Итак, что ещё можно сказать? Во-первых, вспомнить то, о чём мне всё время напоминают комментаторы (прямо скажу, что я ничего не забыла), - финал поэмы.
Но кто же более всего
С Натальей Павловной смеялся?
Не угадать вам. Почему ж?
Муж? — Как не так! совсем не муж.
Он очень этим оскорблялся,
Он говорил, что граф дурак,
Молокосос; что если так,
То графа он визжать заставит,
Что псами он его затравит.
Смеялся Лидин, их сосед,
Помещик двадцати трёх лет.
Под конец поэт готовит нам сюрприз: добродетельная «Лукреция» - вовсе не неприступная красавица, а вполне способна завести себе друга сердца.
И так задорно звучат заключительные строки, подводящие итог всему:
Теперь мы можем справедливо
Сказать, что в наши времена
Супругу верная жена,
Друзья мои, совсем не диво.
Мне был задан вопрос, неужели же строгий критик Надеждин пропустил молодого соседа. Конечно же, нет. Вот как он возмущался: «Можно легко поверить, что ей от всего сердца
Смеялся Лидин, их сосед,
Помещик двадцати трёх лет.
Я и сам, хоть не помещик, но завалившись недавно ещё за двадцать три года [Надеждину было 25 лет, и это меня поражает – добро бы написал подобное какой-нибудь жёлчный старикашка!], не могу не разделить его смеха, хотя и не имею на то особых причин, какие вероятно имел он. Но каково покажется это моему почтенному дядюшке, которому стукнуло уже пятьдесят, или моей двоюродной сестре, которой невступно еще шестнадцать; если сия последняя (чего Боже упаси!), соблазнённая демоном девического любопытства, вытащит потихоньку из незапирающегося моего бюро это сокровище?.. Греха не оберёшься!» И написано это совершенно серьёзно!
В Болдинскую осень 1830 года Пушкин работал над статьёй, где давал отпор всем критикам, выступавшим против него (сейчас печатается под названием «Опровержение на критики»). Статья осталась недописанной, при жизни поэта была напечатана лишь небольшая её часть (о «Полтаве»). А ведь в ней Александр Сергеевич отвечает и Надеждину!
С самого начала он отмечает: «”Граф Нулин” наделал мне больших хлопот. Нашли его (с позволения сказать) похабным, — разумеется в журналах, — в свете приняли его благосклонно, и никто из журналистов не захотел за него заступиться » (правда, здесь Пушкин не совсем прав, но об этом чуть позже). И даёт великолепный комментарий: «Эти г. критики нашли странный способ судить о степени нравственности какого-нибудь стихотворения. У одного из них есть 15-летняя племянница, у другого 15-летняя знакомая — и всё, что по благоусмотрению родителей ещё не дозволяется им читать, провозглашено неприличным, безнравственным, похабным etc! как будто литература и существует только для 16-летних девушек! Вероятно, благоразумный наставник не даёт в руки ни им, ни даже их братцам полных собраний сочинений ни единого классического поэта, особенно древнего. На то издаются хрестоматии, выбранные места и тому под. Но публика не 15-летняя девица и не 13-летний мальчик. Она, слава Богу, может себе прочесть без опасения и сказки доброго Лафонтена, и эклогу доброго Виргилия, и всё, что про себя читают сами г. критики, если критики наши что-нибудь читают кроме корректурных листов своих журналов. Все эти господа, столь щекотливые насчет благопристойности, напоминают Тартюфа, стыдливо накидывающего платок на открытую грудь Дорины». И советует вспомнить её замечание (Пушкин даёт подлинный французский текст, я привожу перевод М.Л.Лозинского):
Ужели вам соблазн так трудно побороть
И столь чувствительно на вас влияет плоть?
О вашей пылкости не мне иметь сужденье,
Но я не так легко впадаю в вожделенье
И, даже если б вы разделись догола,
Всей кожей, что на вас, прельститься б не могла.
Вот эти рассужденья Пушкина о ханжестве критиков, ужасающихся при чтении поэмы: «Молодой человек ночью осмелился войти в спальню молодой женщины и получил от неё пощёчину! Какой ужас! Как сметь писать такие отвратительные гадости? Автор спрашивал, что бы на месте Натальи Павловны сделали петербургские дамы: какая дерзость!» - ничего не напоминают из нашей современности? Я сразу почему-то вспоминаю маркировку на книгах: 16+, 18+ - и это на произведениях, включённых в школьную программу!
Впрочем, и тогда нашлись люди, давшие отпор Надеждину. В том же 1829 году в журнале «Вестник Европы» его сравнили со Свиньёй из одноимённой басни И.А.Крылова, которая заявила про барский двор:
Всё только лишь навоз, да сор;
А кажется, уж, не жалея рыла,
Я там изрыла
Весь задний двор.
И напомнили крыловскую мораль:
Не дай бог никого сравненьем мне обидеть!
Но как же критика Хавроньей не назвать,
Который, что́ ни станет разбирать,
Имеет дар одно худое видеть ?
Смех вызвало и другое замечание Надеждина: «Удивительно ли после того, что мастерское изображение влюблённого кота, в пылу неистового воспылания страсти цап-царапающего свою любимицу, могло составить занимательную эпизодическую картину в одном из пресловутейших пиитических наших произведений?». Посетовав: «Жаль, что в эти лета он или близорук или опрометчив, и не может отличить кошки с мышью: иначе он не сделал бы той грубой ошибки, которую поместил в примечании к своей критике на Графа Нулина», - ему посоветовали «надеть очки, читать повнимательнее, помнить прочитанное и писать не наобум». А сам Александр Сергеевич лишь поиронизировал: «В “Вестнике Европы” с негодованием говорили о сравнении Нулина с котом, цапцарапствующим кошку (забавный глагол: цапцарапствую, цапцарапствуешь, цапцарапствует). Правда, во всем “Графе Нулине” этого сравнения не находится, так же как и глагола цапцарапствую; но хоть бы и было, что за беда?»
Считаю необходимым заметить, что даже пресловутая «Северная пчела» в статье, подписанной «Ф.Б.» (не сам ли Булгарин?) назвала поэму «пиесой нравственной, в полном смысле слова. Граф Нулин изображен в таком виде, что ни один юноша не захочет быть на него похожим». Не смогу не привести оттуда ещё один фрагмент характеристики графа: «Он бранит свое Отечество, выхваливает одну Францию и в полноте своего невежества и глупости думает, что ему только следует открыться в любви, чтобы получить взаимное признание (когда я пишу сии строки, у меня так и мерещится перед глазами толпы Нулиных, в которых у нас нет недостатка)». И – оценка: «Быстрота в слоге, блеск в изображениях переменяющихся на сцене лиц и картин, весёлость, лёгкость рассказа, плавность и гладкозвучие стихов поставляют сию пиесу в число первоклассных произведений поэзии».
Неудивительно, что поэму высоко оценили и П.А.Плетнёв («прелестная пиеса»), и М.П.Погодин («какая зрелая и легкая кисть! Какой верный глаз, зорко уловляющий малейшие подробности в описании»), и О.М.Сомов («повесть Пушкина… останется в памяти у людей, которые умеют оценивать и любить прелестные игрушки Поэзии»). И великолепная оценка петербургской газеты «Бабочка»: «В этой повести всё превосходно : живость рассказа, очерки лиц, изображение местностей. Она может служить образцом остроумия и утончённого вкуса. Если бы в наше время жил еще старичок Вольтер, то, верно, он не отказался бы подписать имя свое под повестью Граф Нулин – Пушкина молодого [напоминание о “старом” Пушкине – Василии Львовиче]».
Что ж, думаю, нам остаётся только присоединиться к этим оценкам.
******************
И напоследок – о ещё одном воплощении «Графа Нулина».
Экранизаций поэмы, насколько мне известно, нет. И слава Богу! По-моему, это как раз тот случай, когда без пушкинского слова не получится попросту ничего. Я, конечно, не имею в виду блистательный мини- и моно- спектакль, разыгранный С.Ю.Юрским, - тут изумительно всё.
Однако существует очень любопытная интерпретация поэмы. В 1941 году Б.В.Асафьев написал балет «Граф Нулин», на сцене успеха не имевший (может быть, сказалось время создания?). А в 1959 году балетмейстер В.А.Варковицкий использовал его музыку для создания первого на советском телевидении телефильма-балета с участием звёзд Большого театра. Запись балета легко можно найти в интернете, а для иллюстрации – кадр из него. В главных партиях -О.В.Лепешинская и С.Г.Корень:
Ну вот, пожалуй, и всё о поэме. До новых встреч!
В статье использованы иллюстрации К.А.Клементьевой
Если статья понравилась, голосуйте и подписывайтесь на мой канал.
«Путеводитель» по всем моим публикациям о Пушкине вы можете найти здесь
Навигатор по всему каналу здесь
