23.02.2016
Генна Сосонко
Рядовой Фишер
Вы представляете себе Бобби Фишера в солдатской форме? Скажем, в таком виде:
Или в таком:
Не представляете? Я тоже не представляю.
Элвису Пресли не удалось избежать службы в армии, а ведь имя Фишера, как бы оно ни было известно, уступало невероятной популярности Пресли. Король рок-н-ролла проходил курс молодого бойца на базе Форт-Худ в Техасе, после чего два года продолжал срочную службу под Франкфуртом в Федеративной Республике Германии и демобилизовался в чине сержанта.
Правда, все это происходило в мирное время, в то время как призывной возраст одиннадцатого чемпиона мира по шахматам пришелся аккурат на время вьетнамской войны, в которой, как вы помните, активно участвовали и Соединенные Штаты и Советский Союз.
Недавно я получил мейл от одного моего американского респондента, в котором тот сообщает, что поднял официальные документы о призыве Роберта Джеймса Фишера для прохождения военной службы. Документы хранились в архиве так называемого Selective Service Administration, как называлось ведомство, занимающееся регистрацией призывников, прохождением ими медицинской комиссии и распределением по родам войск.
Биограф и друг Фишера Фрэнк Брейди рассказал, что дозвонился тогда до генерала Герши, ведавшего мобилизацией, с просьбой освободить гения шахмат от воинской повинности. Генерал объяснил, что поблажек получить не может никто, и если после медкомиссии Фишер будет признан годным, его тут же и призовут. Единственное, что он может сделать, сказал генерал, это предоставить временную отсрочку.
Другой возможностью избежать армии являлось поступление в высшее учебное заведение, более того, ректор New School for Social Research сразу принял предложение Брейди предоставить Фишеру возможность учиться. Но Бобби отказался: «Nah, I don't wanna go to school».
Призыв в армию тогда не исключал даже отправки во Вьетнам, где за годы войны погибло 58 тысяч американцев, а 200 тысяч получили ранения. Я уже писал, что Уолтер Браун провел несколько лет в Австралии и возвратился в Соединенные Штаты только когда опасность призыва миновала.
В самой Америке развернулась мощная антивоенная кампания, в которой активное участие принимала и мать Фишера. С войной во Вьетнаме она призывала покончить не только в Соединенных Штатах, но и в европейских столицах.
После особенно резких антивьетнамских выступлений необычайную популярность в Советском Союзе приобрел Мохаммед Али. Когда выдающегося боксера, по известности могущего поспорить с Элвисом Пресли, призвали на военную службу, он не уехал за границу, а наоборот, стал активно разъезжать по университетским городкам с антивоенными выступлениями.
«Вьетконговцы ничего плохого мне не сделали», «Я с вьетконговцами не ссорился», - говорил Али, объясняя свой отказ от прохождения военной службы переходом в ислам и религиозными убеждениями. Страна разделилась на два лагеря: поддерживавших его пацифистов и всех остальных, выражавших негодование и возмущение. Некоторые даже называли его предателем.
Суд приговорил Али к максимальному наказанию: пяти годам тюрьмы и штрафу в 10 тысяч долларов, хотя и приговор, и денежный штраф остались на бумаге. Но боксер был лишен титула чемпиона мира, и у него был изъят заграничный паспорт. Три с половиной года спустя американский суд восстановил Али во всех правах, и он получил возможность продолжить карьеру.
Надо ли говорить, что машина советской пропаганды работала тогда на полную мощность, и когда легенда мирового бокса выявил желание приехать в Москву, он был принят со всеми мыслимыми почестями. Тем более, что это произошло летом 1978 года, когда столица вовсю готовилась к проведению Олимпиады.
Встав после приезда в полшестого утра, Али прямо из «Метрополя» отправился на пробежку, завершившуюся на Красной площади, где он с любопытством обошел Мавзолей и понаблюдал за сменой караула.
А вот сообщение ТАСС о пребывании многократного чемпиона мира в Москве: «19 июня Али был принят в Кремле Генеральным секретарем ЦК КПСС Леонидом Брежневым. В ходе разговора с боксером он выразил надежду, что его пребывание в Советском Союзе послужит делу углубления взаимопонимания между советским и американским народами. Мохаммед, в свою очередь, выразил признательность за теплый прием, оказанный ему, и за возможность встретиться с Брежневым — ”выдающимся поборником дела мира и дружбы между народами”».
В подарок от генсека Али получил часы и его трилогию с автографом. «Я попрошу своего друга — посла Советского Союза в США Добрынина перевести для меня эту книгу», — сказал Али позже на пресс-конференции, где заодно устроил разнос американскому журналисту, когда тот начал спрашивать его о Вьетнаме.
«Я немного нервничал, когда приземлился в России, - сказал Али. - Я ожидал увидеть нищую страну, толпы людей, мрачных и мыслящих, как роботы, агентов спецслужб, прослушивающих мою комнату. А увидел страну, где в полной гармонии проживают народы ста национальностей. Никакого оружия. Никакой преступности. Никаких проституток. И ни одного гомосексуалиста».
Правда, роман Али с Советским Союзом длился недолго: после ввода советских войск в Афганистан боксер стал резко высказываться в адрес политики СССР и призывать бойкотировать московскую Олимпиаду (1980), но об этом ТАСС почему-то не сообщал.
* * *
На военной службе на Западе мог оказаться в то время и Ян Тимман. Фотографии голландского гроссмейстера на первых страницах газет появились не в связи с шахматными успехами. Нераспечатанные конверты из военного комиссариата, приходившие на его имя (вместе с незаполненными налоговыми декларациями), незамедлительно выкидывались в урну. В конце концов жандармерия арестовала уклонявшегося от призыва в армию гроссмейстера. Он был препровожден в военную тюрьму, где и пробыл две недели. В конце концов Тимман получил освобождение от воинской обязанности, но время, проведенное на гауптвахте, до сих пор вспоминает не без ностальгии: «Там было не так уж плохо, – говорит Ян, – за исключением ранней побудки и столь же раннего отбоя. А так – я мог бы долго выдержать в камере: стол, стул, шахматная доска, книги и прогулки время от времени. Что еще нужно?».
Трудно представить в солдатской форме и Роберта Хюбнера. Профессора, как коллеги называли немецкого гроссмейстера, говорящего на множестве языков и читавшего Гомера во время партии, тоже призвали для прохождения воинской службы. Роберт рассказывал, что через месяц его комиссовали за идиотизм, но здесь трудно сказать, явилось ли тому причиной швейковское поведение ученого-папирусолога, или откуда-то поступившее распоряжение, что и без рядового Хюбнера мощь Бундесвера не убавится.
* * *
Военное ведомство не оставило Фишера в покое, но частые перемены адреса и многократные (зачастую длительные) отлучки гроссмейстера, связанные с игрой в турнирах, затрудняли работу чиновников.
Все же Бобби обнаружили, он появился на медицинской комиссии, и здоровье его было признано отменным.
Дважды Фишер должен был прибыть на мобилизационный пункт, но не явился ни в первый, ни во второй раз. По какой-то необъяснимой причине он получал отсрочки. Даже архивист «Selective Service», с которым консультировался мой американский респондент, не мог дать объяснения этому не имеющему прецедентов факту.
В конце концов его признали негодным к военной службе. По какой причине? Вряд ли мы когда-нибудь докопаемся до истины: документы, могущие пролить свет на несостоявшуюся карьеру рядового Фишера, уничтожены (не только фишеровские, но вообще всех призывников того периода).
Почему же мы никогда не увидели Бобби в военной форме? Замолвил ли за него словцо президент американской федерации полковник Эд Эдмондсон, опекавший тогда шахматного гения?
Или это сделал кто-то повыше: ведь американец пытался в одиночку сокрушить советскую шахматную машину, а холодная война тогда была в самом разгаре. Нам остается только делать догадки, ведь прошло более полувека, архивы уничтожены, а живых свидетелей тех событий почти не осталось.
А так... Может, если бы Бобби, худо-бедно владевший русским, услышал «Песенку веселого солдата», написанную в то время, он решился бы надеть мундир. Тем более, что тогда она называлась «Песенка американского солдата». И то: разве советский мог петь: «А если что не так – не наше дело, как говорится, “родина велела”».
Впрочем, послушайте сами:
* * *
