Осмысление исторического прошлого в школе — задача не только историков, но и словесников, в распоряжении которых богатейший арсенал литературы, в частности, и о таком периоде российской истории, как сталинские репрессии. Классического Солженицына освоить сложно, и делается это уже в старших классах, а разговор на тему хочется начать пораньше — и тут на помощь приходит современная детская литература.
Цикл «Ленинградские сказки» Юлии Яковлевой, издаваемый «Самокатом», — интересный инструмент для работы с прошлым на уроках литературы. Книги цикла — лауреаты премий, сенсации на книжных ярмарках и предмет споров среди читателей. Первая книга, «Дети ворона», рассказывает историю Шурки и Тани, чьи родители исчезают в 1937 году, и соседи говорят, что их унес Черный ворон. Дети отправляются искать Ворона, бродят по отныне враждебному к ним Ленинграду, попадают в детский дом, стоят в очередях в знаменитых Крестах… Последующие книги цикла продолжают сталкивать Шурку и Таню со страшными событиями советской истории: ребята переживают блокаду и голод, оказываются разделены эвакуацией, пытаются восстановить разрушенный Ленинград и свою разрушенную семью.
Ирина Пономарева, учитель русского и литературы из Архангельска, организовала цикл вебинаров для учителей словесностей «30 октября — уроки сострадания», в рамках которого она вместе с приглашенными учителями делится своими наработками уроков, посвященных литературе о сталинских репрессиях . На вебинар пригласили и самого автора цикла — Юлию Яковлеву, историка и искусствоведа, поэтому обсуждение мы начали с совместного обсуждения книги.
Запись вебинара Ирины Пономаревой «30 октября — уроки сострадания».
Конечно, не мог не возникнуть вопрос, насколько уместно со школьниками на литературе говорить о такой страшной странице российской истории, как сталинские репрессии.
«В истории каждой страны есть страницы, которые «и горько жалуюсь, и слезы лью, но строк печальных не смываю» , которые мрачные, трагичные, но знать их нужно. Искусство, литература — это щит Персея, в котором страшные факты отражаются, и тогда взгляд Горгоны не может убить героя, потому что ты видишь его как отражение в зеркале искусства. Я бы только заменила слово «искусство» словом «воображение». Когда мы подключаем наше воображение, нашу эмпатию — это верный способ этих демонов принимать в себя и там же с ними бороться, их обезвреживать», — Юлия Яковлева
Как встроить «Детей ворона» в программу и на чем делать акцент?
«Дети ворона» могут логичным образом последовать в 8 классе за «Капитанской дочкой», где историзм уступает место семейному нравственному выбору. Книга Яковлевой, по ее собственному описанию, как раз про это: « История о том, как трусливый мальчик становится храбрым ». Шалопай и недоросль Петруша Гринев учится ответственности, слабоватый Шурка выживает один в Ленинграде. Оба перед лицом испытаний в итоге выбирают семью, выбирают бороться за дорогих сердцу людей. История при этом остается главным действующим лицом произведений, но пушкинский взгляд на историю, в которой нравственный закон оказывается сильнее государственного, актуален и для «Ленинградских сказок».
Оба произведения прекрасно рассматриваются через парадигму кэмпбелловского Пути героя (для поклонников концепции), а проще говоря — эти тексты можно рассматривать как сказку с ее испытаниями и приключениями
В скобках отмечу, что начало «Детей ворона» четко раскладывается по сказочным функциям Проппа: Шурка съедает подаренное врагом мороженое ( запрет и нарушение запрета ), родителей уносит Ворон (как братца Иванушку — гуси-лебеди: это, конечно, вредительство ), герой покидает дом. Через детский дом Ворона, как сквозь избушку Бабы-Яги (а Тумба ведь тоже принадлежит двум мирам — живому и мертвому, советскому и царскому), попадает Шурка в изнаночный Ленинград (своего рода Тридевятое царство ), там встречает и помощников : Лену, дворника-профессора с его женой. И обретает новые, почти что сверхъестественные свойства — храбрость, самоотверженность. Победа над врагом — в данном случае, конечно, победа над собой: над прежними мыслями и страхами. Ликвидации беды — возвращения родителей — конечно, в этой сказке не произойдет. Но Шурка найдет Бобку, и в конце они воссоединятся с Таней и тетей Верой. Так, прочтение «Детей ворона» как волшебной сказки, только сказки страшной — один из способов работы с сюжетом.
В «изнаночном» Ленинграде Шурка становится невидимкой, люди, трамваи, лошади и машины проходят сквозь него. В сером доме, населенном детьми Ворона, детей кормят слизью, порядком там ведает жуткая Тумба, и выбраться из дома можно только с помощью Крысы, пройдя через туман и кромешный мрак. Эти ужасы могут оказаться подростку едва ли не более понятными и интересными, чем сюжет книги. Сама Юлия Яковлева говорит, что «Ленинградские сказки» должны оказаться близки тому читателю, который любит Нила Геймана и Стивена Кинга — фантастов, работающих с детством и ужасным. Именно дети живо ощущают проницаемость нашего мира, зыбкость границы со сверхъестественным, ведь они сами — существа пограничные, еще не вошедшие в мир взрослых и потому «недочеловеки», согласно фольклорным традициям разных культур. Ребенок — властелин двух миров, на этом приеме и основаны сказки, фэнтези, фантастика. Школьнику эта литературная традиция прекрасно знакома — не обязательно по «Истории с кладбищем» или «Коралине» Нила Геймана, «Оно» Стивена Кинга, а даже по школьной программе, в которой есть «Черная Курица» Одоевского.
Популярность «Дома странных детей мисс Перегрин» Ренсома Риггза или сериала «Очень странные дела» — современные подтверждения известного факта, что переживание и осмысление ужасного является неотъемлемой частью взросления.
«Мне кажется, традиция страшного — традиция подростковой детской литературы, и ей гнушаться неправильно. Роальд Даль своим инстинктом гениального сказочника совершенно правильно почувствовал: «Насмешите и напугайте детей, это все, что им нужно». Между смешным и страшным и прокладывается тропинка хорошей детской литературы. Романы взросления — третий кит. Смешное, Страшное и Взросление — это то, на чем стоит литература, условно называемая детской, то есть литература о детях и посвященная детям», — Юлия Яковлева
Какие трудности подстерегают?
Интертекстуальность книги, осознаваемая взрослым читателем, для ребенка, скорее всего, составит большую трудность. Перенасыщенность романа символами, знаками интересна читателю, владеющему тем же культурным кодом, что и автор. Для неаналитического же восприятия текст сложный, перегруженный. Сюжет теряется за все новыми возникающими образами. Наследуемая Яковлевой традиция Петербурга в литературе — от Пушкина и Гоголя до Белого и Битова — соблазн для учителя, Terra Incognita для ученика средней школы. Задача учителя при подаче этой книги — не раскрыть многообразие знаков культуры, использованных в книге, а, на мой взгляд, игнорировать их значение. Пусть глаза и уши в стенах, тошнота Шурки, Крыса в Сером доме останутся для юного читателя фантастическими деталями, тенями и призраками. Понимание всех отсылок не является ключом к прочтению «Детей ворона». Первое знакомство с книгой, возможно, должно быть более чувственным, нежели аналитическим.
Идеи для занятий по повести ждите в рубрике «Конспект урока».
Рубрика: Книжный шкаф
Автор: Яна Окландер
