В прошлый раз мы отметили, что Куракин очень доброжелательно описывал все преобразования Петра, но не его ближайшее окружение. Контраст между двумя этими темами в мемуарах разителен. Куракин оставил после себя ярко окрашенную негативными эмоциями уничижительную характеристику подданных Петра Алексеевича: «...Глупые, худые, без показания всякаго добра и заслуги и незнаемые не токмо в других, но и в том деле, в которое и призван, и до ныне обретается, токмо наполнен злости ко всем, пьянства и завидности, и губления как ближних, так и дальних!»
Куракин стал свидетелем падения первых фамилий государства, т. е. отстранения боярства от управления страной, и выдвижения незнатных дворянских родов. Затаенные личные обиды и неприязнь к «низкому» окружению царя вылились в соответствующие характеристики сподвижников Петра: Федор Ромодановский — «собою видом, как монстра, нравом злой тиран, превеликий нежелатель добра никому»; Франц Лефорт — «дебошан французской»; Матвей Нарышкин — «муж глупой, старой и пьяной». Не забыты и шуты: Яков Тургенев — «ума рехнулся»; князь Шаховской — «самой злой сосуд и пьяной, и всем злорадство делал»; Василий Соковнин — «муж злой и всяких пакостей наполнен».
Как видим, автор не скупится на темные краски для прорисовки фона «преобразователей» России. Куракин показывает не парадную сторону преобразований (хотя их также он видит и фиксирует в воспоминаниях), а изнаночную, «домашнюю» сторону Петровской России, которая, не будучи зафиксирована, потерялась бы в позднейших оценках Петровского времени.
Куракин принадлежал к старинному дворянскому роду, тяготел к московской аристократии, самый дух низкого «шляхетства», ассоциировавшийся с бескультурьем, невежеством, варварством, ему претил. Реакция Куракина была вполне закономерной: отторгая подобные беспорядки в России, он предпочел военной службе дипломатическое поприще в странах Западной Европы. Так старое и новое своеобразно переплетались и в государстве, и в самом человеке, и трудно было отделить одно от другого.
#культфонд_мемуарыопетревеликом
