спросил, что ему больше всего понравилось. Он ответил: «“Сикстинская Мадонна" Рафаэля». А затем очень похвалил портрет Эд[уара] Мане: «У этого художника орлиный взгляд». - «Что это значит?» - «Это значит, что он охватывал все в целом».
Как-то летом, будучи в городе, встретил Роб[ерта] Раф[аиловича>. Он шел из музея[12]: «Я дал себе слово не заходить в музей, это может помешать работе, но не удержался. Сезанн меня раздавил». Я проводил его домой, и он показал мне несколько новых работ. Я часто бывал на просмотрах его работ, которые он устраивал с Ангелиной Васильевной. На этих просмотрах (художнику необходима аудитория, говорил он) он показывал и старые, парижские работы, и новые. Он ставил одну работу за другой на мольберт в рамах, которые, кажется, ему делал Ал[ександр] Васильевич] Куприн[13]. Становилось жалко, когда он убирал работу.
Роб[ерт] Раф[аилович] хорошо играл на пианино (он сперва хотел стать музыкантом). Ангелина Васильевна хорошо пела, и мне пришлось быть на нескольких таких очаровательных концертах...
Роб[ерт] Раф[аилович] заболел внезапно. Захожу, смотрю - лежит. «Что с Вами?» - «Был в Загорске[14]. Побежал за поездом. Приехал - и слег». - «Обращались к врачу?» - «Видите ли, я вырос в медицинской семье и знаю, что медицина не наука, а искусство. В искусстве один на тысячу, попасть на стоящего врача трудно».
